Заработала единая точка входа для всех подписных ресурсов Библиотеки, доступных дистанционно, без посещения. Как воспользоваться


Экспозиция Музея книги закрыта в связи с началом реставрационных работ.


В связи с проведением ремонтных работ в помещениях хранения отдела диссертаций временно не выдаются оригиналы диссертаций за 2014–2019, 2024 годы.

Спросите библиотекаря

Литература и искусство 1996

Популярный библиографический справочник
Подготовлен в Отделе исследования чтения, пропаганды книги и рекомендательной библиографии в 1997 г.
Электронная версия: 2002

Авторы-составители разделов:

Редактор: С. П. Бавин

Содержание

ПРЕДИСЛОВИЕ

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА


ПРОЗА

Новинки отечественного детектива

Новинки отечественной мелодрамы

Новинки отечественной фантастики

ПОЭЗИЯ

ДРАМАТУРГИЯ. КИНОДРАМАТУРГИЯ

ИНОСТРАННАЯ ЛИТЕРАТУРА


ПРОЗА

ДРАМАТУРГИЯ

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ

ИСКУССТВО


Изобразительное искусство. Архитектура

Музыка

Театр

Киноискусство

Эстрада

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предлагаемый вашему вниманию очередной выпуск популярного библиографического ежегодника "Литература и искусство'96" содержит выборочную информацию о наиболее заметных первых публикациях в издательствах и литературно-художественных журналах Москвы и С-Петербурга произведений отечественной и иностранной художественной литературы, популярных работ по литературоведению, книг и альбомов по искусству, вышедших в свет в 1995-96 гг. В качестве "новинок" для российского читателя рассматриваются также произведения русских писателей-эмигрантов, изданные ранее за рубежом, но впервые напечатанные в нашей стране.

Дифференцированный отбор из литературного потока обусловлен популярным характером справочника, ориентированного на широкие круги любителей литературы и искусства. Информация состоит из полного библиографического описания изданий и аналитических аннотаций, дающих представление о содержании, тематике и основных проблемах рекомендуемого произведения, а также минимально необходимые сведения об авторе. В тех случаях, когда то или иное произведение получило развернутую оценку в прессе, указаны рецензии.

Теперь, по традиции, несколько слов о состоянии литературы года с точки зрения авторов ежегодника.

Общая картина журнальных публикаций и книжных изданий отечественной прозы 1996 года, несмотря на прогнозы, предвещавшие оскудение литературной нивы и крах "толстых" журналов, оказалась весьма разнообразной. Аналитикам текущего литературного потока современной русской прозы (П. Басинскому, А. Латыниной, А. Немзеру и др.) не приходилось скучать в ожидании новых произведений, способных заинтересовать и критику, и читающую публику. Оценки одних и тех же явлений часто оказывались прямо противоположными, но страсти, кипевшие вокруг многих литературных имен и произведений, сами по себе интересны и поучительны. В целом то, что А. Немзер назвал "литературной физиономией минувшего года", по сути, представляет собой конгломерат, в многослойном потоке которого можно увидеть все основные краски, мотивы, тенденции современного литературного процесса, найти чтение на любой вкус.

Наиболее "знаковыми" произведениями этого года стали романы В. Пелевина "Чапаев и Пустота" и Д. Липскерова "Сорок лет Чанчжоэ", таящие в себе, по словам Р. Арбитмана, немало сюрпризов - "к удовольствию ценителей интеллектуальных экзерсисов". Смещение временных пластов и общих фантасмагорических ситуаций - лишь малая толика информации о творческой манере этих авторов, ставших претендентами на литературную премию Букера за лучший роман 1996 г. Номинанты Букеровской премии, выбирая самые примечательные романы года, включили в список также новые вещи известных писательниц - Л. Улицкой "Медея и ее дети" и Г. Щербаковой "У ног лежачих женщин" - семейные драмы о любви, на которой от века держится мир.

Одним из "авторов года" может быть назван и А. Азольский (повести "Клетка", "Война на море") - "злой, беспощадный, безысходный мир прозы" которого оказался созвучным настроениям и тревогам сегодняшнего момента.

Множество драматических, а порой и трагических аспектов текущей жизни, приковывающих внимание современных писателей, заставляет усомниться в старинном определении литературы как изящной словесности. В этом смысле до боли разнообразна проза, в которой затрагиваются проблемы личности на фоне социальных катаклизмов, межнациональных конфликтов, проблем современной армии, криминальных "разборок". Среди наиболее заметных - "Свалка" С. Антонова, "Цепной щенок" А. Бородыни, "До встречи в раю" и "Зеленое на черном" С. Дышева, "Гувернер" С. Есина, "Труп твоего врага" М. Панина, "Секта" Е. Парнова, рассказы и сказки Л. Петрушевской, "Гибель гитариста" А. Слаповского, "Здесь я!" И. Фридберга, "Ныне отпущаеши..." А. Эбаноидзе.

В лучших реалистических традициях отечественной психологической прозы написаны рассказы Б. Екимова, тонко показавшего неутраченную человеческую сущность наших современников, а в произведениях Г. Петрова "Мать Кирсана-плотника" и А. Казанцева "Озарение Нострадамуса" реализм становится призрачным, окрашивается сильной тягой к объяснению жизни чудесами и пророчествами.

Другую правду о нашей действительности, выразившуюся в остром слове, анекдотах, байках, доносят до читателя книги М. Веллера ("Легенды Невского проспекта", "Хочу быть дворником") и, отчасти, биографические записки Л. Штакельберга "Пасынки поздней империи".

Заботы нынешней русской эмиграции, драмы людей, которые столкнулись в "свободном мире" со множеством мировоззренческих и психологических проблем, запечатлены в романе Д. Рубиной "Вот идет Мессия!", в публикациях Д. Савицкого "Тема без вариаций", М. Умнова "Коан Нью-Йорка", а также в "израильских записках" известного актера театра и кино М. Козакова "Третий звонок".

Свой вклад в осмысление современного состояния общества внесли признанные мастера художественной прозы - А. Солженицын ("На изломах") и С. Залыгин ("Свобода выбора", "Моя демократия").

Заинтересованный читатель, конечно, не прошел мимо новых публикаций таких маститых авторов, как В. Астафьев ("Обертон"), Ф. Искандер ("Чик чтит обычаи", "Жил старик со своею старушкой", "Золото Вильгельма", "Мимоза на Севере", "Мальчик и война", "Авторитет"), Г. Владимов (дополнительная глава к роману "Генерал и его армия").

Достоин отдельного упоминания весьма дискуссионный роман Ю. Буйды "Ермо", иронично представивший духовный мир творческого человека как постоянную борьбу "искусства" с "действительностью" и придавший образу главного героя черты многих мастеров слова, в том числе В. Набокова и И. Бунина.

Значительное место в литературном потоке 1996 г. занимают произведения исторической тематики. Роман И. Ефимова "Не мир, но меч: Хроника времен заката" - об эпохе падения Римской империи; роман А. Сегеня "Тамерлан", стилизованное жизнеописание Ю. Волкова "Ольга", посвященное легендарной киевской княгине, правившей в Х в.; "рассуждение" А. Архангельского о русском императоре Александре I "Блуждающий огонь"; повесть Л. Бородина "Царица Смуты" о Марине Мнишек. Эпоха смутного времени на Руси привлекла и В. Пьецуха, создавшего пародийно-фантастическое повествование "Государственное Дитя". С 1993 г. продолжает публиковать собственную концепцию истории славянских народов А. Ананьев в главах из книги "Призвание Рюриковичей, или Тысячелетняя загадка России". Отдельно стоит упомянуть молодого А. Уткина ("Хоровод"), предложившего читателям неспешные, окрашенные ностальгической дымкой картины "нашей очаровательной старины" - быта и нравов русского общества 30 - 40-х гг. ХIХ в.

Не должна пройти мимо внимания читателей биографическая повесть Ф. Горенштейна "Летит себе аэроплан" - "свободная фантазия по мотивам жизни и творчества Марка Шагала".

Легко заметить, что уже не первый год художественную литературу, особенно в журналах, заметно потеснила документальная и мемуарная проза. Читатель с острым интересом обращается к живому факту, к личным свидетельствам известных людей. Критик Н. Иванова даже посетовала, что писатель-профессионал становится фигурой для литературы не совсем обязательной. Актерские мемуары пополнились в 1996 г. работами М. Козакова ("Третий звонок"), В. Рецептера ("Прощай, БДТ"), Н. Мордюковой ("Записки актрисы"), Т. Дорониной ("Дневник актрисы"), И. Смоктуновского ("Меня оставили жить", "Быть!"). Заметны были и писательские автобиографические заметки, дневники, эссе, письма, архивные материалы: "Дневники" Ю. Нагибина, "В соблазнах кровавой эпохи" Н. Коржавина, "Славный конец бесславных поколений"А. Наймана, "Как трудно даются иные дни" И. Дедкова, "Что написано пером" С. Викулова, "Кляксы на старых промокашках" В. Конецкого, "Из парижских тетрадей" В. Некрасова, "Мяч, оставшийся в небе" Н. Матвеевой, "Убегающий от печали" Г. Семенова, "История одной влюбленности" М. Харитонова, "Дороги и дни", "Послесловие" Е. Ржевской и др.

Особую страницу в публикациях года составили материалы, посвященные Б. Пастернаку: его переписка с Евгенией Пастернак и Ниной Табидзе; воспоминания Е. Б. Пастернака и Н. Любимова “Из книги "Неувядаемый цвет"”.

Подлинным драматизмом увлекают воспоминания Е. Мещерской "Жизнь некрасивой женщины", которой вместо блестящей судьбы после 1917 г. была уготована вечная борьба за существование - в лагерях и коммуналках. По открытым архивным материалам написаны документальные заметки В. Шенталинского ("Свой среди своих. Савинков на Лубянке" и др.) и "Плач по Вениамину" А. Нежного - история громкого судебного процесса начала 20-х гг. над ленинградским митрополитом Вениамином (Казанским) и рассуждения автора о православной вере. Достойна внимания еще одна книга, связанная с осмыслением веры, на этот раз мусульманской - художественно-документальное повествование Р. Бухараева "Дорога Бог знает куда".

Заключает разговор о новинках отечественной прозы, напомним, что довольно подробный анализ ее ("Взгляд на русскую прозу в 1996 году") предложен А. Немзером в журнале "Дружба народов" (1997. № 2. С. 165186). В этом же журнале (1997. № 1. С. 174-198) можно познакомиться с субъективными, иногда неожиданными суждениями о "литсобытии-96" известных сегодня литераторов и критиков (среди опрошенных: А. Азольский, И. Клех, О. Павлов, А. Сергеев, С. Липкин, С. Федякин, П. Николаев и др.). Н. Иванова в статье "Накопитель" (Дружба народов. 1997. № 7. С. 189-201) продолжила изучение основных тенденций текущего литературного потока.

Особый пласт в книжной продукции года образуют серийные издания, предназначенные для любителей "просто отдохнуть" за книгой. Информацию о том, что нового в развлекательных жанрах появлялось на книжных прилавках, можно найти в специальных библиографических обзорах "Новинки отечественного детектива", "Новинки отечественной мелодрамы" и "Новинки отечественной фантастики", заключающих раздел "Отечественная проза".

Раздел отечественной поэзии продолжает знакомить читателей с поэтами всех трех волн эмиграции. В этом году вышли первые на родине сборники стихов Р. Блох, К. Кузьминского, новая книга Ф. Розинера, стихи и поэмы В. Казакова. Не менее любопытны подзабытые поэты 20 - 30-х годов - такие, как имажинист А. Мариенгоф и рапповец В. Муравьев, по разным причинам многие годы писавшие стихи "в стол" - для себя и самых близких. Ценители современной авангардной поэзии найдут немало интересного среди новых изданий С. Кековой, А. Кудрявицкого, Е. Сабурова, Д. Пригова, А. Пурина, В. Эрля. Многие из этих поэтов в недавние "застойные" годы были вынуждены находиться во внутренней эмиграции. Многочисленным поклонникам жанра бардовской песни адресованы сборники песен В. Долиной и старейшего питерского барда В. Вихорева. С новой для читателя стороны открывает талантливого актера и режиссера книга "Стихи Ролана Быкова". Читатели старшего поколения с волнением прочтут книгу стихов М. Лисянского "Диалог", написанную им в последние годы жизни.

Новинки современной драматургии и кинодраматургии не отличаются каким-то особым интеллектуальным "градусом"; в целом произведения отражают общее состояние отечественной словесности. Из наиболее громких, получивших широкую прессу произведений следует назвать сценарий А. Алиева, С. Бодрова и Б. Гиллера "Кавказский пленник" (своеобразный "римейк" одноименного произведения Л. Толстого, не имеющий ничего общего с прошлогодним рассказом В. Маканина "Кавказкий пленный", хотя оба посвящены военному конфликту в Чечне); Э. Рязанова и А. Тимма "Привет, дуралеи!" и П. Чухрая "Вор". Показательным "смехом сквозь слезы над отечественным кинематографом" представляется сценарий Г. Горина "Трехрублевая опера". В разделе представлены произведения о нашей современной действительности (К. Драгунской, М. Задорнова, А. Миндадзе, А. Слаповского, Федотова, И. Фридберга и др.), художественно-биографические (С. Рассадина "Надя и Ося", В. Розова - "Гофман" и А. Тарковского - "Гофманиана"); нашлось, как обычно, место для пьес и сценариев, авторы которых с различной степенью углубленности осмысляют советский период истории нашего общества ("Чешское фото" А. Галина, "Лузган" А. Зорина, "Нам целый мир чужбина" Ю. Эдлиса; отдельно следует упомянуть посмертно опубликованную пьесу А. Салынского "Отцвели уж давно хризантемы.., или Русская рулетка": она вошла в состав единственного в 1996 г. выпуска журнала "Театр", целиком посвященного жизни и творчеству этого известного советского драматурга). Историческая тематика в этом году преломляется через призму размышлений о духовном мире человека, способного противостоять государственной идеологии ("Потусторонние путешествия" Ф. Горенштейна, "Если бы все датчане были евреями" Е. Евтушенко, "Сахалинская жена" Е. Греминой. Отдельного упоминания заслуживает чувственно-эротическое переложение библейского сюжета об Иакове, предпринятое молодым драматургом Н. Птушкиной - "Овечка", а также созданная совсем в ином ключе, оригинальная по идее философско-лирическая пьеса П. Гладилина "Тачка во плоти" - о любви женщины к своему автомобилю.

Компактный раздел иностранной прозы представляет в этом году вполне читабельную, достаточно ровную, добротную литературу. Причем, уровень ее, за малым исключением, выше среднего. Большинство отобранных авторов имениты и хорошо знакомы нашему читателю. Многие из предлагаемых произведений также проверены временем. Переводчики извлекли "из закромов" роман почти шестидесятилетней давности К. Ишервуда и еще более древнее творение Т. Уайлдера, роман Г. Грина пятидесятых и бесконечно громоздкое повествование Г. Грасса, написанное в шестидесятые. Этим же десятилетием датирована печальная книга о стариках А. Бьой Касареса "Дневник войны со свиньями".

Незнакомцем для нас неожиданно оказался немолодой и известный американский прозаик У. Кеннеди. "Железный бурьян" - первый переведенный роман. Глубиной восприятия действительности и мастерством рассказчика обращает на себя внимание доселе не публиковавшийся у нас "американец из глубинки" К. Маккарти. Кроме того, по горячим следам вышло "Французское завещание" нашего бывшего соотечественника Андрея Макина, творящего теперь по-французски.

Литература, представленная в разделе, доступна в этом году каждому любопытствующему. Прежде всего, благодаря отсутствию сложных постмодернистских текстов, превалирующих в последнее время. Легки для восприятия как ранний Голдинг, так и поздний Дюрренматт. Пожалуй, лишь написанная как аналог роману В. Буковски "Макулатура" кафкианская история Т. Конвицкого "Чтиво", да свойственное Д. Фаулзу трудно определимое по жанру повествование "Червь" выпадают из общего стройного ряда.

Темы тоже - на любой вкус. Всепоглощающая, почти каноническая страсть Лоуренса соседствует с развеселой любовной игрой по-голивудски Аниты Лус. Классический английский детектив К. Эрд и во всех отношениях приятные истории о сыщике Фредерике Дрюме норвежца Г. Нюгордсхауга не без успеха противостоят запутанным политическим и кастовым убийствам в бестселлерах американцев Н. Демилля и Д. Гулд. Не оставят равнодушными и женские истории старого француза Жироду и молодой американки Бекитт. И, конечно, особого упоминания заслуживают две части имевшего огромный успех романа "Красная Азалия. Жизнь и любовь в Китае", принадлежащего перу американской писательницы, бежавшей из коммунистического Китая, Аньци Минь.

Таким образом, произведения, вошедшие в 1996 г. в раздел "Иностранная литература", можно назвать отборными, что в полной мере относится и к переводу древнейшего памятника китайской словесности Гань Бао, и к книге скандинавских писательниц о женщинах-викингах "Девы битв", и к очаровательным рассказам о животных английского писателя-ветеринара Д. Хэрриота.

В разделе "Литературоведение" следует обратить внимание на изданный в России "Лексикон русской литературы ХХ века" немецкого слависта В. Казака, где кроме персонального ряда писателей, имеет место информация о литературных течениях, группировках, литературных журналах. Настоящее издание - одно из наиболее полных справочников современного состояния литературы.

На сегодняшний день уже достаточно исследований по серебряному веку русской литературы; среди них - сборник "Серебряный век русской литературы", подготовленный в МГУ. Научные исследования соседствуют здесь с архивными публикациями поэтов, писателей, философов рубежа ХIХ-ХХ веков.

Архивные материалы - это всегда интересно. На их основе Н. Примочкина продолжает исследовать духовный и творческий путь М. Горького в 20-е годы ("Писатель и власть: М. Горький в литературном движении

20-х годов"), а Н. Кудрова все еще пытается разгадать тайну гибели М. Цветаевой ("Гибель Марины Цветаевой").

Из работ по отечественной классике можно выделить исследования С. Павлинова о самом известном и самом загадочном произведении Гоголя (“Тайнопись Гоголя: "Ревизор"”) и биографию Ивана Крылова, написанную В. Коровиным.

Раздел о книгах искусствоведческой тематики тоже традиционен. Продолжаются републикации классических трудов - таких, как "Всемирная история искусств" П. Гнедича, "История русской живописи в ХIХ веке" А. Бенуа, "Иллюстрированная энциклопедическая библиотека", представляющая контаминацию "знаменитых" художественных энциклопедий. Полезны и интересны справочные издания по истории искусств разных времен и народов - "500 мастеров зарубежной классики", "300 имен зарубежного искусства", терминологические словари "Традиционное искусство Востока" и "Стили в искусстве" В. Власова, многоплановое исследование Л. Рапацкой “Искусство "серебряного века"”.

Среди книг по архитектуре и градостроительству примечательны работы И. Бусевой-Давыдовой и М. Нащокиной о Москве, С .Заварихина и Ю. Овсянникова о Петербурге, В. Несина и Г. Сауткина о дворцово-парковом ансамбле Павловска.

Из книг мемуарно-биографического характера следует выделить авторизованную биографию и мемуары археолога, много лет возглавлявшего музей "Эрмитаж" Б. Пиотровского "Страницы моей жизни", художника В. Цигаля "Встречи в пути", сборник воспоминаний об архитекторе-реставраторе П. Барановском, биографию Саввы Мамонтова, написанную Е. Арензоном, продолжение публикации литературного наследия Н. Рериха ("Листы дневников").

В перечне книг о театре и кино на первом месте, как обычно, жизнеописание звезд сцены и экрана. Это книга Н. Берковской о М. Бабановой, переписка актрисы МХАТ А. Степановой и драматурга Н. Эрдмана, сборники воспоминаний о Г. Козинцеве и С. Герасимове, книга В. Книппера "Пора галлюцинаций" об истории его прославленной семьи, в том числе об О. Книппер-Чеховой и О. Чеховой, мемуары актеров - "Артист без грима" А. Бениаминова, "Звезды и созвездия" Я. Малютина, кинорежиссера И. Хейфица "Пойдем в кино!"

Опубликована художественная биография звезды Голливуда Грейс Келли "Княгиня грез" Р. Лейси.

Среди справочных изданий заслуживают внимания исчерпывающий труд В. Вишневского "Документальные фильмы дореволюционной России. 1907-1916", третья книга из серии аннотированных каталогов "Советские художественные фильмы", биобиблиографический справочник "Звезды Голливуда".

Музыковедческая тематика, если не брать специальные издания, тоже представлена по-преимуществу биографическим жанром. Это книги С. Яковенко "Волшебная Зара Долуханова", Р. Нижинской "Вацлав Нижинский", С. Хентовой "В мире Шостаковича", мемуары педагога и дирижера И. Мусина "Уроки жизни". Музыка средневековой Европы - тема монографии М. Сапонова "Менестрели"; история создания и судьбы балета П. Чайковского "Щелкунчик" описывается Г. Добровольской.

Не без труда добравшись до финальной части обзора новинок минувшего литературного года, попрощаемся с ним. И множество новых публикаций ждет читателя на библиотечных полках. Поэтому откроем журналы, положим на стол стопки книг. Что там печатают сегодня?..

Авторы ежегодника надеются, что предложенный материал окажет посильную помощь читателю как в свободном выборе книг для чтения, так и для формирования представления о литературе года.

Оценки, а также замечания и предложения по совершенствованию справочника "Литература и искусство" авторы с благодарностью примут по адресу:

101000 Москва, ул. Воздвиженка, 3. Российская государственная библиотека. Отдел библиографической организации чтения и социологии библиотечного дела.



ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА


ПРОЗА

Азольский А. Война на море: Повесть // Знамя. - 1996. - № 9. - С. 12-45.
Азольский А. Клетка:
Повесть // Новый мир. - 1996. - № 5. - С. 6-66; № 6. - С. 144-168.

"Мир прозы Азольского - мир злой, беспощадный и безысходный", - пишет Евг. Ермолин в большой статье "На нелегальном положении: Авантюристы советской эпохи в прозе Анатолия Азольского” (Лит. газ. 1996. 28 авг. № 35. С. 4). Действительно, вся проходящая перед читателем жизнь героя повести "Клетка" - уроженца Ленинграда Ивана Баринова - калейдоскоп жестких ударов судьбы, история отчаянной борьбы за выживание. Чего только не довелось пережить герою повести: грудным младенцем его пытался придушить забравшийся в квартиру грабитель, мальчиком он видел страх родных перед ленинградскими "чистками" конца тридцатых годов, юность прошла в партизанском отряде, его мучили и расстреливали гитлеровцы. Но самое страшное началось в послевоенные годы, когда он, тогда уже офицер НКВД, волей случая, а точнее по вполне объяснимой роковой закономерности, оказался жертвой человеческой непорядочности и злого умысла, бросивших его в пучину новых испытаний, заставив действовать вопреки уголовному кодексу, жить под чужим именем, скрываясь от властей, даже близких людей не посвящая в свои дела. Это нелегальное существование, полные опасностей приключения и схватки с тайными и сильными противниками - нисколько не угнетают героя повести. Он словно заряжен мощной энергией и, избрав для себя дорогу неподчинения сложившимся правилам и устоям жизни, настойчиво идет по этому пути, будто уже и не мыслит для себя другого существования. Единоборство режима и человека становится основной темой повести. Иван Баринов один из тех героев А. Азольского, которые, по определению Е. Ермолина, упорно реализуют себя в "ненадежном мире лжи и провокации, обмана и предательства, чают надежности, пытаются выйти к истине". Несмотря на все тяжкие, головокружительные перипетии судьбы, он совсем не загнанный зверь, а человек, наделенный незаурядной внутренней свободой. Жить для него значит - реализовать эту свободу, даже если при этом надо рисковать самой жизнью.

Жестко написанная повесть "Война на море", действие которой происходит в марте 1942 года, - вовсе не о схватках наших моряков с вражескими кораблями. Этот напряженный, похожий на документальную хронику текст воспроизводит подробности трагедии, разыгравшейся в северных водах, когда в открытом море во время десятибалльного шторма потерпел аварию построенный незадолго перед началом войны советский эскадренный миноносец. Он просто развалился на части, потому что в самом проекте корабля была заложена роковая ошибка: кому-то в Москве пришла в голову блажь, спроектировать для Балтики и Севера эсминец, взяв за образец быстроходные итальянские корабли, приспособленные к "тихому курортному плаванью" в водах Средиземного моря. Постепенно вырисовывается страшная картина бедствия, свидетелем которого оказалось находившееся поблизости другое наше военное судно. Его экипаж сделал все возможное для спасения товарищей. Драматизм ситуации, обрисованной с редкостной правдивостью и точностью деталей, заключается вовсе не в том, что кто-то погиб, кто-то испугался, а кто-то повел себя как герой. Главная трагедия здесь в том, что существовавший в стране режим, органы безопасности, борьба за честь мундира делали спасение людей нежелательным. Следствие же (отрывками из протоколов допросов свидетелей перемежается текст) было направлено только на то, чтобы скрыть действительные факты, сведя случившееся к вражеской диверсии, в которой обвинялись те, кто до конца выполнил свой служебный долг и остался на тонущем корабле. Повесть А. Азольского актуальна и для наших дней. Очень похоже, что по той же схеме расследуются и многие сегодняшние трагические происшествия, истинные причины которых так и остаются тайной за семью печатями, а вина перекладывается на погибших. Повествование как бы взывает к справедливости, присоединяясь к голосам тех, кто знает правду и не предает честно живших, не дрогнувших перед лицом смерти друзей.

Ананьев А. Призвание Рюриковичей, или Тысячелетняя загадка России
: Версии, основанные на историч. свидетельствах, фактах и документах. Кн. 2 // Октябрь. - 1996. - № 9. - С. 3-67; № 10.- С. 49-144.

Продолжение огромной эссеистической публикации историко-философского характера, начатой главным редактором “Октября” Анатолием Ананьевым в своем журнале в 1993 - 1995 гг. Автор пространно рассуждает о развитии европейской цивилизации, становлении государственности, обращаясь за примерами к античности (Древний Рим, Древняя Греция). В основе мировоззренческой концепции Ананьева - многократно варьируемая мысль о том, что “история в реальной ее действительности - это не история развития и становления человечества, а история становления хищничества как социальной и духовной основы бытия”. Единственной альтернативой этому хищничеству могло бы стать самобытное культурное развитие ветви славянства - “добронравных и миролюбивых племен, не ходивших ни в какие завоевательные походы”; однако насаждаемая “иерархами от исторических и философских наук” идея богоизбранности русского народа, равно как и отказ от исключительно самобытного пути “великой цивилизации, отнятой у нас и задавленной на корню”, способна привести к тому, чтобы “славянство исчезло с лика Земли”. Нет сомнения, что концепция Ананьева, согласно которой “силовая модель” развития цивилизации, “хищничество”, навязанное, по его мнению, еще фараонами Древнего Египта, подавило развитие более поздних (в историческом смысле) народов, “чья цивилизация была обращена к добру, сердечности, состраданию и дружелюбию”, способна вызвать множество скептических, недоуменных и обоснованных критических замечаний. С другой стороны, Ананьев как художник имеет право на собственную трактовку исторических событий сколь угодно широкого масштаба.

Антонов С. Свалка
: Повесть // Дружба народов. - 1996. - № 4. - С. 70-84.

Смысл названия этой небольшой повести Сергея Антонова проясняется далеко не сразу. Поначалу перед читателем эскизно вырисовываются эпизоды судьбы скульптора и художника средней руки некоего Пенкина. Врезавшись в разбегу в “рыночную экономику”, захватившую и сферу искусства, он не без удивления обнаруживает, что наибольшим успехом среди “новых русских” пользуется самый примитивный китч - разукрашенные, приукрашенные портреты. Случайно попав в эту “волну” и не без сомнений переломив себя, он с большой экономической выгодой использует ситуацию. Однако хватает его не надолго. Китч, он же мусор, грозит завалить Пенкина с головой. Укрыться от мусорной лавины негде, хотя он и пытается это сделать. Пригородный поселок, где хотел бы отсидеться герой, работая “официантом в лесу”, и прилегающие к нему территории по чьему-то велению решено превратить... в свалку.

Выживают на свалке - а это уже в стилистике повести напоминает символ новых жизненных отношений - только бомжи. Чтобы финал не выглядел совсем беспросветным, автор позволяет появиться на последних страницах традиционным символам жизни - девочке с большими глазами и беременной женщине; однако они обе явно “не от мира сего”, а потому судьба сего мира, равно как и их судьба, остаются неясны.

Архангельский А. Блуждающий огонь
: Рассуждение об Александре Первом // Дружба народов. - 1996. - № 11. - С. 3-70; № 12. - С. 56-115.

Александр Архангельский, известный критик и литературовед, в своем рассуждении об императоре Александре I (1777-1825), вошедшем в отечественную историю под именем реформатора, пытается создать психологический портрет одного из самых загадочных персонажей, занимавших российский трон. Реконструируя давно прошедшую эпоху, автор опирается на многочисленные документы, переписку, мемуары, исторические исследования (Н. К. Шильдера, В. С. Семевского, А. Н. Пыпина и мн. др.; из современных упомянуты прежде всего Ю. М. Лотман, Н. Я. Эйдельман, С. В. Мироненко, А. Г. Тартаковский и др.). Рассуждения эти, признается автор, складывались в 1991 - 1996 годах и неизбежно способны вызывать исторические аллюзии; впрочем, он надеется, что “параллели, возникающие на страницах книги, суть именно параллели, то есть порождены реальной перекличкой очень далеких эпох, а не навязаны минувшему авторским произволом”.

Астафьев В. Обертон:
Повесть // Новый мир. - 1996. - № 8. - С. 3-51.

“Эта повесть - новый обертон к теме "Так хочется жить". Словом, о тех, кто "прокляты", да вот еще не "убиты". Страшная, но и светлая вещь...”, - так пишет критик П. Басинский в рецензии "Где твоя любимая, товарищ ?" ( Лит. газ. 1996. 25 сент. № 39. С. 4). Повесть "Обертон", время работы над которой обозначено 1995-1996 гг., возвращает читателя к концу Великой Отечественной войны и первым послевоенным месяцам на Украине. Действующие лица и обстановка отчасти знакомы по предыдущей повести В. Астафьева "Так хочется жить" (1994). Только на этот раз разговор идет не о Коляше Хахалине (он присутствует в повествовании только в качестве одного из эпизодических действующих лиц), а о его товарище - таком же молодом израненном солдатике, весной 1945 года комиссованном в нестроевики и направленном на военно-почтовый пункт где-то на Житомирщине или на Подолии. Здесь вчерашние воины оказались под началом своих ровесниц, таких же военнослужащих, которые уже ждали демобилизации и замены, чтобы поскорее вернуться домой.

Это грустная правда о юности поколения, показанная без романтического флера, с болью за тех, чьи молодость, тела и души были изломаны войной, из которой недавние победители выходили в неласковую тыловую жизнь. О том, каким невыносимо тяжелым порой оказывался груз пережитого в военное время, как уже в мирные годы война безжалостно догоняла их, мечтавших о любви и счастье, но так и не сумевших почувствовать себя счастливыми, говорится на страницах повести. Ее герой и спустя десятилетия горько оплакивает тех, кто погиб, бесследно канул ("ни следочка, ни памяти...") в те далекие тревожные годы. Своеобразным эмоциональным камертоном повествования становится включенная в нее народная песня, сложенная во время войны женщинами, угнанными в Германию:

Где твоя любимая, товарищ?
На чужой томится стороне.
Там теперь немецкие солдаты
Ходят по родной твоей земле.

И твоя любимая за марку
Куплена и в дом отведена,
С тряпкой, поломойкой иль свинаркой
Трудится с утра и дотемна.

Рыжая, озлобленная Грета
Бьет хлыстом, кто под руку попал,
По глазам, которые ты где-то
И когда-то жарко целовал.
Бахревский В. Савва Мамонтов:
Докум. повесть // Наш современник. - 1966. - № 6. - С. 68-116.

Аннот. см. на с.

Белинков А. Черновик чувств:
Роман / Вступ. ст. Н. Белинковой-Яблоковой // Звезда. - 1996. - № 8. - С. 37-88.

Долгое время считавшийся пропавшим и лишь недавно извлеченный из архивов ФСБ юношеский роман Аркадия Белинкова (1921-1970) - первое прозаическое произведений талантливого писателя, исследователя литературы, автора оригинальных работ, посвященных творчеству Ю. Тынянова, Ю. Олеши, А. Солженицына. Именно этот роман послужил основанием для ареста автора, в середине 40-х гг. ставшего узником ГУЛАГа, а после освобождения в 1956-м так и не научившегося “шагать в ногу со всеми” и потому в 1968 г. бежавшего на Запад, где ему суждено было вскорости умереть. Белинков считал свой “Черновик чувств” (1943) незрелым и печатать не собирался. Нарушая его завет и решаясь на публикацию, Н. Белинкова-Яблокова указывает на появившиеся в печати ссылки на это произведение и многочисленные подборки цитат из него, искажающие смысл повествования. Как убедится читатель, текст романа совершенно не типичен для литературного потока того времени по живописной красочности языка, усложненной образности, по обилию литературных ассоциаций. Авторская манера, построение повествования, движения мысли и внутренние ощущения героев никак не вписываются в привычные представления о жизни предвоенной Москвы (время действия - первая половина 1941 года). Впрочем, действия как такового в романе нет, здесь прослеживается история нежного, яркого чувства, внезапно возникшего между молодыми людьми. Подчеркивая автобиографическую основу произведения, свидетельствуя о том, что сам Аркадий Блинков в молодые годы “поведением, интересами, даже манерой одеваться” резко выделялся среди своих сверстников - выпускников Литературного института, - что в конце концов и привело к исключению из комсомола, аресту, конфискации романа и получению “срока”, автор предисловия настаивает на том, что этот “роман пятидесятилетней давности” - “фрагмент неофициальной русской литературы советской эпохи, к которому нужно бы относиться более бережно, как того требуют и законы морали, и правила научный публикаций”.

Битов А. Жизнь без нас:
Стихопроза // Новый мир. - 1996. - № 9. - С. 65-99.

Лирический цикл стихов и эссеистической прозы Андрея Битова (р. 1937), впитавшей лучшие особенности оригинальной творческой манеры автора, объединен темой ухода, смерти, прощания с близкими, Двадцатым Веком, со своим поколением (шестидесятников), с недавно еще таким живым, а теперь вдруг оказавшимся “устаревшим” языком и русской культурой. “Смерть как текст” - такую постмодернистскую задачу писатель поставил перед собой и осуществил, соединив лирические заметки, некрологи, эссе, написанные в дни горестных утрат и печальных дат. Этот ностальгический пласт, образовавшийся в судьбе и творчестве, складывается в небольшую целостную книгу, прологом, связующими звеньями и финалом которой служат поэтические строки, придавшие тексту обобщающее философское звучание и завершенность. Очень известные имена (Сергей Довлатов, Иосиф Бродский, Юрий Коваль, Олег Волков, Юрий Казаков, Владимир Максимов и др.) соседствуют здесь с теми, что были ведомы только самому автору, но это лишь усиливает достоверность переживания, делает более полной картину жизни конкретного человека и нашей общей судьбы. Конечно же, поминальные заметки А. Битова даже отдаленно не напоминают стандартные некрологи. Это именно эссе - неожиданные, глубокие по мысли, волнующие откровенные и искренние. Собранные вместе, они развивают тему творчества, судьбы художника, бренности земного существования человека и посмертной памяти о нем. В этот контекст органично вписываются послесловия автора к недавно изданным книгам Михаила Зощенко и Соломона Волкова, новые заметки о феномене В. Набокова.

Бородин Л. Царица Смуты:
Ист. повесть // Москва. - 1996. - № 5. - С. 18-107.

Героиня этой повести Леонида Бородина (р. 1938) - легендарная Марина Мнишек, связавшая свою жизнь и судьбу с Самозванцем Лжедмитрием и в начале ХVII века провозглашенная в Москве русской царицей. Автор показывает ее уже после изгнания поляков из Москвы, когда, несмотря на смерть обоих мужей и коронование на царство Михаила Романова, Марина с отрядом верных ей бояр и казаков скиталась по югу России в надежде вернуть себе русский престол и прежнюю власть. Напрасно преданные ей люди напоминали опальной царице, что народ устал от смуты, и советовали бежать за пределы России, спасая себя и маленького сына. Одержимая идеей борьбы "за справедливость", повторяя, что именно она - "законная царица" и ей по праву принадлежит верховная власть, героиня повести упорно идет навстречу мученическому концу. История гордой полячки, честолюбивые устремления которой завершились полном крахом, под пером Л. Бородина превращается в повествование о драматической судьбе сильной, одинокой, глубоко несчастной женщины, которая, однажды избрав свою судьбу, не отступила от намеченной цели. Вопреки давно сложившейся традиционной трактовке фигуры и поступков Марины Мнишек, автор полон сострадания к своей героине. Пристрастное отношение писателя к его героине очевидно. Он игнорирует многие очевидные факты. И потому у рецензента повести А. Немзера ("Поражение справедливости" // Дружба народов. 1997. № 2. С. 168-169) возникает немало вопросов, адресованных Л. Бородину. И все же преподнесенная писателем версия последних скитаний Марины Мнишек так убедительно и сильно воспроизводит гнетущую обстановку смутного времени, так живо рисует героиню повествования, что шепот знавшего ее монаха: "Бедная", - кажется, готово сорваться и с уст читателей.

Бородин Л. Реку переплыть
// Юность. - 1996. - № 8. - С. 34-45.

Бородин Л. Однажды в отпуске
// Юность. - 1996. - № 3. - С. 20-23.

Леонид Бородин не дает своим произведениям жанрового обозначения. По размеру близкие к рассказу, по сути они являются авторской попыткой осмыслить некие абстрактные нравственно-философские категории, имеющей косвенное отношение к событиям, изложенным в сюжете.

Реальная маленькая речушка в Закарпатье превращается у Бородина в Реку Времени, переплыв которую современный юноша-спортсмен Сергей попадает - пленным советским разведчиком - в 1943 год. Но оказывается, что и то, и другое - всего лишь последовательные воплощения героической души самурая Эномото Кюроку, долгими столетиями, через трудности и страдания идущая к нравственному очищению.

Герой другого произведения, столичный интеллигент однажды в отпуске, отдыхая в деревне у сестры, получил урок высокой нравственности у простого деревенского мужика, к тому же - глухонемого.

Бородыня А. Цепной щенок:
Роман // Знамя. - 1996. - № 1.- С. 8-91.

Новое произведение Александра Бородыни "выстреливает" в читателя целым зарядом раздражающе острых отрицательных эмоций. В нем все неприятно задевает, ужасает, вызывает шок и сопротивление. Автор словно задался целью протащить ко всему равнодушную публику через вопиющие психологические изломы и кошмарную цепь жестоких убийств, погрузить ее в обстановку страха и безысходности, заставить почувствовать себя под прицелом у хитрого и безжалостного врага. Основной фон действия - грузино-абхазский конфликт, в котором обе стороны кажутся заложниками некоего страшного и неотвратимого рока, диктующего законы какого-то почти звериного взаимного истребления. Живописно изображенные автором красоты кавказской природы лишь подчеркивают дикость и противоестественность происходящего, а писательское мастерство и точность фактуры усиливают ощущение мрачного триллера, в который превращается сегодняшний мир. Впрочем, главным в произведении все же является не выявление болезненных тенденций в состоянии общества, а прорисовка того, что происходит с психикой людей, с внутренним миром личности. В этом отношении главный герой романа Ник, безусловно, порождение нашего нездорового времени. Одержимый многими комплексами, подобно Раскольникову, считающий для себя необходимым перешагнуть через кровь убитого им человека, он сознательно устремляется в опасное путешествие по Черноморскому побережью, вовлекая в него свою, вначале ни о чем не подозревающую, мать. Что касается матери, то тут как раз и заключается одна из самых эпатирующих линий произведения. Начитавшийся Фрейда Ник испытывает к ней сильное сексуальное влечение, а она, в свою очередь, твердя о греховности такого поведения, ведет с сыном рискованную игру. Критик А. Латынина, уделив значительное место роману А. Бородыни в одной из своих обзорных статей ("И мясо с кровью, и суп по - вегетариански" // Лит. газ. 1996. 7 февр. № 6. С. 4), находит, что поступки героев, которые "едва избежав смерти на одном месте... тут же сочиняют новое приключение на свою голову", подчинены "логике сна". На ее взгляд, действие романа сильно похоже на компьютерную игру, в которой автор стремится провести человечка невредимым через пространство, где рушатся стены, разверзаются пропасти, гибнут спутники. "Вы, - замечает критик, - конечно, стремитесь довести героя до финала, но если по дороге его все же сразит луч какого-нибудь бластера или сожрет ихтиозавр, тоже не беда. "Once more?" - поинтересуется компьютер".

Буйда Ю. Ермо:
Роман // Знамя. - 1996. - № 8. - С. 6-97.

Буйда Ю. Рассказы
// Октябрь. - 1996. - № 7. - С. 3-13.

Буйда Ю. Три рассказа
// Новый мир. - 1996. - № 8. - С. 136-148.

Подборки оригинальных запоминающихся рассказов Юрия Буйды часто появляются на страницах толстых журналов. В 1996 году в "Новом мире" опубликованы небольшие драматические по содержанию новеллы, посвященные судьбам сегодняшних, забытых и нищенствующих стариков ("Синдбад Мореход", "Казанский вокзал"), и лирический этюд о неразгаданной волнующей тайне, поселившейся на окраине маленького городка женщины ("Пятьдесят два буковых дерева"). Журнал "Октябрь" поместил два коротких, похожих на притчи, рассказа ("Продавец добра", "Рыжий и рыжая") и психологические зарисовки болезненных состояний человека ("Что-то оранжевое", "Вита Маленькая Головка"). Роман "Ермо" - первое крупное произведение этого автора, с которым знакомится читатель. Он построен как жизнеописание достигшего вершин славы писателя-интеллектуала, признанного классика литературы ХХ века, лауреата Нобелевской премии Джорджа Ермо (точнее - Георгия Ермо-Николаева, выходца из русской эмигрантской семьи). Фигура героя произведения вымышленная и как бы вбирает в себя черты многих известных мастеров слова. Во всяком случае текст, густо насыщен цитатами из Набокова и Бунина (и не только их) и построен в набоковской усложненной, требующей расшифровки манере, со многими апелляциями к мировой культуре. Естественно, что этим Ю. Буйда вызывает на себя огонь критики, начинающей сравнивать его сочинение с набоковскими и раздраженно упрекающей автора за банальность суждений и "многозначительность, подменяющую многозначность" (Нигматуллин И. "Китайцы и Фрейд" // Лит. газ. 1996. 25 сент. № 39. С. 4). Иным критикам даже кажется, что писатель самого себя изобразил таким литературным гением. Тем же читателям, которые преодолеют предубеждение и, набравшись терпения, прочитают этот не лишенный таинственной интриги, насыщенный информацией, непростой, но безусловно любопытный текст, вероятно, стоит познакомится со статьей А. Немзера “"Ничто" и "нечто"” (Дружба народов. 1997. № 2. С. 169-172), считающего, что роман Ю. Буйды "красиво и продуманно выстроен с должным стилизаторским мастерством и еле приметной, но от того особенно действенной самоиронией". Мир творческого человека, соотношение вымысла и реальности, искусства и действительности, процесс создания литературного произведения и жизнь художника, из которой он, как вампир, черпает дорогие ему образы, события, переживания, делая их драгоценным достоянием всех и разрушая собственное счастье, - такова основная сквозная тема романа Ю. Буйды.

Бухараев Р. Дорога Бог знает куда:
Книга для брата // Новый мир. - 1996. - № 12. - С. 3-80.

“Мудрец свободен и в тюрьме. Не спорю, но сам я еще не сподобился такого просветления. Мне мешает моя тень: вот она плетется, то спереди меня, то сбоку - в зависимости от источника света, а если идешь прямо на свет, кажется, что твоя тень исчезла. Ан нет - она просто спряталась тебе за спину и не отстает. Поэтому единственный способ избавиться от нее - заиметь источник света в самом себе”. Обретение света высокой духовности в религиозном сознании, таинственные и часто неожиданные пути, которыми человек, иногда сам того не сознавая, идет к Богу, радость приобщения к Истине и соприкосновения с божественным - таковы основные темы этой построенной как исповедь близкому человеку книги. Анализируя свой (весьма своеобразный) жизненный опыт, свои ощущения и переживания, сопоставляя их со священной мудростью Корана, проникновенно повествуя о мусульманской молитве, автор, глубоко и искренне верующий, показывает, как обогатила и укрепила его представления о сущности бытия и предназначении человека религия Ислама.

Равиль Бухараев (р. 1951, в Казани), кибернетик, автор девяти поэтических книг, в конце 70 - начале 80-х гг. печатался в “Новом мире”, в настоящее время - сотрудник русской службы Би-Би-Си; живет в Лондоне.

Веллер М. Легенды Невского проспекта.
- СПб.: Издательский дом “Нева”, 1995. - 480 с.

Веллер М. Хочу быть дворником.
Сборник рассказов. - СПб.: Лань, 1966. - 240 с.

Михаил Веллер (р. 1948) сменил в своей жизни около двадцати профессий. До того, как он обрел статус известного писателя и эмигранта, провел большую часть своей жизни ленинградцем по месту жительства и люмпен-интеллигентом по социальному положению. Место и образ жизни определили жанр этой книги - “Легенды Невского проспекта”. Она резко отличается от “элитарных”, отточенных и изысканных. рассказов Веллера. В основе “Легенд” лежат байки и анекдоты, которые передавались изустно в Ленинграде 70-х - в рюмочных и кафетериях, в курилках и коридорах. “Невский, естественно имеет собственный язык. собственный закон, собственную историю, ...собственных подданных и собственный фольклор, как и подобает, разумеется, всякой мало-мальски приличной стране. Фольклор сей, как и всякий, хранится старожилами и шлифуется остроумцами, метит в канон и осыпается в Лету. Как и всякий, случается он затейлив, циничен, сентиментальный и смешной”, - пишет в предисловии М. Веллер. Раздел “Фантазии Невского проспекта” содержит истории уже и вовсе невероятные.

Отличительная черта книги Веллера “Хочу быть дворником” - стилистическая пестрота, которую сам автор трактует, как многообразие жизни и соответствующее ей многообразие отражения. В рассказе “А может быть, я не прав” автор через лирического героя так объясняет свой замысел: “Всегда хотелось мне выпустить такую книгу, чтоб все рассказы в ней были разные... Сборник рассказов представляется мне не в виде строя солдат, или производственной бригады, или даже компании друзей или семейства за столом, а в виде собрания самых различных людей, по которым можно составить представление о человечестве в целом”. 49 рассказов, представляющих содержание этой “мозаики жизни”, объединены в пять разделов: “Сопутствующие условия”, “А вот те шиш”, “Поправка к задачам”, “Разные судьбы”, “Кухня и кулуары”.

Викулов С. Что написано пером...
// Наш современник. - 1996. - № 9. - с. 3-27; № 10. - С. 12-34; № 11. - С. 11-39; № 12. - С. 8-21.

Публикация приурочена к сорокалетнему юбилею литературно-художественного журнала “Наш современник”, который отмечался в 1996 г. Сергей Викулов (р. 1922) двадцать один год (с 1968 по 1989) был главным редактором этого российского журнала, число подписчиков которого за это время выросло с 11 до 335 тысяч. Автор записок предлагает свою хронику редакционной жизни “Нашего современника”, рассказывая о том, что запомнилось из литературной и общественной атмосферы 70 - 80-х годов. Журнал открыл и ввел в большую литературу целую плеяду талантливых “парней из русской провинции” (в том числе Виктора Астафьева, Валентина Распутина, Василия Шукшина, Бориса Можаева и др.). Особое внимание уделено перипетиям появления на страницах “Нашего современника” произведений, вызвавших бурные споры и недовольство партийного руководства, публикации которых оборачивались для редакции многими “проработками” и гонениями, но оставались заметными вехами его существования: “Нечистая сила” (“У последней черты”) В. Пикуля, “Сороковой день” В. Крупина, “Мужики и бабы” Б. Можаева, “Драчуны” М. Алексеева, “Ловля пескарей в Грузии” В. Астафьева и др. Записки проливают свет и на позиции литературных критиков, так или иначе участвовавших в подготовке журнала или выступавших по поводу произведений, в нем напечатанных (Ф. Кузнецова, Ю. Селезнева и др.).

Владимов Г. За землю, за волю...
// Знамя. - № 2. - С. 8- 27.

Как сказано в авторском примечании, этот материал - еще одна глава из отмеченного букеровской премией 1995 года романа Георгия Владимова (р. 1931) "Генерал и его армия", которая не вошла в журнальную публикацию (Знамя. 1994. № 4-5), а была добавлена при подготовке книжного издания. Композиционнно глава "За землю, за волю..." предшествует главе "Даешь Предславль!" Говоря более определенно, новая глава романа вплотную сталкивает его героев с русскими частями, воевавшими на стороне немцев. Размышления генерала Кобрисова (и самого автора) о Власове и власовцах, о тех, кто "замахнулись оружием на Отца народов", и вообще по поводу людей, ставших "за черту", - главное, для чего написаны эти страницы." Публикация привлекла внимание критики. Но, уделив ей достаточно места в одном из своих обзоров, А. Латынина делает такой вывод: "Владимов есть Владимов, <...>, и все-таки в целом глава ничего существенного в роман не вносит, скорее наоборот - автор лишь разжевывает то, что сказано более емко, а что-то идеологически корректирует (отношение Кобрисова к Власову). Естественно, что журнал никогда не откажет автору знаменитого романа в публикации дополнений к нему. Но, право же, куда больший интерес читателя вызвала бы, скажем, новая повесть Владимова, а не очередное дополнение к роману".

Волков Ю. Ольга:
Повесть // Новый мир. - 1996. - № 2. - С. 27-50.

Юрий Волков (p. 1951, окончил спецшколу при Академии художеств, затем изучал режиссуру) - автор более двадцати пьес, печатавшихся в сборниках "Драматург" и "Сюжеты", и книги стихов и рисунков "Дневник Иродианы" (Изд-во "Студия-69", 1995). В журнале "Знамя" (1995. № 5) была опубликована замеченная читателями и критикой его повесть "Вирсавия" - красочное переложение ветхозаветных библейских сюжетов. Новая повесть - тоже живописно выполненное переложение, на этот раз - русских летописей, исторических легенд и повествований. Она написана от лица киевской княгини Ольги - решительной и жесткой правительницы, умной красивой волевой женщины, с именем которой связано появление первого православного храма и начало христианской Веры на Руси. Энергичный, резковатый, сочный слог, выдержанный в духе древних сказаний, придает особые краски жизнеописанию Ольги, рассказывающей о своих юных годах, прошедших на Псковщине, о жизни с мужем - киевским князем Игорем, о том, как она огнем и кровью покарала древлян - коварных убийц своего супруга. Особое место в повествовании занимают тема правления Ольги на Руси и история ее крещения "в Иисуса Христа", ее отношения с Константинополем. Но силу, власть, интересы государства так нелегко совместить с истинно христианской любовью к отдельному человеку. В этом усматривает автор драму Ольги и драму любого серьезного государственного деятеля. Недаром в уста умирающей героини он вкладывает слова: "Истинно говорю вам: не пугайте ваши народы. Ни одного человека, ни множество - никого. Не насилуйте, не убивайте (какого бы смысла и пользы ради) - тьма встанет. И вся ваша польза исторгнет кровь". А. Латынина (Лит. газ. 1996. 17 апр. № 16. С. 4) называет повесть Ю. Волкова в числе удач февральского номера. Она напоминает, что это не исторический роман, и потому автор здесь "красочно расцвечивает рассказ Нестора, нимало не заботясь о том, что скажут ученые мужи". К достоинствам произведения критик относит и то, что оно "легко читается". И еще одно наблюдение: "В дебри, - пишет Латынина, - автор не залезает. Толкнувшись в Карамзина, я обнаружила, что за пределы сообщенных "последним летописцем" сведений прозаик выйти не стремится. Изящная, тонкая стилизация. Не более. Но и не менее".

Волос А. Жестяная дудка:
Повесть // Знамя. - 1966. № 7. - С. 51-86.

Волос А. Свой:
Рассказ // Знамя. - 1966. - № 5. - С. 122- 138.

Волос А. Три рассказа
// Новый мир. - 1996. - № 9.- С. 109-138.

Андрей Волос родился в 1955 году в Душанбе в семье геолога. По образованию геофизик. Занимался стихотворными переводами с таджикского. Выпустил книгу стихов "Старое шоссе" (1986), книгу прозы "Команда 22/19" (1989). Живет в Москве. Герой рассказа "Свой" - Сережа (Сироджиддин) русский инженер, "заболевший" Востоком. Женившись на таджичке, он искренне пытается вписаться в чужой мир, но безуспешно. Счастье от признания “своим” ему суждено испытать лишь за мгновение до смерти: однажды ночью его убивают, приняв за кулябца.

Повесть "Жестяная дудка" построена по законам лирики. В ней нет длиннот и прозаизмов, а есть какая-то внутренняя мелодия, четкость звучания: своеобразное, возбуждающее интерес вступление, потом несущее совсем иной поворот и сочувственно прочитываемое развитие действия и неожиданный, решенный на пронзительной болевой ноте финал. Герой произведения - поэт Лялин - и сам живет, подчиняясь возникающему где-то внутри и ведущему его голосу: будто играет рядом только им слышимая "жестяная дудка", зову которой он не в силах противиться. Похоже, что эта повесть - о муках творчества, земной судьбе пишущего человека, о том, чем расплачивается он за необходимость поддерживать в себе тот особый нервный непокой и болевую накрутку, при которых только и приходит вдохновение. Два из трех напечатанных в "Новом мире" рассказов ("Собака" и "Таджикские игры") - иронические зарисовки из жизни литератора. Первый - об издержках писательского "богемного существования", второй - "кухня" переводческой работы с упором на специфику "творческого общения" с восточными авторами. Герою рассказа “"Моменты бифуркации" мир представляется огромным часовым механизмом, где каждая шестеренка подчиняется "единому закону, от которого никоим образом нельзя уклониться". Но стройная картина внезапно рушится, когда герой узнает о давно открытых наукой "моментах бифуркации", доказывающих, что жизнь практически непредсказуема. По сути читателю предлагается диагноз болезни, которая может поразить человека в век информатики, превратив его в существо, равнодушное к реальному миру, к своим близким, живущего лишь ради абстрактной идеи. Эту мысль живо иллюстрирует финал произведения, когда возникает эффект, что из головы попавшего в уличную катастрофу героя сыплются на асфальт "миллионы золотых шестереночек".

Горенштейн Ф. Куча
: Повесть // Октябрь. - 1996. - № 1. - С. 70-100.

Горенштейн Ф. Летит себе аэроплан
: Свободная фантазия по мотивам жизни и творчества Марка Шагала // Октябрь. - 1996. - № 8. - С. 3-37; № 9. - С. 89-131.

После ряда художественно-философских обобщений российской действительности Фридрих Горенштейн обратился к биографической фантазии. Жизнь и судьба великого Марка Шагала, разумеется, слишком сложна, чтобы ее могла охватить небольшая публикация, но автор, судя по всему, к этому и не стремился. Основная или большая часть - это детство и юность Шагала - дореволюционный Витебск, Петербург, снова Витебск первых лет Советской власти. Просто великолепна “этнографическая”, если можно так выразиться, часть повествования, посвященная описанию образа жизни, речи, манеры поведения витебского местечкового еврейства. Вымышленные эпизоды и персонажи перемежаются реальными; любопытна авторская трактовка взаимоотношений Шагала со Львом Бакстом, Казимиром Малевичем, Анатолием Луначарским, французскими художниками. Жизнь Шагала в эмиграции привлекла внимание писателя небольшими фрагментами; он показал лишь “вехи”, наиболее существенные, этапные моменты его биографии. Доминирующим мотивом, определившим судьбу художника, Ф.Горенштейн видит его абсолютную, пугающую окружающих уверенность в правильности избранного им пути в искусстве.

Небольшая повесть “Куча” (1982) находится в ряду произведений Горенштейна, посвященных русской провинции. Вполне художественная, увлекательная проза, оставляющая впечатление качественного этюда к большому полотну. Появление и недолгое существование столичного интеллигента, потомственного математика, “в одном из районов Центральной России”, весьма условно и обставлено множеством внешне необязательных рассуждений автора - от судьбы Эвариста Галуа до судеб сельских безграмотных женщин, от размышлений о судьбе языка культуры до местоположения души.

Дедков И. "Как трудно даются иные дни!":
Из дневниковых записей 1953 - 1974 годов // Новый мир. - 1996. - № 4. - С. 173-190; № 5. - С. 135-161.

Критик Игорь Александрович Дедков (1934 - 1994) - один из ярких и самобытных литераторов-шестидесятников. Окончив в 1957 г. факультет журналистики МГУ и не получив возможности остаться в аспирантуре, он уехал в Кострому. Там, "под недреманным оком госбезопасности, перлюстрировавшей его корреспонденцию и осуществлявшей слежку", прошли тридцать лет его литературной деятельности. Поэтому, как говорится во вступительной редакционной заметке, "дневниковые записи Дедкова - это взгляд на жизнь нашу не из окна столичной квартиры или переделкинской дачи, а из российской глубинки... Провинция закалила Дедкова, выработала независимый от столичной и общественной конъюнктуры угол зрения..." Дневниковые записи разных лет, собранные из тетрадей и блокнотов еще в 1992 году, сам автор шутливо называл "мемуарами первой половины моей жизни". "Для меня, - писал И. Дедков, - там много правды. Если кому-нибудь угодно - личной правды. О действительность можно уколоться, как о булавку. Выступит капелька крови. Потом засохнет". Доверительность интонации, отсутствие иллюзий, достоверность фактов и ситуаций - все это погружает читателя в атмосферу эпохи, позволяет увидеть драму умного, честного, талантливого человека, вынужденного жить и работать под гнетом тоталитарного режима. "Как трудно даются иные дни! Заполненные бессильными, бесполезными разговорами - видимостью дела <...> и жизнь вся кажется напрасной, и страшно от мысли, что отдано семнадцать лет этому месту, будто ни на что лучшее не был годен. Вечером сидишь, будто тебя выпрягли, и желанная свобода только здесь, за письменным столом, но ведь и сесть за него в такие вечера непросто. Вся вера в себя, в пользу свою для других - пропадает. Сидишь, как на берегу, на высоком, поджав ноги, над черным пространством и смотришь вперед, и только черноту видишь - ничего более. Вот и выходит: без надежды." Этой весьма характерной записью, сделанной в октябре 1974 года (вскоре после известия о смерти Василия Шукшина), завершается новомирская публикация.

Довлатов С. Малоизвестный Довлатов:
Сборник. - СПб.: АОЗТ “журнал Звезда”, 1995... - 512 с.

Интерес современников к сочинениям Сергея Довлатова в последние годы стабильно высок. Книга “Малоизвестный Довлатов” дополняет самое представительное на сегодняшний день трехтомное издание прозаика. В ней опубликованы: не изданная на родине книга “Марш одиноких”, возникшие в бытность писателя на родине “Две сентиментальные истории” (“Ослик должен быть худым”, “Иная жизнь”), ранние рассказы (“Солдаты на Невском”, “Роль”, “Дорога в новую квартиру”) и рассказы последних лет (“Третий поворот налево”, “На улице и дома”, “Мы и гинеколог Буданицкий”, “Старый петух, запеченный в глине”), цикл рассказов и очерков на литературные темы. Все эти произведения или заново переписаны или отредактированы автором для публикации в русской зарубежной периодике, в частности, в газете “Новый американец”, гглавным редактором которой был сам Довлатов. “Новый американец” был моим любимым детищем. Предметом всех моих надежд. Пышно выражаясь - делом жизни”, - объясняет в предисловии автор.

Эпистолярное наследие представлено разделом “Письма”. В его письмах душевная открытость, доверительность признаний сочетаются с беспощадным остроумием - часто по отношению к близким ему и достойным людям. Среди его адресатов - Людмила Штерн, Юлия Губарева, Наум Сагаловский, Андрей Ариев, с которыми его связывают многие годы дружбы.

“Что отдал - твое”. Эту тысячелетнюю мудрость в полной мере можно отнести к Довлатову - человеку и его творчеству. Об этом - раздел “Приятели о Сергее Довлатове, куда вошли воспоминания, новеллы, эссе, зарисовки В. Кривулина, Л. Штерн, В. Попова, Н. Аловерт и др. Завершает сборник иллюстративный материал: фотографии и рисунки С. Довлатова, его родных и друзей.

Доронина Т. Дневник актрисы
// Наш современник. 1996. - № 4. - С. 164-178; № 5. - С. 127-139; № 6. - С. 161-169.

Несколько фрагментов из автобиографической книги народной артистки России Татьяны Дорониной (р. 1933). Известная актриса театра (БДТ в Ленинграде, Театр им. Маяковского и МХАТ в Москве) и кино (“Старшая сестра”, “Еще раз про любовь”, “Три тополя на Плющихе”) представляет на суд читателей мемуарные записки, в которых рассказывает о своей семье, детских и юношеских впечатлениях, связанных с довоенным Ленинградом, эвакуацией, возвращением в родной город после окончания войны, о годах учебы в студии МХАТ, о преподавателях и однокурсниках. своей “театральной юности”. Своеобразие записок Т. Дорониной в том, что они построены как дневник актрисы, которая, переживая творческий кризис, неудовлетворенность работой (“ничего не репетирую”, “настоящее не радует”) в своем дневнике (записи датированы ноябрем-декабрем 1984 г.), не может писать “о сегодня” и обращается к прошлому. Лишь по отдельным отрывочным строчкам и замечаниям читатель может судить о творческих проблемах, волнующих автора. Особую страницу составляют в повествовании размышления Т. Дорониной о ее отношении к Чехову, его пьесам, о том, что в ее понимании есть Театр Чехова.

Дышев С. До встречи в раю
: Роман // Октябрь. - 1996. - № 2. - С. 3-69; № 3. - С. 13-54.

Дышев С. Зеленое на черном:
Повесть // Юность. - 1966. - № 11. - С. 8-36.

Авантюрно-приключенческий сюжет с элементами гротеска и черного юмора не снижает серьезности затронутой Сергеем Дышевым, бывшим военным журналистом в Афганистане, проблемы существования современной российской армии на территории бывших союзных республик, оказавшихся в результате распада Советского Союза “заграницей”. Так называемая борьба за независимость оборачивается разгулом бандитизма и переделом сфер влияния. Главным аргументом в этой борьбе является, разумеется, оружие. Отстаивая честь русского офицера, честь армии, командиру дислоцированного в “южной республике” российского полка, “сохраняющего нейтралитет”, приходится проявлять талант не только дипломата, но и супермена - в лучших традициях американских боевиков.

Параллельно с этой сюжетной линией развивается и другая, прозрачно намекающая на авторское отношение к происходящему в более широком масштабе. В том же городке, где расквартирован полк, расположены сумасшедший дом и тюрьма; восстание психов, выбравших себе “вождей” и главного врача из своей среды, выплескивается на улицы. Борцы за “суверенизм” распускают уголовников. Воспользовавшись отсутствием полкового начальства и деморализованным духом личного состава, психи, подогреваемые уголовным элементом, захватывают гарнизон и первым делом начинают распродавать военное имущество. Провозглашается республика Подутюр - Полк-Дурдом-Тюрьма. Мало кому удается сохранить трезвую голову во всеобщем сумасшедшем доме; драматично то, что “московским генералам”, по версии Сергея Дышева (которая не сильно отличается от публикаций в средствах массовой информации), не нужен командир полка, свято хранящий часть офицера и не способный бросить на произвол судьбы тех, кто “испокон веков жил на этой земле” и в одночасье стал “инородцем”. И выхода из этой ситуации нет. Гвардии подполковнику остается надеяться только на “встречу в раю”.

“Зеленое на черном”, - написанная в жанре документальной прозы небольшая повесть, раскрывающая один из эпизодов т.н. Чеченской войны - захват заложников отрядом чеченских боевиков. Центральный персонаж ее, бывший “афганец”, военный журналист, умудряется показать события с обеих сторон - из расположения “федералов” и из окопов боевиков. Многое из того, что описывает С. Дышев, знакомо читателям по газетным репортажам. Главный же вывод, к которому приходит автор - за этой войной стояли огромные деньги, а управляли ей демагогия и цинизм.

Екимов Б. Два рассказа
// Новый мир. - 1996. - № 2. - С. 3-22.

Екимов Б. На распутье
// Новый мир. - 1996. - № 6. - С. 169-184.

Екимов Б. Память лета:
Рассказы // Наш современник. - 1996. - № 1. - С. 121-127.

Екимов Б. Рассказы
// Новый мир. - 1996. - № 10. - С. 3- 23.

"Каждодневные кошмары сегодняшней России" настолько заполонили все литературное пространство, что, казалось бы, читателя уже ничем не удивить. Но подборку рассказов ("Возле стылой воды", "Чикомасов", "Котенок на крыше", "Продажа") Бориса Екимова (р. 1938), опубликованную в десятом номере "Нового мира", нельзя не заметить и трудно забыть. Может быть потому, что это редкая теперь полноценная художественная проза, где ничего не говорится "в лоб", но подспудно присутствует подлинная глубина жизни. Пожалуй, так тихо, сдержанно и проникновенно, касаясь каких-то затаенных струн человеческой души, о теперешнем нашем бытии еще не писали. Это уже не "компьютерные игры" и не "ужастики", а настоящая Литература, в которой ощущаешь дыхание времени и ищешь ответы: что же происходит с нами сегодняшними? И еще. Мы уже позабыли, что Литература не только что-то открывает нам в жизни, но и помогает выжить тому лучшему, на чем испокон веков держится мир. "Горько, страшно, сердце заходится, кулаки сжимаются, а отчаянья нет..." - пишет А. Немзер в рецензии ("Жизнь продолжается" // Дружба народов. 1997. № 2. С. 174 - 176), посвященной этой подборке рассказов Б. Екимова, - писателя, "который чисто делает чистое дело, не хуже других зная о нынешних бедах, но сердцем чувствуя и каждым рассказом утверждая: конец века - это не конец света".

Не остались без внимания критики и два рассказа Б. Екимова ("Фетисыч", “"Миколавна и "Милосердия"”), печатавшиеся во втором номере "Нового мира". Особый интерес привлек образ деревенского мальчика - девятилетнего Фетисыча ( параллель с толстовским Филиппком очевидна) - серьезного и надежного мужичка, который старательно учится, опекает близких, живет в соответствии со своими твердыми представлениями о добре, справедливости, здравом смысле. И так надо бы поверить в спасительную реальность такого уже подрастающего где-то работящего, ответственного, думающего о других человечка, что, как замечает критик А. Латынина (Лит. газ. 1996. 17 апр. С. 4), "вопрос, откуда появился такой Фетисыч в пьяной и разлагающейся деревне и кем он станет, когда вырастет, даже задавать не хочется". Героини другого рассказа - старая одинокая Милославна и приставленная к ней собесом "Милосердия" (помощница), а точнее - соседка тетя Дуня. Разговор о них затеян автором не только ради бытописания сегодняшней сельской жизни. Не менее интересно для него понять, что связывает двух этих женщин? Взаимная выгода, потребность друг в друге, долгие годы, прожитые поблизости? Или уже тот возрастной порог, за которым стираются социальные различия и остаются общие и несомненные ценности - возможность радоваться солнцу, общаться, вспоминать о прошлом?

Насущным проблемам современной постперестроечной деревни посвящен большой очерк "На распутье". На документальном материале рассказывается о том, что происходит в сельском хозяйстве родной автору донской земли. "Сегодняшняя наша деревня, ее люди, их работа и жизнь - сплошная боль", - таков неутешительный вывод писателя.

Помещенная в "Нашем современнике" небольшая подборка "Память лета" включает три живописных лирических эссе, содержание которых ясно из названий - "У родника", "Хлебное поле", "Донская уха". Все это вместе читается как признание в любви к родине. “Пока, - пишет Б. Екимов, - слава Богу, бьют еще живые ключи... Принимаю их с благодарностью. Беру их живую воду и помню долго".

Ерников А.В. Легкая тяжесть в легких:
Повесть // Знамя. - 1996. - № 2. - С. 114-136.

Вопреки устоявшейся журнальной традиции указывать полное имя автора, эта небольшая повесть подписана: А. В. Ерников. Вездесущая А. Латынина, рассказывая о содержании февральского номера "Знамени" (Лит. газ. 1996. № 16. 17 апр. С. 4), поясняет, что это - "полупсевдоним", который (по неизвестной причине) избрал молодой писатель А. Верников. Автор умело, по всем канонам современного литературного письма, в меру замысловато и иронично развертывает перед читателем цепь приключений своего героя. Это - некто Богданов, "не такой уж молодой человек с высшим гуманитарным образованием", который проходит срочную службу в армии. Ни ужасов дедовщины, ни тем более каких-либо "горячих точек" здесь нет. Напротив, сильно грамотному Богданову выпал счастливый билет - осесть в тихом месте в роли штабной "машинистки". А однажды, когда он по небольшому простудному недомоганию попал в военный госпиталь, ему совсем подфартило... Как все это было, и чем кончилась "райская жизнь" солдата срочной службы, какому испытанию он был подвергнут по указанию одного зловредного старичка-медика - неспешно, обстоятельно живописует автор. Собственно повесть эта - обычные байки о днях армейской службы. Приключения Богданова, сначала осчастливленного, а потом подвергнутого гонениям и посланного (страшно сказать!) на ... бронхоскопию, куда он "принял решение пойти, точно на крест", в конце концов могут вызвать разве что только улыбку. Та же Алла Латынина, например, прочитав о "крестном пути" героя повести, пишет: "Признаться, автор настоящей статьи поражен, как много можно высосать для литературы из такой обычной вещи как медицинское обследование".

Есин С. Гувернер:
Роман // Юность. - 1996. - № 8. - С. 4-31; № 9. - С. 16-71.

Роман Сергея Есина - о судьбе русской интеллигенции в эпоху перестройки. Главный герой - тридцатилетний преподаватель московского вуза Павел Никитич Рассолов родом из глухой деревни. В застойные времена, закончив МГУ и аспирантуру там же, он, казалось, отвоевал у судьбы место под солнцем. Но в новое время оказался, несмотря на ученую степень и научные достижения, нищим неудачником. Только благодаря своему бывшему коллеге по аспирантуре, сумевшему вовремя сориентироваться и стать преуспевающим бизнесменом, Павел смог полететь отдыхать на Кипр. В странной роли гувернера при престарелых и простоватых родителях Влада. На отдыхе он одновременно описывает впечатления от увиденного и пытается осмыслить, что же происходит в последние годы со страной вообще, людьми науки - в частности. А между тем волею судьбы вокруг него разворачиваются довольно любопытные события, часть которых он только фиксирует, в некоторые оказывается непосредственно втянутым.

Ефимов И. Не мир, но меч:
Хроника времен заката // Звезда. - 1996. - № 9. - С. 19-125; № 10. - С. 39-116.

Игорь Ефимов (р. 1936) - еще одно заслуживающее читательского внимания имя из третьей волны русского литературного зарубежья. Прозаик, публицист, философ, он принадлежал к тому же поколению ленинградской творческой молодежи, что и Иосиф Бродский, был близок кругу его друзей. В 1978 г. эмигрировал, живет в США. Это ему Анатолий Найман посвятил мемуарно-биографический очерк “Один, двое, трое” (Новый мир. 1996. № 11. С. 147-155), где, помимо воспоминаний о литературной молодости, представлен анализ его исторического романа “Не мир, но меч” (в первоначальной редакции “Невеста императора”), над которым И. Ефимов работал почти четыре года, завершив его к концу 1995 г. На страницах произведения оживают события и лица, относящиеся к периоду падения Римской империи (время действия - от 400 до 423 г., эпилог относится к 438 г.). Автор показывает разрушение государства, кровавую борьбу за власть, измену и предательство, продажность чиновников, неисчислимые бедствия, обрушивающиеся на граждан. Драматические судьбы героев, которым выпало жить в пору исторических разломов, рождают множество ассоциаций, подтверждая правильность библейского постулата: “И нет ничего нового под солнцем...” Отдавая должное исторической фактуре, автор все же во главу угла ставит духовные искания. Не случайно центральной фигурой повествования становится Альбин Паулинус - человек, по крупицам собирающий материалы о своем учителе и наставнике - христианском мыслителе Пелагии Британце, чьи проповеди были запрещены и объявлены ересью. Проблемы отношения к инакомыслию, сохранения нравственных основ в атмосфере всеобщего страха, слежки, доносов, общей неразберихи, разрушения привычных жизненных устоев - все это становится предметом раздумий художника. Более глубокий и сложный пласт образуют споры вокруг сущности пелагианства, различных философских воззрений, касающихся толкования Библии, роли церкви, взглядов на право и способность человека самому выбирать свою судьбу. Роман Игоря Ефимова - “исторический, но никак не апокалипсический”, - подчеркивает А. Немзер, посвятивший этому произведению одну из глав в обзоре прозы 1996 года (Чужое мое сокровище // Дружба народов. 1997. № 2. С. 176-177).

Жарков М. Преодоление:
Роман. - М.: Современный писатель, 1995. - 368 с.

Жарков М. Преодоление:
Роман. Кн. 2. - М.: Современный писатель, 1996. - 384 с.

Это первый роман Михаила Жаркова, над которым, по его словам, он думал всю жизнь”. “Преодоление” вполне можно назвать эпопеей: основание дают и временной охват - от ХIII в., князя Александра Невского, Ледового побоища до расстрела Белого дома в 1993 г., и обилие героев. коих в романе десятки: князья, цари, митрополиты, патриархи, Ленин, Дзержинский, Сталин, Берия, Гитлер, оружейники, хлебопашцы, журналисты и т.д. Формально главный герой романа - Михаил Огнев, наш современник, руководитель высокого ранга. Он, как игла, за которой тянется длинная нить, связующая и века, и героев, и события. Его генеалогические корни уходят в ХIII в., когда один из его предков, Мишута, сражался вместе с князем Александром Невским, за что и был пожалован серебряным перстнем, отбитым у рыцаря Ливонского ордена Карла Ольбрехта. Собственно с этого эпизода и начинается повествование. Композиционно роман построен так, что читатель одновременно присутствует в двух временах - в настоящем, вместе с главным героем, и в том, где живут предки героя, будь то ХV, ХVII или ХIХ вв. В сущности под пером автора оживает семисотлетний путь России: ее культура, победы и поражения, быт и нравы, вера и безверие, характеры и имена. Путь бесконечных преодолений, трудный, временами трагический, представлен автором в судьбах многих ветвей семьи Огневых.

Залыгин С. Моя демократия
// Новый мир. - 1996. - № 12. - C. 130-169.

Залыгин С. Свобода выбора:
Роман без сюжета // Новый мир. - 1996. - № 6. - С. 35-136.

Как "свежий вздох литературы старой школы" расценил критик Павел Басинский (Сюжеты без романа? // Лит. газ. 1996. 31 июля. № 31 . С. 4) одновременную публикацию в шестом номере "Нового мира" художественной прозы Александра Солженицына и Сергея Залыгина, посвященной нашему времени. Отдав дань уважения С. Залыгину (р. 1913), взявшемуся "за дело заранее обреченное: написать роман о современном обществе, когда общества как такового просто нет", автор статьи задается вопросом: что же на самом деле вышло из-под пера писателя: “"Роман без сюжета"? или сюжеты без романа”. Произведение построено "в форме свободного социофилософского исследования". Некто Григорий Григорьевич Нелепин работает над романом о Николае II, стремясь представить события и личности с точки зрения "суда истории" (а точнее, глазами человека сегодняшних дней). Читателю предлагается на выбор несколько возможных сюжетов, поворотов мысли и точек зрения на историю России и отдельные исторические лица. Сам Николай II, фигура которого так или иначе оказывается в центре повествования, выступает и как объект исследования, и как действующий персонаж, и как собеседник и даже оппонент автора и других героев произведения. Он и сам не прочь многое для себя прояснить и во многом разобраться, одновременно проявляя интерес ко всему, что происходит в стране сейчас, спустя почти восемьдесят лет после его гибели. Читатель вовлекается в суд над временем, в качестве свидетелей встречая Л. Толстого, Чехова, Ленина, вникая в спор о власти, который ведут Сталин и Николай, знакомясь с вполне реальными типами нашего "постсоветского времени": спившимся бомжом, "интеллигентным жителем помойки", женой "нового русского" и др. Это, конечно, не суд, а скорее суждения разных представителей общества о трагическом времени, о роли личности и власти, об особенностях российского пути в истории и о сегодняшнем положении страны и людей, живущих на этой земле. К чести автора он не стремится быть судьей или прорицателем, а просто позволяет своим персонажам "высказаться от души".

"Моя демократия" - публицистическая и одновременно автобиографическая книга. "На девятом десятке я прокручиваю в памяти свою жизнь и так, и этак, что у меня закрепилось, о том и пишу..." С. Залыгин подвергает тщательному анализу складывавшиеся еще в родительском доме (бедная интеллигентная семья в Барнауле) представления о демократии (тогда еще "не в политическом, а житейском отношении"); вспоминает свои "демократические воззрения" в годы студенчества, пишет о влиянии на мировоззрение общения в среде научо-технической и гуманитарной интеллигенции И, конечно, много размышляет о том, что происходит в стране в наши дни, почему начатые демократические преобразования не оправдали его надежд. С тщанием исследователя автор отслеживает объективные события и факты, на основании их пытаясь нащупать истину. Впрочем, он никому не навязывает свою точку зрения: "На девятом десятке я все меньше и меньше понимаю ортодоксальность требования единомыслия, все равно какого, будь то требования коммунистов, монархистов, фундаменталистов..." Именно поэтому он в конце концов приходит к такому выводу: "Моя демократия - это моя демократия, и, вероятно, ничья больше. В том-то и дело, что она у каждого своя".

Искандер Ф. Авторитет:
Рассказы // Новый мир.- 1996. - № 11. - С. 3-17.

Искандер Ф. Мимоза на Севере:
Рассказ // Новый мир. - 1996. - № 3. - С. 52-69.

Искандер Ф. Рассказы
// Знамя. - 1996. - № 4. - С. 124- 163.

Несколько новых рассказов Фазиля Искандера (р. 1929) - признанного мастера современной отечественной прозы - разнообразны по стилю, тематике и изображаемых в них пластах времени. Открывающий подборку в "Знамени" рассказ "Чик чтит обычаи" - относится к циклу сказаний о Чегеме. Это очередная новелла из серии детских впечатлений маленького Чика, гостящего летом в родных чегемских краях и постигающего тонкости обычаев и жизненного уклада своих сородичей, а заодно приобщающегося к сочным рассказам неистощимого и легендарного дяди Сандро. Тем, кто давно любит этих героев, доставят удовольствие несколько новых страниц искрящегося мягким юмором искандеровского текста. Второй рассказ - "Золото Вильгельма", - также пронизанный токами своеобразной, присущей только этому автору иронии, - взгляд, брошенный в недавнее наше прошлое. Автор описывает случай, произошедший с одним молодым историком, который, имея при себе материалы, документально подтверждающие получение Лениным денег от германского правительства, в переполненной электричке стал объектом шумного неудовольствия одного подвыпившего гражданина и столкнулся с реальной возможностью вместе со своим кейсом оказаться в милиции. Неожиданные повороты событий, пикантные ситуации, непредвиденная развязка - все это присутствует в рассказе, написанном с блеском подлинного мастерства. Надо ли говорить, что разоблачение большевиков, хотя и не безразлично автору, но все же занимает его меньше, чем психологическая подоплека поступков героев, жизненные коллизии, порожденные советской действительностью эпохи "застоя".

В центре большого рассказа "Мимоза на Севере" - жизненная история абхазца по имени Рауль, который, терзаясь чувством вины перед оставленной им женщиной, бросил родные края и уехал работать в Заполярье.

Болезненную для автора тему трагических событий в Абхазии наших дней развивает помещенный в новомирской (№ 11) подборке рассказ "Мальчик и война". Маленький герой этой лирической новеллы узнает рассказы друга отца, приехавшего из Абхазии. Ребенок почти заболевает, считая, что мир катится в бездну зла. И только чуткость и любовь отца, сумевшего доказать сыну, что "добро сильней", примиряют мальчика с окружающим миром. Тему взаимоотношений современных отцов и детей продолжает давший название всей подборке рассказ "Авторитет". В нем автор пытается понять психологию сегодняшнего подрастающего поколения, напоминает о важной и совсем нелегкой роли отца в воспитании сына. В подборку включен также написанный в духе поучительной народной притчи иронический рассказ о чегемской деревне "Жил старик со своею старушкой".

Казаков В. Собр. соч.
В 3-х тт. - М.: Гилея, 1995.

Т. 1: Ошибка живых: Роман. - 192 с.

Т. 2: Врата. Дон-Жуан: Драмы. - 202 с.

Т. 3: Стихотворения. - 222 с.

Имя Владимира Казакова (р. 1938 г.) до нынешнего времени было известно лишь в литературных кругах. С начала 70-х гг. он печатался только за границей, преимущественно в Германии, и в оригинале, и по-немецки, стараниями немецких и швейцарских славистов. Его пьесы в ФРГ передавались по радио. Произведения Казакова переведены и на другие языки. В СССР он почти не публиковался: в 60- е гг. напечатаны детские вещи и несколько прозаических миниатюр. Трехтомник издательства “Гилея” - первое издание в России, представляющее все жанры его литературного творчества.

Знакомясь с творчеством Казакова-прозаика, прежде всего обращаешь внимание не на событийную канву повествования, а на язык, который включается в действие, как самостоятельный и полноправный персонаж. Вошедший в трехтомник первый роман Казакова “Ошибка живых”(1970) написан “по канве” романа Достоевского “Идиот”. Кроме вымышленных героев в нем есть и реальные люди: сам Казаков, Харджиев, Крученых, Хлебников и др. В текст между пульсирующими монологами автора вставлены документы, справки, письма Харджиева, цитаты из стихов Крученых, Хлебникова и др. поэтов, придающие неповторимый живой аромат повествованию.

Во 2-й том включен сборник пьес “Врата” (пьесы 1970-74 гг.) и пьеса “Дон-Жуан” (1983). Несколько лет назад “Дон-Жуан” был поставлен в московском театре “Чёт-нечет”. Интересно, что во всех произведениях Казакова герои постоянно взаимодействуют со временем. Это или часы (как механизм), или мгновения, миги, вспышки, секунды,... но не в обыденном значении, а вроде энергетического импульса, притягивающего персонаж к персонажу, событию, читателю.

Стихи Казакова, представленные в третьем томе, в таком объеме публикуются впервые. Кроме того, есть большие поэмы: “Монастырь” и “Кавказский корпус”.

Издание снабжено небольшим, но емким справочным аппаратом. В 1-м томе - автобиография писателя и дополнения к ней, составленные его матерью Т. П. Авальян. В 3-м томе - библиография всех публикаций Казакова на русском языке и в переводах, а также работ о нем.

Казанцев А. Озарение Нострадамуса:
Роман. - М.: Б-ка журнала “Молодая гвардия”, 1966. - 320 с.: ил. - (Тайное и потустороннее).

Старейшему российскому писателю-фантасту Александру Казанцеву в 1996 г. исполнилось 90 лет. Уже давно его волновал образ Нострадамуса. В 1994 г. в приложении к журналу “Молодая гвардия” печатались главы из будущего романа. И вот перед нами книга об удивительном и незаурядном человеке: самоотверженном и бескорыстном враче, ученом, философе, поэте, предсказателе будущего. Чтобы понять тайну Нострадамуса, писатель, споря с другом-ученым, путешествует во времени по Вселенной, представляя ее себе (и нам), как три трехмерных мира, которые подобны кольцевым волнам от брошенного в воду камня, в точности повторяющим друг друга через определенные промежутки времени. Не повторяет ли и наш мир то, что “нам на роду написано” предыдущей волной? Не видел ли Нострадамус прошлое параллельного мира, принимая его за будущее? Как подтверждение катренам провидца следуют главы о великих эпохах - французских королей и революции, Наполеоне и мировых войнах, Гитлере, Сталине и о нашем времени. Пророческое четверостишие, написанное в 1555 г. - это краткое содержание нашей эпохи:



Утопия эта написана Мором.

Столетья спустя принята за Днепром.

Но тяготы жизни проявятся скоро.

За молнии блеском прокатится гром.



Кантор В. Крепость
: Роман // Октябрь. - 1996. - № 6. - С. 3-85; № 7. - С. 18-49.

Семейный роман, по определению его автора, Владимира Кантора, предполагает неспешное и развернутое повествование, в которое вовлекаются разные поколения; динамика их отношений и является движущей силой романа, который может захватывать весьма широкий круг проблем различной степени сложности. В сочетании со словом “крепость” можно усмотреть желание автора противопоставить эту “ячейку общества” остальному обществу. Однако по прочтении этого произведения, хронологически привязанного к периоду “застоя”, а типологически - к романам о московской творческой интеллигенции (с традиционным со времен Юрия Трифонова набором проблем плюс не менее традиционной темой еврейства в России), название его хочется произнести с вопросительной интонацией. В чем же крепость семьи, изображенной В. Кантором? В чем крепость духа ее представителей? И кому из трех поколений в большей мере она присуща? Что, в конце концов, “крепче”, прочнее - уныло тоскливый суетный мир, с которым приходится мириться, или мир отдельной личности, на которую неизбежно наслаиваются внешние факторы? Трудно сказать, что Владимир Кантор сумел создать оригинальное произведение или предложил необычный вариант отношений между личностью и обществом. Впрочем, “семейный роман” предполагает верность традициям даже в том несколько условном, знаковом варианте, который представляет собой “Крепость”. Однако в романе есть сюжет, есть любопытные психологические типы, есть дыхание жизни, а этого уже немало для современной прозы. Тем из читателей, кого заинтересовала позиция В. Кантора-писателя, предлагаем обратить внимание на творчество В. Кантора-философа и социолога, опубликовавшего по сходной с романом проблематике публицистическую статью “Лишенные наследства: К проблеме смены поколений в России” (Октябрь. 1996. № 10. С. 160-175).

Катерли Н. Красная шляпа:
Повесть // Звезда. - 1996. - № 4. - С. 16-41.

Автор нескольких прозаических книг (“Окно”, “Цветные открытки”, “Курзал”, “Сенная площадь” и др.) Нина Катерли (р. 1934) на этот раз радует любителей (а точнее любительниц) неутомительного беллетристического чтения. В умело сделанной, компактной лирико-психологической, житейско-бытовой современной повести есть все, чтобы поддерживать читательский интерес от первой до последней страницы. Здесь можно обнаружить и семейную идиллию, и роковую страсть, и неожиданный детективный сюжет, причем каждый поворот возникает в тот момент, когда совершенно этого не ожидаешь, и обрывается на той тонкой грани неопределенности, когда читателю есть над чем поразмыслить, а автора вроде бы не в чем и упрекнуть (ведь намек на возможное развитие действия - это вовсе не навязанное раз и навсегда сюжетное решение). Возможно, критикам эта повесть покажется не очень интересной, но она написана, так сказать, не для них. Зато тем, кто часто задерживается у киосков с модными сейчас любовными, женскими, детективными романами или просто любит почитать что-нибудь нескучное из современной семейной жизни, стоит обратить на нее внимание.

Козаков М. Третий звонок:
Израильские записки // Знамя. - 1996. - №. 6. - С. 84-143.

Это не первая автобиографическая книга актера Михаила Козакова ( р. 1934), хорошо известного отечественному зрителю по его талантливым работам в театре "Современник", в кино и на телевидении. Почти десять лет назад в “ Библиотеке "Огонек" ” (М.: Правда, 1988) вышла небольшая книжка его автобиографической прозы 1978 - 1982 гг. "Записки на песке". В ней автор рассказал о своей семье, о литературной среде, в которой вырос, о любопытных эпизодах из своей актерской жизни 60 - 70-х гг. Нынешние, "израильские записки", датированные 1995 годом, - рассказ о том, что пережито им за четыре с половиной года, проведенных в Израиле, куда он с женой и маленьким сыном уехал летом 1991 года. Это не просто документальное свидетельство человека, который однажды, устав и отчаявшись, решился сменить среду обитания. И не только поучительные заметки о том, как случилось выжить и что надо было делать, чтобы продержаться, чего удалось добиться и чем приходилось довольствоваться. Это - подробный и открытый разговор, в котором, никого не черня и ничего не скрывая, автор как бы взвешивает все "за" и "против". М. Козаков пишет, что взялся за перо, чтобы ответить самому себе на мучительные вопросы, касающиеся религии, этики, проблем национального самосознания, собственных убеждений и представлений о жизни, российского и израильского менталитета - всего того, повлияло на его судьбу - судьбу актера, гражданина, интеллигента и ... просто обывателя, "объевшегося" политики и чувствующего ответственность за семью и детей. В записках много говорится о театральной жизни в Израиле, об участи русскоязычных актеров, оказавшихся на Земле Обетованной. В обширной сегодняшней эмигрантской литературе записки М. Казакова, может быть, впервые так откровенно приоткрывают драму теперь уже очень многих наших людей, которые в силу разных обстоятельств оказались на другом краю планеты и живут там с "болью от перемены мест".

Конецкий В. Кляксы на старых промокашках
// Нева. - 1996. - № 12. - С. 6-40.

Воспоминания известного писателя о себе и людях своей судьбы. О службе на флоте, о начале своей писательской деятельности, о тех, кто так или иначе участвовал в становлении его как литератора. С большой теплотой и благодарностью за то, что они были в его жизни и сделали ее более насыщенной и интересной, рассказывает Виктор Конецкий о В. Пановой, С. Довлатове, А. Твардовском, Ю. Германе, В. Некрасове, В. Пикуле, В. Курочкине, Л. Рахманове, Н. Верховской и др. Много теплых строк посвящает автор Маргарите Степановне Довлатовой, тетке С. Довлатова, которая была “литературной мамой” многих начинающих, а впоследствии знаменитых писателей.

Коржавин Н. В соблазнах кровавой эпохи.
Ч. 2-я. // Новый мир. - 1996. - № 1. - С. 152-180; № 2. - С. 123-162.

Продолжение автобиографических записок поэта Наума Коржавина (р. 1925). Первая часть публиковалась в "Новом мире" в 1992 г. (№ 7-8). Вторая охватывает период с июля 1941 г. до весны 1944-го. Вместе с автором читатель проходит путь, проделанный эвакуированным с родителями из Киева девятиклассником Наумом Манделем. Ненадолго задержавшись в Ростове, их семья, попадает в Челябинск, а потом оседает в рабочем поселке под Уфой. Здесь была закончена школа и начата "трудовая биография" в цеху, где молодой поэт честно, но безуспешно пытался освоить рабочие профессии, и в заводской многотиражке, в которой он активно сотрудничал. Автор рассказывает также о короткой, но оставшейся одним из самых нелегких воспоминаний, службе в армии, куда он (как и все его сверстники, мечтавший защищать Родину) пошел, отказавшись от заводской брони и скрыв медицинские несоответствия (больное сердце, плохое зрение и т.д.). Повествование доведено до того времени, когда (уже комиссованный из армии) стремящийся к литературной учебе, не мыслящий свою жизнь без творчества герой книги ненадолго становится студентом подмосковного лесотехнического вуза, в общежитии которого живет, делая все, чтобы поступить в Литературный институт. Кроме фактов биографии наивного, “книжного” еврейского юноши, столкнувшегося с жизнью, российской провинции, записки привлекают осмыслением характерных для того времени мировоззренческих убеждений и заблуждений, процесса самоосознания российского интеллигента начала 40-х гг. Задумываясь о том, нужны ли его свидетельства, будут ли они интересны кому-нибудь, кроме историков, автор признается, что писал эти записки для "непонимающих, чтобы поняли, что их путавшиеся в трех соснах отцы и деды не были ни подлецами, ни идиотами". Автор высказывает надежду, что "...опыт наших ослеплений и прозрений, опыт освобождения подневольной мысли ... интересен не только для нас... он пригодится в России. Даже после новых катаклизмов и унижений, если их не удастся избежать".

Кувалдин Ю. Поле битвы - Достоевский:
Повесть // Дружба народов. - 1996. - № 8. - С. 13-51.

Повесть Юрия Кувалдина не без ехидства приоткрывает некоторые "способы существования гуманитариев в ситуации стремительного разрушения традиционной науки..." (Прусакова И. // Нева.1996. № 1. С. 206-207). В центре повести, действие которой происходит в наши дни, деловая встреча влиятельного ученого - академика Давидсона с кандидатом наук Егоровым, во время которой оба много говорят и даже спорят о Достоевском. Но читатель быстро убеждается, что Достоевский здесь ни при чем. Какие бы аргументы-тезисы не приводились учеными мужами, какое бы знание творчества великого писателя они не обнаруживали, вся их дискуссия - пустые словеса. Намерения же у обоих весьма прагматичные. В сущности оба героя цинично используют гуманитарную науку. Вся ученая атрибутика, весь запас знаний для них лишь способ лучше устроиться в суетной нашей жизни. И от Достоевского, если надо, можно легко отказаться, лишь бы оплата была приличной, да себя любимого удалось прославить "на века". Стоит отдать должное автору: он не впадает в обличительный пафос, а просто констатирует положение вещей. В конце концов не о большой Литературе идет речь. Писатель говорит здесь о нас сегодняшних.

Куликов В. Первый из первых, или Дорога с Лысой горы.
- Тверь: Прометей, 1955. - 400 с.

Читатели, наверное, помнят шум вокруг книг тверского журналиста Виктора Куликова о Владиславе Листьеве. Хорошие они или плохие... Мнения, как говорится, разошлись. Теперь же В. Куликов потревожил прах великого Михаила Афанасьевича Булгакова. Так как его новый роман не что иное, как продолжение “Мастера и Маргариты”, или как теперь принято называть, “римейк”.

Действие романа происходит в двух временных пластах: в наши дни - в Твери, где проходит фестиваль актеров российского кино. Автор дает нам возможность увидеть все мероприятие изнутри, почувствовать себя в такой атмосфере, где может произойти все, что угодно - и любая чертовщина и любой конец света, и самые невероятные вещи...

Второй план - время после распятия Иешуа. Главный герой присутствует и здесь, и там. Здесь он - исполнительный директор фестиваля актеров кино; там - секретарь Понтия Пилата. Так же и многие другие герои живут где им заблагорассудится. Читатели встретят в этом романе и Мастера, и Маргариту, и Воланда.

У Булгакова Мастер говорит, что продолжение романа напишет его ученик. Сказано хорошо. А вы что думаете об этом?

Кураев М. Путешествие из Ленинграда в Санкт-Петербург:
Путевые заметки // Новый мир. - 1996. - № 10. - С. 160-202..

В своих эссеистических заметках питерский писатель Михаил Кураев (р. 1939), автор повестей “Капитан Дикштейн”, “Ночной дозор”, “Блокада”, рассказа “Зеркало Монтачки” и др., пытается разобраться, что означает возвращение старого имени его родному городу. Ведь надо же, считает М. Кураев, “отдавать себе отчет в том, в какую историю мы въезжаем, в какую историю нас втянули, в какой истории мы оказались замешаны”. Исходя из убеждения, что Санкт-Петербург сам по себе - “законченное художественное произведение” и “развернутый в пространстве и времени образ нации”, писатель погружается в любопытный анализ истории города, говорит о его сегодняшнем дне, высказывает свой взгляд на будущее. В живописных картинах прошлого и в скупых на краски невеселых зарисовках нашего времени автор стремится проследить судьбу страны и народа, размышляет об авторитарных методах правления, существующих в русском государстве от Петра Великого до современных руководителей. Живой и острый взгляд на привычные, казалось бы, вещи, нестандартность мышления, афористичная форма письма характерны для этого “путевого” очерка М. Кураева. Впрочем, по мере приближения к нашему времени автору все чаще становится не до образности изложения, и его повествование постепенно приобретает черты публицистики.

Кушнер А. Здесь на земле...
// Знамя. - 1996. - № 7. - С. 147-173.

Большой мемуарный очерк питерского поэта Александра Кушнера (р. 1936, Гос. премия России 1995 г.), опубликованный в рубрике "Иосиф Бродский: труды и дни". Это выразительный портрет Бродского, созданный рукой хорошо знавшего и любившего его человека, соратника по литературным пристрастиям, тонкого ценителя его сложного поэтического творчества. Здесь - синтез дорогих автору личных воспоминаний и внимательного литературоведческого анализа, глубокого прочтения поэтических строк, осмысление и прояснение подтекста, заключенного в них, рассказ об обстоятельствах, в связи с которыми они были написаны. Сопоставление Бродского с Боратынским, впечатления от юношеских и зрелых его стихов, облик молодого Иосифа Бродского и подробности встреч с ним в последнее десятилетие его жизни, - все это в мемуарных записках А. Кушнера складывается в содержательный разговор о друге юности, сверстнике, поэте, который выбрал себе "судьбу по росту", стал художником "с биографией", об оригинальной, бесконечно интересной, сложной, во многом загадочной личности, рядом с которой выпала судьба оказаться. "Я не смотрел на него ни снизу, ни сверху, не был наблюдателем, у нас сложились живые отношения, поэтому не могу устраниться, исключить себя из этого рассказа, кроме того, хочу предупредить, что пишу эти воспоминания, пренебрегая красотами слога: мне не до них. Это не проза, а документальное свидетельство. <...> Не хочу, - пишет он, - чтобы у читающего эти записки возникало впечатление, что мы были близкими друзьями. В отличие от Рейна, Наймана, Уфлянда, действительно друживших с ним и на житейском уровне, нас связывали прежде всего и главным образом поэтические интересы".

Липскеров Д. Сорок лет Чанчжоэ:
Роман // Новый мир. - 1996. - № 7. - С. 3-91; № 8. - С. 58-129. То же. - М.: Вагриус, 1996. - 335 с.

Первый роман молодого, но уже достаточно известного театральной общественности драматурга Дмитрия Липскерова (р. 1964) чем-то напоминает его пьесы, в которых действительность то и дело преломляется в самых неожиданных и фантастических ракурсах. В истории русского города со странным названием “Чанчжоэ” все узнаваемо и в то же время нереально. Черты типичного провинциального города, “тихо благоденствующего в недоступных глубинах империи”, с его чудаковатыми обитателями скорее из прошлого или самого начала нынешнего века вдруг приобретают гротескный, вневременной характер. Чудеса здесь происходят настолько естественно, что поневоле задумаешься, а не происходит ли нечто подобное и с ними. На литературной карте город Чанчжоэ расположен где-то по соседству с легендарным Макондо из романа Габриэля Гарсиа Маркеса. Книга будет с интересом встречена любителями современной экспериментальной философской прозы.

Конечно, все это, как ясно дает понять писатель, не более чем литературная игра, рассчитанная к тому же на любителя острых ощущений, откровенных эротических сцен, сомнительных с точки зрения здоровой психики садистских подробностей. Последними в наши дни никого не удивишь. Отметим лишь, что автор использует эти приемы с впечатляющей смелостью. Как во всяком современном интеллектуальном тексте, в произведении Д. Липскерова множество перекличек с литературной классикой. Здесь, как замечает А. Латынина ( Воздушный шар из голубиной кожи // Лит. газ. 1996. 25 сент. № 39. С. 4), "найдется место мопассановским любовным приключениям Генриха Шаллера, диккенсовским приютским страданиям подростка Джерома, достоевским преступлениям учителя Теплого... Не будем, - говорится в рецензии, - приставать к писателю со старомодным вопросом "зачем" и будем довольствоваться тем, что правила предложенной им игры легко выучить, что само участие в ней, требуя известной активности мозговых клеток, оказывается занятием приятным. Не забудем поставить в плюс автору, что он хороший рассказчик, что умеет заманить читателя в сети прихотливо сплетенного сюжета, что его ирония не утомляет, а насквозь придуманные герои - занимательны..."

Любимов Н. Из книги “Неувядаемый цвет”. Борис Пастернак
/ Публ. Б. Н. Любимова // Дружба народов. - 1996. - № 5. - С. 77-97.

В течение ряда лет в журнале “Дружба народов” (1992. № 7; 1993. № 6-7; 1994. № 8) появлялись главы из мемуарной книги известного переводчика Николая Любимова (1912-1992). Публикуемая монографическая глава о Борисе Пастернаке написана в 1967 г., то есть спустя семь лет после его смерти и отмечена, с одной стороны, еще свежими, острыми переживаниями, а с другой - свободным от официозной настороженности к опальному лауреату Нобелевской премии, раскрепощенным высказыванием высочайших оценок Пастернака как человека и как поэта. Н. Любимов - очень талантливый повествователь. Описывая и свое отношение к поэту (со стихами он познакомился гораздо раньше, чем с их автором), и отношение к нему окружающих, и его отношение к тем, с кем приходилось общаться, и эпизоды личных дружеских встреч в пятидесятые годы, мемуарист создает своего Пастернака, добавляет к уже известным чертам новые подробности и оттенки. Наибольшее внимание уделено теме рождения “Доктора Живаго” и “стихов из романа”.

Матвеева Н. Мяч, оставшийся в небе:
Воспоминания // Знамя. - 1996. - № 7. - С. 116-127. № 10. - С. 116-130.

Начало мемуарной книги поэтессы Новеллы Матвеевой (р.1934), публикацию глав которой журнал предполагает продолжить. В напечатанных главах ("Родилась я в Царском селе", "Я могу восстановить в памяти..." и др.) - воспоминания о раннем детстве, родителях, играх с сестрой, первых фантазиях, прогулках, сочинениях. Написанный довольно вязко, изобилующий сложными ответвлениями, рассуждениями, уточнениями текст тем не менее привлекает выразительной образностью, запоминающимися подробностями, любопытными психологическими наблюдениями. У читателя складывается представление об атмосфере в семье, о личностях старших, о мире, в котором началось формирование будущего автора своеобразных романтических бардовских песен, ставших классикой поэзии шестидесятников. "Мяч, оставшийся в небе..." - тоже образ из детства. Ведь тогда мяч, закатившийся (залетевший) куда-то, исчезнувший из глаз (возможно тихо украденный кем-то), превращался в некий символ ускользающего счастья, времени, жизненных потерь. "Завертевши вокруг мяча все остальное, - пишет Н.Матвеева, - сошлюсь на то, что ведь и вся планета наша была когда-то не больше детского мячика! Покуда, вертясь и вращаясь, не навертела на себя "все остальное", в том числе и всех нас, передвигающихся по ее терпеливой поверхности. Нас - горюющих, воюющих, ворующих и опять горюющих, и ворующих снова... Я не знаю, существуют ли вообще дети, которые на одних находках воспитаны. Если так, то это были не мы. Что до нас, то мы росли, воспринимая детство, как страну потерянных вещей..." Автор начинает свои воспоминания с рассуждений о Царском Селе, оставшемся в сознании неким загадочно проступающим градом Китежем, упоминает о своей "настоящей прародине", которой стал Дальний Восток. Основное же место в содержании опубликованных глав занимают образы Москвы 30-х гг., где она "впервые начала сознавать себя, открывать окружающий мир, такой огромный, загадочный, таящий неведомые опасности и сказочные удовольствия, преподавший маленькой, наделенной сильным воображением девочке первые уроки непрочности людского счастья".

Мещерская Е. Жизнь некрасивой женщины:
История одного замужества: Роман / Публ. Г. Нечаева // Москва. - 1966. - № 7. - С. 83-137; № 8. - С. 27-109.

“Жизнь некрасивой женщины” - автобиографические записки княжны Екатерины Мещерской, относящиеся к периоду ее жизни в Москве 1920-х гг. Они приближаются к жанру художественного повествования и недаром названы романом. Отрывки воспоминаний о ранней юности были опубликованы в журнале “Новый мир” в 1989 г. под названием “Трудовое крещение”. В них Мещерская поведала романтическую историю неравного брака своих родителей: 73-летнего князя Мещерского, шталмейстера Двора и талантливой 25-летней певицы Екатерины Подборской, стажировавшейся в знаменитом Ла Скала.

В романе нет ни философичности, ни политики. Трогательное в своей откровенности повествование “упаковано” в сентиментальную оболочку обыкновенной истории о замужестве. Надо отдать должное умению автора интригующе моделировать сюжет: каждая глава поднимает напряженность действия на новый уровень. Мотивы любовного романа, составляющие канву сюжета, сочетаются с анализом распустившего корни социализма и глубокой психологической трактовкой поступков и характеров действующих лиц - матери и тетки Е. Мещерской, домогающегося ее любви летчика Васильева, замечательных второстепенных персонажей - обитателей коммуналки и др. Выпавшие на долю автора немилосердные трудности, деспотизм мужа, кошмары семейной жизни, недоразумения с родными и близкими поражают бесконечностью испытаний судьбы. Однако финал романа вполне обнадеживает, приоткрывая счастливую страницу в жизни “некрасивой женщины”.

Мордюкова Н. Записки актрисы
// Октябрь. - 1996. - № 4.- С. 126-159.

Талант известной актрисы проявил себя новой гранью. Ее повествовательный дар притягивает к себе так же, как грубоватые образы, созданные Нонной Мордюковой на экране. В опубликованных записках, против ожидания, она пишет не столько о своей театральной и киносудьбе, сколько о житейских перипетиях; главное для нее в жизни - это встречи, общение с людьми. В этом она видит смысл и существования, и повествования. Впрочем, ряд автобиографических моментов тоже присутствует здесь - военное детство, театральный институт, рождение ребенка, семейные отношения. Несколько строк посвящено, в частности, истории съемок знаменитого опального фильма “Комиссар”.

Нагибин Ю. Дневник.
- М.: Независимое изд-во “ПИК”, 1996. - 624 с.

Нагибин Ю. Дневник.
- М.: Книжный сад, 1996. - 704 с.

Мемуарная литература имела своих поклонников и была обеспечена успехом всегда. “Дневник” Юрия Нагибина (1920-1994), изданный дважды, огромным по нынешним временам тиражом - 35 тыс., “пошел на ура”. Писатель хотел увидеть дневник опубликованным еще при жизни. Но не успел. В предисловии он объясняет свое смелое намерение издать прелюдную исповедь, скандальную хронику, не надеясь, в сущности, на внелитературный успех. ““Кому адресован дневник?” Себе самому. Это разговор с собой, с глазу на глаз, иногда попытка разобраться в собственной мучительной душевной жизни, иногда просто взрыд...” При всем личностном характере дневник не является жизнеописанием. “Дневник” начинается записями во фронтовой тетради сорок второго года и продолжается до 1986 г. Его темы - не “величественная поступь Истории”, а жизнь человеческая. Сложные отношения с женщинами - часто известными, хотя и скрытыми за прозрачными псевдонимами (а кого обманет, скажем, имя Гелла, которым зашифрована Белла Ахмадулина, бывшая одно время женой Нагибина), погружение в подполье человеческой психики, любимая подмосковная природа, которая всегда на него действовала умиротворяюще, путешествия по всему миру, волновавшие кровь и воображение, творчество и неизбежные его спутники - периоды депрессий, внутреннего упадка, - все это есть в дневнике Юрия Нагибина. В нем непременно указывается дата каждой записи, прослеживается четкая хронологическая последовательность фиксируемых событий и переживаний автора. Некоторые дневниковые записи носят мемуарный характер, т.к. писались не по свежему следу, а по воспоминаниям. Слабость книги, как считает сам автор, в том, что “многое важное осталось за ее пределами”, а сила ее - в “искренности и непосредственности”. “Дневник - рентгеновский снимок автора, а рентгеном служит язык”, - так охарактеризовал этот человеческий документ М. Путинковский в рецензии “Под рентгеном”. Ему вторит А. Щуплов, сравнивая нагибинский “Дневник” по силе своего эмоционального воздействия с “Исповедью” Жан-Жака Руссо (Кн. обозрение. - 1996. - № 24. - С. 11).

Найман А. Славный конец бесславных поколений
: Главы из кн. // Октябрь. - 1996. - № 11. - С. 3-42.

Продолжение мемуарно-биографической книги поэта, переводчика, литературоведа Анатолия Наймана (р.1936) - несколько самостоятельных глав (рассказов) о детстве и юности (“Три-котелка”, “Образование: высшее”), о начале профессиональной деятельности (“Профессия - переводчик”), о литературной жизни Москвы и Ленинграда 1950 - 1960-х гг. Особенностью этих мемуаров можно считать выраженное стремление вписывать события частной жизни в более широкую картину жизни советской творческой интеллигенции. Первые семь рассказов тоже опубликованы в журнале “Октябрь” (1995. № 11).

Нарбикова В. ...и путешествие:
Роман // Знамя. - 1996. - № 6. - С. 5-35.

Валерия Нарбикова, имя которой получило большую известность в последние годы, принадлежит к тем современным авторам, чьи произведения ("Около, эколо..." и др.) немало озадачивают читателя. Она уже стала олицетворением новой литературной волны, "классиком" нового поколения, со своим стилем, языком, своим видением мира. И если первые произведения писательницы часто вызывали недоумение и даже что-то вроде шока, то этот новый ее текст воспринимается уже с сочувственным интересом. Слово "текст" в применении к публикации Нарбиковой возникает не случайно, потому что для нее важнее всего не что (сюжет, портрет, пейзаж и т.д.), а то как (интонация, звучание, строение фразы, парадоксальность сопоставлений и т.д.) сказано. "Мне кажется, - пишет в весьма доброжелательной рецензии (Лит. газ. 1996. 31 июля. С. 4) Е. Стрешнев, - это очень приятное для прозаика качество - длить и длить, невзирая и вопреки, такое мягкое бормотание: это медитация, это теплая волна, это, наконец, жаркий ветер в пустыне..." Поднаторевший в постмодернистских текстах современный читатель скорее всего не без удовольствия познакомится с этим своеобразно написанным произведением, в котором возникают несколько размытые, но достаточно понятные фигуры героев, и прежде всего одной молодой женщины, недавно переселившейся с братом и мужем из России в Германию. Не зная языка, она погружается "в поток звуков, волны звуков, непонятных для слуха и безразличных для сердца". Это совершенно новое для нее ощущение оказывается очень интересным и важным, потому что дает свободу воображению, позволяет воспринимать мир, доверяясь лишь чувственным (а не рациональным) впечатлениям. Оно сулит новые встречи "...и путешествия" в глубины жизни, из которых и в конце концов и складывается ее женская судьба. А в том, что героиня прежде всего Женщина и живет, подчиняясь внутренним импульсам, заложенным, кажется, самой природой, читатель убеждается неоднократно. Именно это и дает пищу для многих размышлений.

Нежный А. Плач по Вениамину:
Докум. повесть // Звезда. - 1996. - № 4. - С. 42-82; № 5. - С. 76-134.

“Основанная на недоступных и потому неизвестных ранее материалах из архива КГБ и Центрального партийного архива, а также на материалах других архивов Российской Федерации, документальная повесть “Плач по Вениамину” представляет собой как бы приложение к роману о трагедии Церкви, над которым я сейчас работаю. Пишет “Плач” Сергей Павлович Боголюбов - главный герой романа, лицо во всех отношениях вымышленное”. Таким сообщением прозаик и публицист Александр Нежный (р. 1940) - автор многих документальных повествований (“Огонь над песками”. 1983; “Бумажное дело”, 1988, “Смертный час”, 1990; “Комиссар дьявола”, 1993 и др.) - предваряет новую книгу. То, с чем познакомится читатель, заставляет пережить настоящий болевой шок, горечь и стыд, и в то же время благоговейно склонить голову перед памятью тех, кого современная православная Церковь назвала новомучениками. Вместе с героем повести читатель документ за документом изучает материалы организованного в 1921-1922 гг. громкого судебного процесса над ленинградским митрополитом Вениамином (Казанским), который завершился расстрелом обвиняемых, ставших одними из первых жертв политического террора советской власти. Тщательно составленный хронограф событий, подборки содержащихся в деле официальных документов, свидетельские показания, речи адвокатов и выступления обвинения, рассказы и воспоминания родных и близких подсудимых дают возможность как бы заново пережить накал страстей и драматизм ситуаций, почувствовать действительность той поры, когда под предлогом помощи голодающим большевики решили расправиться с Церковью и цинично, путем открытого насилия, грабежа и убийств: осуществили свой замысел. Автор не упрощает и не сглаживает противоречия, существовавшие тогда внутри Церкви, старается объективно показать и тех, кто, даже ошибаясь или проявляя человеческие слабости, остался до конца верен “подвигу святости”, и тех, кто пошел на раскол, выступив с идеей обновленчества, и оказался в роли обвинителей своих недавних сотоварищей и пастырей. В книге затрагивается и болезненная “еврейская тема”. Напоминая о том, что евреи были и среди тех, кто осуществлял гонения на церковь, и среди тех, кто до конца отстаивал справедливость, писатель документально доказывает простую и очевидную истину - дело не в национальности, а в убеждениях и нравственной человеческой сущности того или иного участника событий. Страх Божий и страх человеческий, способность различать добро и зло, страдание как искупление греха, сокровенный смысл мученической жертвы погибших, необходимость признания нашей общей перед ними вины - все это глубоко волнует автора, который старается подтолкнуть читателя к самостоятельному ответу на вопрос о том, чем обернулось для всех разрушение религиозного сознания народа, его отлучение от церковной жизни.

Некрасов В. Из парижских тетрадей
/ Вступ. заметка и публ. Г. Анисимова // Дружба народов. - 1996. - № 1. - С. 108-121.

Новая публикация из литературного архива Виктора Некрасова (1911-1987), предоставленная редакции "Дружбы народов" его наследником профессором В.Кондыревым. В отличие от подборки, печатавшейся в этом журнале в 1995 г. и целиком посвященной истории сталинградской битвы, эти материалы объединены темой Парижа, его культурной жизни. "Некрасовский Париж" складывается из рассказов о Лувре, о выставке офортов Рембранта, о Хемингуэе, о книжных магазинах и музеях этого необыкновенного города. Заметки, предназначавшиеся для радиопередач, датированы 1986 годом. Но, пишет в небольшом вступительном слове Г. Анисимов, "как дорого и емко это некрасовское неспешное письмо!" Действительно, в каждом из этих материалов ясно проступает облик самого автора, его фигура на фоне парижских улиц, его вкусы, пристрастия, его отношение к жизни, истории, литературе и искусству.

Панин М. Труп твоего врага:
Роман // Звезда. - 1996. - № 6. - С. 7-115.

"Каждый человек имеет право написать о своей жизни книгу, стать популярным и разбогатеть. Именно такую цель, и никакую другую, ставил перед собой один мой давний знакомый, с которым я случайно встретился в метро", - таким сообщением начинает свой роман питерский прозаик Михаил Панин (р. 1940). Использовав старый, как мир, прием, автор предлагает читателю познакомиться с рукописью, "оставленной" ему человеком, с которым когда-то они были соседями по заводскому общежитию. Это довольно большое по объему произведение включает в себя пятнадцать глав - записок "роялиста" (активного потребителя спирта "Роял"). В том, что Виктор Журба (так зовут героя-повествователя), двадцать лет проживший в общежитии и наконец получивший отдельную квартирку, принялся описывать пережитое, в общем-то ничего удивительного нет. Также как ничего выдающегося нет и самой его жизни, которую он, по словам одного из критиков (Соболь В. О тех, кого не ждут // Лит. газ. 1996. 21 авг. № 34. С. 4) "расхлестал по столам и койкам". Постепенно в романе вырисовывается судьба молодого инженера, окончившего институт в 70-е годы и работавшего в Одессе, где он оказался в компании диссидентствующих литераторов, вместе с которыми попал в поле зрения "компетентных органов". Как повели себя при этом его "кореша", какой была их дальнейшая судьба, как менялись с годами взгляды и убеждения, читатель узнает из романа. И, конечно, не последнее место занимает в повествовании путь самого героя, по удивительному стечению обстоятельств отделавшемуся практически легким испугом, но зато потом, уйдя на дно, затерявшись в литейном цехе заштатного питерского заводика, проведшего два десятилетия в затянувшейся необъявленной ссылке. Человек незлой, способный временами на альтруистические порывы, Виктор многое делает во вред себе. Его бесхребетность, обернувшаяся никчемностью, пустотой существования, - печальный итог долгих лет пребывания "в духовном оцепенении". Журбу, по его собственному признанию, душит "мрачное подземелье" рабочего общежития, населенного такой же, как он сам, "лимитой". Жизнь фактически прошла мимо, и герою романа остается только утешаться мыслями о том, что, если долго сидеть на одном месте, можно дождаться того момента, когда река Времени пронесет мимо "труп твоего врага". Правда, как считает В.Соболь, это "скорее всего окажется его собственная персона".

Парнов Е. Секта:
Роман. - М.: Терра, 1996. - 396 с. - (Терра-детектив).

Загадочные события, описанные на страницах романа-предупреждения “Секта”, происходят в наши дни и заканчиваются летом 1995 г. За это время читатель побывает в Москве и Гамбурге, в Нью-Йорке и Вене, в буддийском монастыре и среди потомков графа Дракулы. Существует гипотеза, что государственные переговоры, нашествие саранчи, эпидемии и прочие бедствия обусловлены всплесками солнечной активности. Не приходится удивляться, что жаркое лето 1995 г. в романе оказалось богато странным и ужасающими происшествиями. По всему миру находят обезображенные трупы, все компьютерные системы заражены “вирусом 666”, вызывающем мгновенную смерть находящихся рядом, появляются люди, которые могут дышать печенью... И за всем этим стоит страшная секта “Атман” - слияние влиятельных политиков и финансистов, представителей крупного бизнеса, военно-промышленных и научных кругов. Простые же люди вовлекались в секту проповедями о гибели мира и о том, что спасутся лишь те, кто пройдет специальное посвящение (а на самом деле - зомбирование), после которого женщины превращались в сверхсамок, а мужчины - в управляемых воинов. Под затасканным лозунгом конца света скрывался заговор мирового масштаба, невидимая власть готовилась выйти из-за кулис и взять руль управления миром в свои руки.

Почти каждая глава книги завершается навязчивой и методичной рекламой. И как пишет в рецензии Ю. Гнездилова, “из романа, повествующего о вполне возможных событиях, нельзя убрать рекламу - неотъемлемый элемент нашей действительности, потому что реклама помогла завоевать рынок сбыта не только “сникерсам” и “памперсам”, но и Белому братству, и секте Асахары “АУМ синрикё””.

Пастернак Б. Переписка с Евгенией Пастернак
/ Вступ. ст., публ. и коммент. Евг. Пастернака // Знамя. - 1996. - № 1. - С. 136-167.

Переписка Бориса Пастернака (1890-1960) с его первой женой Евгенией Владимировной (урожденной Лурье). Они познакомились в 1921 г., поженились в начале 1922-го и прожили вместе до 1931 г. Переписка, возникавшая между ними в периоды вынужденных разлук, приоткрывает историю их отношений, перипетии судьбы и жизненные обстоятельства, воссоздает общую атмосферу того времени. Хронологические рамки публикации: 1921-1942 гг. Письма Бориса Пастернака, не предназначавшиеся для чужих глаз, адресованные близкому человеку, передают сложную гамму чувств - от светлой яркой влюбленности и нежных забот о молодой жене и маленьком сыне, до непростых эмоциональных объяснений, мучительных попыток разобраться в пережитом и случившемся. Они полны искренних признаний, откровений, тонких наблюдений и позволяют прояснить многое не только в личной, но и в творческой жизни поэта. Ведь в них, отмечает в обзоре январских публикаций (Лит. газ. 1996. 7 февр. № 6. С. 4) критик А. Латынина, проступают “ время, эпоха, биография, личность, быт, любовь, страсть - все, что перемалывалось в стихах и в "Докторе Живаго"”. Материал подготовлен к публикации сыном поэта Евгением Борисовичем, написавшим подробные комментарии и мемуарные пояснения ко всей переписке и к отдельным письмам своих родителей. Во вступительном слове он сообщает, что полный текст, дополненный письмами к нему и его воспоминаниями, составил толстую книгу, которая должна выйти в издательстве "Радикс". В сокращенной для журнала версии публикатор стремился “ сохранить существенные черты "сквозной ткани" бытия и общий колорит событий ”.

В 1996 г. опубликована также новая подборка писем Бориса Пастернака к Нине Табидзе ( Книга любви и верности / Предисл., публ. и примеч. Е. Б. Пастернака // Дружба народов. 1996. - № 7. - С. 182-223) - жене расстрелянного в 1937 г. грузинского поэта Тициана Табидзе, с которым он дружил и семье которого помогал потом долгие годы. Дружеская поддержка, слова утешения и заботы, доверительные рассказы о своих домашних делах и творческих планах, любопытные характеристики общих знакомых и высказывания на литературные темы - таково содержание этих, по большей части небольших писем и сопроводительных записок.

Пастернак Е.Б. Из воспоминаний
/ Звезда. - 1996. - № 7. - С. 125-191.

Хорошим дополнением и комментарием к письмам Б. Пастернака, адресованным его первой жене, стали воспоминания их сына, Евгения Пастернака, публикующиеся в журнале “Звезда”. Конкретные события, обстоятельства жизни, настроения и обстановка в семье, переживания, связанные с появлением в жизни Б. Пастернака Зинаиды Николаевны Нейгауз, с которой он навсегда связал свою судьбу, тщательно зафиксированы памятью очень близкого поэту человека, изложены и переданы непритязательно, просто, хотя порою и субъективно. Автор воспоминаний, для которого Пастернак всегда был и остался прежде всего обожаемым “папочкой”, предлагает читателю свою версию многих известных ситуаций, поступков поэта, его взаимоотношений с людьми (в частности, например, с Ольгой Всеволодовной Ивинской), рассказывает о последних днях его жизни. Само повествование не претендует на какую-либо художественную ценность, но исследователю или пытливому читателю, по крупицам собирающему свидетельства о поэте, без этого материала, конечно, не обойтись.

Пелевин В. Чапаев и Пустота:
Роман // Знамя. - 1996. - № 4. - С. 27-121; № 5. - С. 23-114; То же. - М.: Вагриус, 1996.- С.

Виктор Пелевин один из тех современных прозаиков, творчество которых вызывает жгучий интерес критики. Вот и на этот раз, не успел еще журнал с его новым романом дойти до читателя, а в газетах уже появился целый рой рецензий, суждений, восторженных откликов и раздраженных приговоров. И надо сказать, всем - и тем, кто считает новую вещь Пелевина "серьезным романом для неоднакратного перечитывания" (Быков Д. Побег в Монголию // Лит. газ. 1996. 29 мая. № 22. С. 4), и тем, кто уверен, что это всего лишь очередной "кактус", искусственно выращенный холодным и расчетливым автором и лелеемый критикой, обожающей забавы и оригинальничанье (П. Басинский. Из жизни отечественных кактусов // Там же), - это произведение дает достаточно пищи для размышлений. Здесь есть чему подивиться и о чем поговорить. К тому же любая информация и самое подробное препарирование содержания не дают читателю исчерпывающего представления о романе. В причудливом и сложном течении пелевинского текста все зыбко и неопределенно. Лишь отдельные куски, событийные вспышки и эпизоды мелькают и врезаются в читательское сознание, сплетаясь в затейливый и загадочный узор. Пройдя лабиринтами произведения и достигнув его конца, мы так и остаемся в неведении: кто же на самом деле этот стоящий в центре повествования Петр Пустота - декадентский поэт начала XX века, участник гражданской войны или пациент современной психиатрической клиники? И почему Чапаев, с которым Пустота знакомится и под командованием которого идет в бой на станции Лозовая, совершенно не похож ни на героя романа Д. Фурманова и одноименного кинофильма, ни на персонаж известных анекдотов. Он предстает здесь то изысканным аристократом, неким гуру, учителем духовного освобождения, то ученым-психатром, исследующим глубины сознания своих подопечных. Лишь в момент соприкосновения с революционными массами Василий Иванович, как бы заряжаясь токами толпы, начинает говорить на их языке, апеллируя к близким им образам. То же можно сказать и о красавице Анке, в которую влюбляется герой романа. Четыре вставные новеллы (каждая из них - очередное бредовое видение товарищей Петра Пустоты по больничной палате) привносят в произведение темы восточной (японской) мистики или, напротив, шаблоны западной (американской или латино-американской) маскультуры (Шварценеггер, просто Мария и т.д.). Словом, в романе (как и в сознании человека) существует множество параллельных миров, временных пластов, в которых автор, герои, а вслед за ними и читатели свободно перемещаются. Как отметил Р. Арбитман (Барон Юнгерн инспектирует Валгаллу // Кн. обозрение. 1996. 9 июля. № 28. С. 17), "ткань произведения прихотлива, а фабула - к удовольствию ценителей интеллектуальных экзерсисов - таит в себе немало сюрпризов". Недаром эту публикацию дружно называют "первым в России дзен-буддийским романом" (Генис А. В сторону дзена // Общая газета. 1996. № 19. 16 - 22 мая. С. 11; В. Новиков. Как попасть в Софоклы // Там же. № 20. 23 - 26 мая. С. 11). "Боже мой, да разве это не то единственное, на что я всегда и был только способен - выстрелить в зеркальный шар этого фальшивого мира из авторучки? Какая глубина символа, < ... > и как жаль, что никто из сидящих в зале не в состоянии оценить увиденное. Впрочем, < ... > как знать". Возможно, именно эта мысль, возникшая у героя в финальной сцене романа, когда он окончательно освобождается от пут кошмарного сна реальности и устремляется к пескам и водопадам милой его сердцу Внутренней Монголии, - ключ ко всему произведению. "Компьютерными играми довольно высокого порядка" назвал этот роман один из рецензентов. Что ж, современному писателю не обязательно держать в руке гусиное перо. Другое дело, что и от читателя при этом требуется определенный уровень компьютерной грамотности... И тогда, очень может быть, неразрешимые загадки окажутся прочитанными и понятыми... Действительно: "Как знать..."

Петров Г. Мать Кирсана-плотника
: Повесть // Октябрь.- 1996. - № 5. - С. 20-69.

Жизнь провинциального уголка России, описанная хорошим “народным” языком; здесь все важно, каждая мелочь. Повествователь держит вас за доброго знакомого, с кем можно доверительно поделиться “удивительными событиями”, происходившими давно и недавно. Хронологически повесть охватывает довольно протяженный период: взрослые персонажи еще помнят, как жилось при царе-батюшке, а последние события имеют отношение чуть ли не к нашим дням. Между ними эскизно намечены все ключевые моменты советской истории. Цепочка “случаев”, каждый из которых житейски интересен, как интересно может быть происходящее с обыкновенными людьми, оказывается фоном для истории... рождения, жизни и смерти нового Иисуса Христа, пришедшего в мир под именем Кирсана-плотника. Жизнь его, чудеса и пророчества, как и с его “предшественником”, остаются не понятыми и не признанными жителями городка. “Какой он чудотворец? Это же Кирсан-плотник. Вон мать его Марья... Откуда же у него быть такой силе? Он же как мы все...” Лишь мать Кирсана, простая, бесхитростная женщина, верит посетившему ее видению и истово служит своему Санечке. Служит беззаветной любовью, как и заповедовал Кирсан. Картины адовых мук, на которые обречены все сотворившие зло на земле (преимущественно представители “новой власти”, большевики разных призывов, хозяйничавшие в этом городке), завершают эту небольшую повесть-притчу.

Петрушевская Л. Маленькая волшебниц
: Кукольный роман // Октябрь. - 1996. - № 1. - С. 3-62.

Петрушевская Л. Непогибшая жизнь :
Рассказы // Октябрь. - 1996. - № 10. - С. 68-85.

Петрушевская Л. Простые и волшебные сказки
// Октябрь. - 1996. - № 4. - С. 3-37.

Петрушевская Л. Рассказы
// Дружба народов. - 1996. - № 12. - С. 37-51.

Людмила Петрушевская, удостоенная в 1996 г. премии журнала “Октябрь” “за утверждение либеральных ценностей”, в многочисленных публикациях этого года не изменяет своему удачно найденному стилю “психологоанатома”, несколько отстраненно и в то же время сочувственно моделируя обыденную жизнь наших современников и их же обыденные, вроде бы ничем не примечательные отношения. В рассказах Петрушевская умеет всматриваться в закоулки человеческой души и под слоем “некрасивого”, грязного, трудного способна увидеть светлые лучики человечности. Читать их порой нелегко - как нелегко выслушивать истории о людских бедах. Но знать, конечно, надо. И помнить, что мир полон страданий - от которых не умирают, а с которыми живут.

“Простые и волшебные сказки”, а также кукольный роман - это житейские притчи, рассказанные удивительным, особым языком: он одновременно прост, как обыденный разговор, и в то же время словно искрит изнутри, подсвечивая каждую фразу, каждый эпизод то иронией, то случайным теплом, а то и незатейливым нравоучением. Впрочем, от настоящего нравоучения и “морали” Петрушевская всегда была далека, исповедуя иной принцип, который можно назвать принципом зеркала: каждый при желании может в ироничной истории усмотреть для себя какой-нибудь смысл. А может, и искать ничего не надо, а просто читать, поскольку это умная и любопытная проза. Сказки для взрослых с постоянно меняющимся “фокусом” - то приближающим к глазам хрупкую “кукольную” жизнь, то открывающим панораму суетливой и привычно-злобной “настоящей” жизни.

Познахирев В. Александровская колонна:
Роман // Нева. - 1996. - № 2. - С. 8-97.

Роман переходного периода и о переходном периоде, в котором мы находимся, предлагает читателю разнообразные житейские зарисовки человеческих судеб. Повествование ведется от первого лица. Его герой, интеллигентный, честный и порядочный молодой человек, пытается приспособиться к жизни, и тому хаосу, который в ней царит. Как и многие, кому “посчастливилось” жить в это время и в этой стране, он вынужден заниматься не тем, чем он хочет, а тем, что позволит ему выжить. Он строит с друзьями коттеджи для “новых русских” и одновременно занимается коммерцией, что позволяет, как он говорит, добывать средства, чтобы сохранить такую по нашим временам роскошь, как порядочность, доступную далеко не каждому.

Померанцев И. Предметы роскоши:
Книга прозы. - СПб.: ИНАПРЕСС, 1995. - 200 с.: ил.

Первая книга прозы Игоря Померанцева (р. 1948 г.) наконец приходит к русскому читателю. Судьба писателя преломилась в его литературе: детство и юность на Украине, вынужденная эмиграция, работа на радиостанциях Би-Би-Си и “Свобода”. Эти вехи и образуют стилистическую и жанровую канву книги.

Легкое, емкое письмо, жанровое разнообразие, остроумие, изобретательность суммарно составляют новую литературную интонацию, выделяют прозу Померанцева из потока современной словесности. Это подтверждается первым же рассказом, названным, как будто демонстративно, вызывающе литературно - “Перечитывая Фолкнера”. Рассуждения писателя о Фолкнере к литературоведению не имеет никакого отношения. Это художественная проза, написанная влюбленным учеником. В цикле “Альбы и серенады” - почти все о той, “заграничной советской” жизни, но без обличений, без пылких гражданских страстей, без личных обид и оскорбленного самолюбия. “Бакская собака” - самая крупная вещь в книге. Здесь песнь искусству виноделия перемежается с тонкими суждениями о шедеврах испанской живописи, а острые и свежие этнографические наблюдения с легкими вспышками воспоминаний то о забайкальском детстве, то об украинском отрочестве и юности.

“Трудно сказать коротко, о чем эта книга. Может быть, для каждого - о своем. Для меня - о знаке равенства между жизнью и литературой”, - пишет Е. Холмогорова в рецензии “Предмет первой необходимости” (Знамя. 1966. № 2. С. 221-222).

Попов В. Лучший из худших:
Повесть // Знамя. - 1996. - № 10. - С. 13-72.

“Свежая, местами истинно смешная повесть Попова” (А. Немзер // Дружба народов. 1997. № 2. С. 166) - сатирическое произведение, пародирующее одновременно триллер, фантастический боевик и эротическую литературу. Лейтенант Познанский, выпускник военной “академии тыла и транспорта”, вместе со своими однокашниками занят испытанием и обслуживанием транспортных средств: убежищ и тайных апартаментов, предназначенных для руководителей государства. Дело в основном происходит при Брежневе. Парни-супермены, умеющие хорошо выпить и понимающие толк в других удовольствиях жизни, неотразимые женщины, страстность которых оказывается точным расчетом хорошо вышколенных сотрудниц КГБ, яростная борьба различных отечественных спецслужб и ведомств, жестокие драки, покушения, нападения - все здесь насыщено, все невсерьез, хотя бедный герой постоянно оказывается в госпитале после очередной схватки-разборки. Тем не менее он сентиментально предан своим друзьям-соперникам и беззаветно влюблен в ту, что то ли отвечает ему взаимностью, то ли выполняет служебный долг. В наше время, когда охрана государственных мужей, фирм и частных лиц приобрела невероятные масштабы, обращение писателя к бурной жизни тех, кто занимается этой столь важной, опасной и “необходимой для общества” деятельностью, вполне закономерно, а веселая ирония удачно контрастирует с загадочно мрачным видом реальных представителей служб такого рода.

Пьецух В. Государственное Дитя:
Повесть // Знамя. - 1996. - № 7. - С. 3-48.

Пьецух В. Ночные бдения с Иоганном Вольфгангом Гёте:
Рассказ // Новый мир. - 1996. - № 5. - С. 77-97.

Пьецух В. Сценки из деревенской жизни
// Знамя. - 1966 -№ 3. - С. 95-110.

Пристрастие к фантазиям на темы русской истории - одна из отличительных особенностей прозы Вячеслава Пьецуха ("История города Глупова в новые и новейшие времена", "Роммат", "Предсказание будущего", "Восстание сентябристов" и др.). В повести "Государственное Дитя" он черпает материал из эпохи "смутного времени" и походов Лжедмитрия. Как и прежде, автор предлагает читателю свою версию хода событий, причем в дела давно минувших дней густо примешиваются факты и реалии разных исторических пластов и особенно нашей современности. Произведение построено как историческая хроника будущего российского государства, где после бурных "перестроечных" событий и "демократических реформ" все вернулось к средневековому устройству быта, политических и гражданских отношений. С лукавой усмешкой изображает автор размеренную и неспешную жизнь Москвы, управляемой государем Александром Петровичем, при котором неотлучно находится хитроумный царедворец Перламутров и несколько дебильный отрок Аркадий - наследник престола или "Государственное Дитя", вычисленное Палатой Звездочетов за несколько лет напряженной работы. Основные события развертываются уже после несчастного случая, в результате которого место наследника оказалось вакантным. В роли Лжеаркадия выступает у Пьецуха некто Вася Злоткин, бежавший в балтийские страны и собирающий силы, чтобы двинуться на Москву. Конечно, все это лишь повод для зубоскального разговора о делах наших дней, о пребывании русских за границей, о нравах правящей верхушки, о вечной и больной нашей проблеме, именуемой "народ и власть". К тому же писатель довольно часто уходит от "исторического повествования" (возможно, оно только сны или видения героя), параллельно раскручивая современную линию, в которой Вася Злоткин - то ли тайный агент спецслужб, то ли посланник, выполняющий секретное задание какой-то могущественной организации "со Старой площади". Ясно одно: это, безусловно, откровенная пародия, озорство, писательские байки, в которых речь идет исключительно о нашей действительности, полной политических интриг, шумных баталий, неразберихи, заграничных вояжей, борьбы "за престол". Насколько убедительны предложенные писателем исторические переклички, решать читателю. Одну из линий повествования образуют периодически возникающие в тексте отрывки писем: посланных ему из российской глубинки, где "вдали от цивилизации" идет своя "натуральная" жизнь, наполненная заботами об огороде, урожае, о погоде и баньке. Автор, конечно, далек от того, чтобы идеализировать это возвращение на "здоровую почву"; ироническая усмешка его лишь приобретает несколько иные, лирические оттенки.

Рассказ "Ночные бдения с Иоганном Вольфгангом Гёте" - также плод раскованного воображения автора. Герой, взявший в библиотеке томик стихов "великого немца", удостоен его "посещений" и ведет с ним содержательные беседы. Они говорят о роли искусства и о литературе, о том, как меняется жизнь с течением времени и какова возможная судьба человечества в будущем. Рассказчик успевает "обсудить" с Гёте, что есть Бог? нужны ли революции? существует ли загробная жизнь? Беседы их протекают живо и непринужденно. Иоганн Вольфганг немного старомоден, но зато умен и довольно мил. К тому же хорошо ориентируется в современных наших проблемах, поскольку, судя по всему, встречается и беседует со многими. "Ночные бдения с ... Гёте" вполне могут продолжиться, ведь автор признается, что проблем было затронуто гораздо больше, и далеко не все беседы включены в повествование. Действительно, найденный прием открывает литератору большие возможности.

В "Сценках из деревенской жизни" - небольшой изящно сделанной вещи - Вячеслав Пьецух как бы возвращается в литературную молодость, к лучшим традициям своих первых книг, в частности, сборника "Новая московская философия" (М., 1989). Та же едкая ирония, добротность письма, тот же "философский", слегка отстраненный взгляд на сегодняшнюю обыденность, из крупиц которой писателю удается сложить некую знаковую картину народного бытия. Колоритные, смешные (и одновременно грустные) сценки сельской жизни образуют не столько событийный или изобразительный ряд, сколько череду любопытных и веских размышлений о "загадочной русской душе" и сущности "русского способа бытия". То, что автор при этом не сбивается на публицистику и главными своим аргументом избирает лирико-художественную образность, по современным меркам кажется неожиданным и придает публикации особую привлекательность.

Рецептер В. Прощай, БДТ
(Из жизни театрального отщепенца) // Знамя. - 1966. - № 11. - С. 56-90.

Актер и литератор (автор целого ряда поэтических сборников), известный чтец, исполнитель концертных программ и оригинальных моноспектаклей (шекспировский “Гамлет” в переводе Б. Пастернака и др.) Владимир Рецептер (р. 193 ) многие годы был тесно связан с лениградским Большим драматическим театром, когда им руководил Георгий Товстоногов. До сих пор он выступает на сцене БДТ в пьесе М. Горького “Мещане”. Эти записки - попытка отдать должное театру, таланту и человеческим качествам уже ушедшего из жизни руководителя, товарищам-актерам, каждый из которых - крупная и неповторимая артистическая личность. В тоже время это и попытка осмыслить собственную судьбу в театре, взгляд на себя со стороны, признание своих просчетов и ошибок, своего рода покаяние, произнесенное теперь, спустя годы, когда, оглядываясь на прошлое, можно различить истинные масштабы происходившего. Но главное здесь все-таки - окрашенное светлой печалью прощание с Мастером, уход которого до сих пор ощущается как невосполнимая потеря не только для театра, но и для каждого, кто имел возможность работать и общаться с ним.

Ржевская Е. Дороги и дни
// Дружба народов. - 1996. - № 6. - С. 42-74.

Ржевская Е. Послесловие
// Дружба народов. - 1996. - № 12. - С. 8-32.

“Дороги и дни” - попытка создать “трехмерную” картину все той же войны, о которой много лет пишет бывшая военная переводчица Елена Ржевская. Видимо, еще многое не рассказано. В этой публикации соединяются документы и воспоминания. Документов таких обычному читателю видеть не приходилось: это дневник немецкого солдата, зимующего подо Ржевом, выписки из фронтовой тетради самой Ржевской примерно того же времени (включая документы и распоряжения, издаваемые комендатурой на оккупированных территориях), а также воспоминания о том, что обнаружили советские войска по возвращении на освобожденную Cмоленщину. История смыкается. В заключение Е. Ржевская рассказывает о том, как ее нашел племянник офицера, воевавшего в тех же местах, и просит прощения у русской писательницы за вину своего дяди, передавая ей белые розы от имени “известного мюнхенского движения Сопротивления”. Вторая публикация в том же журнале - “послесловие к тому, о чем писала и что осталось недосказанным, чем наделяла меня судьба и что ранило”, поясняет автор. Здесь рассказывается о судьбе маршала Жукова и о личных встречах с ним в пятидесятые годы, а также приводится несколько дополнительных подробностей об истории опознания трупа Гитлера, в процессе которого Е. Ржевская принимала непосредственное участие как переводчица.

Рондарев А. Беседы о прекрасном
// Знамя. - 1996. - № 2. - С. 30-90.

Прозаический дебют молодого автора. Москвич Артем Рондарев (р. 1968) пишет о себе и своих сверстниках, предлагая "попытку самоосознания поколения", подходящего сегодня к 30-летнему рубежу. Аналитиков литературного потока эта публикация привлекла возрастом автора. Но если А. Немзер (Сегодня. 1996. № 51. 28 марта) благосклонен к дебютанту, то В. Новиков (Общая газ. 1996. № 12) раздраженно замечает, что “”атмосфера самолюбования", сквозящая в описании нравов московской околокинематографической тусовки, удивительно сочетается в "Беседах о прекрасном" с эмоциональной и языковой тусклостью”. А. Латынина (Лит. газ. 1996. 17 апр. № 16.) не хочет ни хвалить, ни ругать. У нее ощущение, что все это она уже много раз читала. Ведь "каждое поколение непременно выдавливает из себя какое-то количество пишущих людей, которые бамбардируют журналы романами и повестями о себе самих...” Впрочем, А. Латынина, как и другие критики, не забывает, что это пока один из немногих литературных автопортретов тех, кто уже пришел в нашу жизнь и активно "делает ее". Судя по зарисовкам А. Рондарева, при всей своей относительной (в сравнении с предыдущими поколениями) материальной и технической оснащенности (квартиры, видики, музыкальные центры, кожаные куртки и т. д.) - эти молодые люди довольно несчастливы, душевно разобщены. В них изначально заложена какая-то душевная стертость, непреодолимая рациональность и инертность поступков и чувств. Природа словно обделила их способностью сильно любить, сопереживать, просто быть добрыми и благодарными к тем, кто живет рядом. У читателя это вызывает скорее сочувствие, чем раздражение, поскольку воспринимается почти как врожденное увечье. Возможно, это издержки молодости и с возрастом эгоцентризм юных сменится пониманием и теплотой к ближним. Но об этом мы узнаем только из будущих книг А. Рондарева, если, конечно, такие появятся.

Рубина Д. “Вот идет Мессия!..”:
Роман // Дружба народов. - 1996. - № 9. - С. 81-138; № 10. - С. 44-108.

Творчество бывшей нашей соотечественницы, живущей ныне в Израиле и пишущей на русском языке, уже хорошо известно российским читателям. Юмор, ирония, умение сочно передать реалии тамошней жизни (преимущественно жизни эмигрантов из всех республик Советского Союза, однозначно именуемых на исторической родине “русской алией” вне зависимости от сложного “состава крови”) - привлекательные черты художественной манеры Дины Рубиной. Критик Лев Аннинский, откликнувшийся на публикацию романа развернутой рецензией (Октябрь. 1996. № 10. С. 218-222), обратил внимание на некоторое сходство ее манеры с художественной манерой И. Бабеля, предпочитавшего, в частности, писать “с ужасным нажимом - о пустяках и с пустячным пересмеиванием - об ужасах”. За многочисленными, мелькающими калейдоскопом картинками быта творческой интеллигенции (работа в журналах, на радио и т.п. - основное занятие персонажей Рубиной) постепенно высвечивается весьма серьезная проблема, волнующая далеко не только “советских евреев”, ставших гражданами Израиля - проблема самоидентификации личности.

Савицкий Д. Тема без вариаций [Passe Decompose, Future Simple]:
Роман // Знамя. - 1996. - № 3. - С. 4-92.

Написанный в 1986 - 95 гг. роман Дмитрия Савицкого (р.1944) переносит читателя во Францию восьмидесятых годов, где, подобно героям произведения, живет и сам автор, принадлежащий к третьей волне русской эмиграции. Отечественный читатель знает этого прозаика по книге "Ниоткуда с любовью; Вальс для К.", напечатанной издательством "Радуга" в 1990 г. В центре нового романа судьбы двух выходцев из России, давних и неразлучных друзей - писателя Бориса Завадского и фотохудожника Кира Щуйского. В прошлом москвичи, они где-то в тридцатилетнем возрасте сознательно выбрали эмиграцию, приложили немало усилий, чтобы уехать на Запад. Оба сумели там "встать на ноги", хотя слишком удачной их карьеру не назовешь. Казалось бы, все сложилось неплохо, но глухой, беспросветной неудовлетворенностью веет со страниц романа. Его герои живут в ритме монотонного, утомительного пробега, суетного мельтешения. Это какая-то бесконечная, опустошающая душу имитация жизни, любви, творчества. Ким и Борис все время куда-то спешат, кого-то ищут, от кого-то пытаются освободиться, и тем не менее тянут наскучившую резину разговоров, встреч, свиданий, секса... А в конце концов неотвратимо теряют тех, кто им действительно нужен и дорог. Они остаются пленниками постоянных воспоминаний о своей московской молодости, хотя, пожалуй, только в этих воспоминаниях живут полнокровно и ярко. Когда-то им хотелось убежать от тисков вездесущего и ненавистного режима, теперь их преследует чувство одиночества в толпе. Роман не вызвал одобрения у критиков (Немзер А. // Сегодня. 1996. 22 марта; Латынина А. // Лит. газ. 1996. 17 апр. С. 4), упрекнувших автора в претенциозности и назвавших это произведение прозой "второй свежести". Однако та же А. Латынина, например, замечает: "Есть в романе и нечто взывающее о снисхождении. Я бы сказала так - неподдельность тоски. Не получилось - как, конечно же, было задумано - блестящего литературного произведения о двух талантливых русских художниках, эмигрировавших на свободный Запад из опостылевшей страны, трагически неприкаянных, страдающих и мучающихся. Получилась же - невнятная жалоба на время, на жизнь, приблизительный диагноз болезни, вирус которой поражает, кажется, не так уж мало эмигрантов из России".

Семенов Г. Убегающий от печали
/ Публ. и предисл. Е. Семеновой // Новый мир. - 1996. - № 9. - С. 131-156.

Публикация материалов из литературного архива прозаика Георгия Семенова (1931-1992). Это - этюды, зарисовки с натуры, наблюдения, раздумья о жизни и быстро текущем времени, которые впитали в себя лучшие черты таланта писателя, его тонкой лирической прозы. В них много личного, задушевного, высказанного с подкупающей искренностью и глубиной. Коренной москвич, деды и прадеды которого (знаменитые в свое время краснодеревщики) немало потрудились, украшая замечательные памятники московского зодчества (Художественный театр, Третьяковскую галерею, Музей изящных искусств), он хорошо чувствовал неповторимую красоту, своеобразие родного города. С Москвой тесно связано большинство воспоминаний и зарисовок. Но главной темой этих каждодневных записок остаются многослойность и многокрасочность жизни, суждения о сущности земного существования человека, о том, что было особенно дорого автору. "Любил и был любим, слушал музыку, шум леса и пенье птиц, не прятался от врага и с улыбкой встречал друга, прощал и сам прощен не раз, обожал детей, и они смотрели на меня с восторгом... Все было в жизни - радость и слезы, смех и печаль..." Теперь, когда писателя уже не стало, эти подведенные им нехитрые итоги собственной жизни приобретают особую значимость. "Убегающий от печали" (название незаконченного рассказа Г. Семенова) - эти слова, как считает вдова писателя, - о нем самом: "человеке и художнике, который чувствовал себя свободным и счастливым только наедине с природой и за работой, убегая в нее, обретая в ней то гармоническое состояние души, которого не могла дать окружающая действительность". Подтверждением тому служат заключающая публикацию (и, кажется, весь жизненный путь писателя) запись, в которой звучат слова радости и примирения: "Господи! Благодарю тебя за красоту и благодать... Благословляю твою прекрасную землю, на которой суждено мне было родиться и жить".

Слаповский А. Гибель гитариста
// Звезда. - 1996. - № 1. - С. 9-60.

Слаповский А. Из цикла “Общедоступный песенник”
// Дружба народов. - 1966. - № 3. - С. 22-50.

Саратовский прозаик Алексей Слаповский (р. 1957) в последние годы активно привлекает внимание критики публикациями в журналах "Волга", "Знамя", "Дружба народов". “Гибель гитариста (1994-95) начинается с детективной интриги. Кто виноват в смерти жителя Саратова - сорокатрехлетнего Дениса Печенегина, найденного мертвым в саду его собственного дома? В восьми главах произведения под разными углами зрения раскрывается характер отношений гитариста с разными людьми, каждый из которых в ту роковую ночь приходил в печенегинский сад. Восемь глав - восемь человек, связанных с ним любовью, ревностью, разочарованиями и надеждами. Пристрастное отношение к герою повести высказывает и сам автор, который в девятой (заключительной) главе произведения замечает: "Был там и я в ту ночь..." Итак, сделав заявку на детектив, автор лукаво надул читателей, втянув их в некую психологическую игру, центром которой стали размышления о сложности человеческих эмоций и взаимоотношений, о тесном соседстве любви и ненависти. А. Немзер, посвятивший "Гибели гитариста" отдельную главу ("Жертвоприношение" // Дружба народов. 1997. № 2. С. 184-185) в своем обзоре прозы 1996 года, считает, что под видом пародии на детектив автор создал притчу. Возможно, это притча "о тяжести всепонимания, которая буквально делает сострадающего мучителем и грешником", "о людях, которые забыли о неразрывности любви и свободы", "о несводимости человека к одному чувству". Повесть, как видится критику, подтверждает известную заповедь "не сотвори себе кумира" и в то же время говорит "о музыке, которая заводит неведомо куда и без которой жить нельзя". Впрочем, все эти толкования текста А. Слаповского, по мнению рецензента, "не отрицают, но поддерживают друг друга". А. Немзер, кстати, напоминает и об "Общедоступном песеннике", где Слаповский "преобразует в прозу такие двусмысленные жанры, как жестокий романс, рок-баллада, блатной романс". Два образца таких текстов опубликованы в “Дружбе народов” - “Кумир (рок-баллада)” и “Крюк (блатной романс)”. Довольно точно воспроизводя стилистическое и тематическое своеобразие песенных жанров “массовой культуры”, прозаик проигрывает им многословием и излишним реализмом.

Смоктуновский И. Меня оставили жить
: Повесть // Подгот. текста и публ. С. М.Смоктуновской и И. М. Смоктуновского // Октябрь. - 1996. - № 10. - С. 3-46.

Смоктуновский И. Быть!:
Главы из книги // Подгот. текста и публ. С. М. Смоктуновской и И. М. Смоктуновского // Октябрь. - 1996. - № 12. - С. 119-150.

Неожиданной стороной откроется читателю замечательный актер Иннокентий Смоктуновский (1925-1994) - талантливым мастером слова, продолжателем “окопной правды” о Великой Отечественной войне, основу которой заложил Виктор Некрасов. Повесть, или большая новелла автобиографического характера, написанная, как можно понять из авторских отступлений, в середине 1980-х гг., - об одном из миллионов эпизодов прошедшей войны. “Обыкновенная война”, как обронил герой-повествователь, оказывается сосредоточена для него в противостоянии людей, которые должны убивать, чтобы выжить; “гранаты есть - жизнь будет”, резонно замечает один из них. Кровь, раны, тяжкие лишения - естественный фон, на котором продолжается жизнь. Ни надрыва, ни попытки философских обобщений. Просто, как правда, в которую нельзя не поверить.

Главы из мемуарной книги отмечены тем же высоким уровнем художественности. Отличный литературный язык, умение выстроить сюжет в сочетании с исключительно доброжелательным, благородным отношением к окружающим людям - и это при том, что события и обстоятельства, о которых пишет актер в этих главах, были отнюдь не лучезарны. Глава “Три ступеньки вниз” - о попытках “поступить в хоть какой-нибудь московский театр в 1955 году”; глава “О друге” посвящена актеру МХАТа Андрею Попову; “Гастроли” - о поездке с театром в Варшаву и событиях, связанных с воспоминаниями о боях на территории Польши в годы Великой Отечественной войны, в которых принимал участие автор.

Созонова А. Если Ты есть:
Роман // Нева. - 1996. - № 7. - С. 5-114.

У героини этого романа вроде бы есть все, чтобы быть счастливой - она привлекательна, умна, легко сходится с людьми; ее любят и готовы бескорыстно прийти на помощь в трудную минуту.

Но драма этой женщины в том, что она совершенно не способна любить. Она умеет брать, но не умеет давать. Даже самого нужного и нуждающегося в ней человека своей душевной черствостью она доводит до попытки самоубийства. Ей постоянно кажется, что все перед ней виноваты; ее переполняет жажда мщения. Ни одной из возможностей, представляемых ей судьбой, она воспользоваться не в состоянии. Автор оставляет открытым финал романа, предполагая, что созданный его тип личности достоин различного толкования и отношения.

Солженицын А. На изломах:
Двухчастный рассказ // Новый мир. - 1996. - № 6.- С. 3-25.

Знакомство с "двухчастными рассказами” Александра Солженицына ( р. 1918) началось еще в 1995 г. Они появились тогда в журнале "Новый мир" (№ 5, 10), вызвав пристальный интерес к новому повороту в творчестве одного из крупнейших наших современных литераторов. "Теперь уже ясно, что это не просто экзотическое жанровое определение из тех, что изобретаются один раз и по конкретному поводу, но именно жанр , придуманный Солженицыным и с тщанием разрабатываемый", - пишет А. Латынина в большой статье "Красный директор и молодой банкир в условиях дикого рынка" (Лит. газ. 1996. 17 июля. № 29. С. 4). Идея "сопоставления двух человеческих судеб в малой прозаической форме", позволяющая создать "галерею человеческих характеров в сопряжении с историей страны", прежде воплощавшаяся на материале прошлых (гулаговских) лет, теперь (впервые в художественном творчестве писателя) решается на основе реалий современной действительности. То, что текст датирован 1996 г., то есть "между временем написания и временем прочтения почти нет дистанции", лишь обостряет интерес к нему. "Рассказ, - пишет Латынина, - с пылу с жару, словно пирожок из печи, его проглатываешь прежде, чем успеваешь распробовать: так что нам хотел сказать писатель о дне сегодняшнем? И это ЧТО интригует куда больше, чем КАК". Естественно, что новый рассказ Солженицына прямо перекликается с его выступлениями, касающимися общественной и политической жизни нашего времени, резкой критикой существующего режима. "Но, - считает А. Латынина, - ошибается тот читатель, кто уже ждет иллюстраций к вышеприведенным высказываниям. Ситуация излома эпохи, рассмотренная через призму двух человеческих судеб, предстает в прозе Солженицына гораздо более сложной..." На страницах рассказа ярко представлены две ключевые для нашего времени фигуры. В первой части "уверенной рукой" выписан портрет одного из преуспевающих красных директоров, руководителей ВПК, сильного и опытного представителя бывшей партноменклатуры - Дмитрия Емцова. Причем в "три странички" текста писателю удалось вместить весь путь героя. В менее прописанной второй части набросан образ "нового русского" - молодого удачливого банкира Алеши Толокнянова, в прошлом одаренного физика. Психологический рисунок характеров и судеб героев, их деловые и душевные качества, то, как каждый из них решает свою "формулу успеха" в конкретном контексте времени и к каким результатам приходит, - все это писатель изображает в неразрывной связи с процессами, происходящими в стране, общая обеспокоенность за судьбы которой заставляет особенно пристально следить за ходом мысли, ощущениями и прогнозами рассказчика. Насыщенность текста, глубина и своеобразие анализа современной ситуации делают рассказ заметным событием литературного года, к которому, учитывая авторитет автора, и читатели и критики будут неоднократно обращаться, извлекая каждый раз много интересного, полезного и неожиданного. Так, П. Басинский в "Литературной газете" (1996. 31 июля, № 31. С. 4), выражая свое "личное восхищение" этим новым рассказом А. Солженицына, спешит заметить: “Поражает щедрость (от избытка сил) старого писателя, сумевшего заключить в один рассказ как минимум один роман (первая часть) и одну повесть. Наконец, "поколенческая" проблема схвачена им так метко, что автору впору садиться за огромную статью о том, как поколение партократов и комсомольских вождей надуло мое поколение и - самое страшное - надуло бесповоротно. Еще эдак лет на пятьдесят”.

Улитин П. Поплавок
/ Вступ. ст. и коммент. М. Айзенберга // Знамя. - 1996. - № 11. - С. 96-125.

Эта публикация - дань памяти писателю Павлу Улитину (1918-1986), имя которого до сей поры было мало кому знакомо. “Засекреченный автор известен только узкому кругу лиц, в чью обязанность входит наблюдатель за безопасностью государства...”, - с грустным юмором писал он о себе. Прошедший через политические аресты конца 30-х и начала 50-х гг., переживший в 60-е гг. обыск и конфискацию всех рукописей, черновиков, записных книжек, П. Улитин нес в своем творчестве “неистощимый игровой азарт”, способность к эксцентрическому жесту, приверженность к “стилистике скрытого сюжета”. “Перед нами, - отмечает в предисловии М. Айзенберг, - не литература, пытающаяся вернуться к речевой естественности, а сложное извилистое течение мысли и работа памяти, осознавшие свою естественно-литературную природу”. Кроме того, проза этого автора - “свободное путешествие по русской, английской, отчасти французской и немецкой литературам”. Любопытно, что к текстам П. Улитина, как легко убедится сегодняшний читатель, вполне приложимы многие “типовые признаки постмодернистской эстетики”. Ведь “слово Улитина всегда “высказывание в квадрате” (по формуле Умберто Эко), то есть высказывание, оснащенное и отягощенное множеством аллюзий и подразумеваемых источников... Цитата, скрытая или явная, дает возможность избежать необязательного повторения, но при этом еще и переиграть, переосмыслить ситуацию”. Публикуемый цикл “Поплавок”, написанный летом 1960 года, - своего рода дневник литератора, проводящего отпуск в Литве, где рыбная ловля на берегу живописного озера, походы в лес и дружеские застолья очень располагают к неспешному осмыслению окружающей жизни, собственной судьбы, того, что дорого в литературе и искусстве.

Герои повествования - знакомые автора - зашифрованы у него под разными (часто литературными) псевдонимами, что создает эффект “двойного прочтения внутреннего сюжета”. Реальные имена и названия по большей части раскрыты в комментариях М. Айзенберга. А. Латынина, отметившая эту публикацию статьей “Телеграмма, адресованная в прошлое” (Лит. газ. 1996. 18 дек. С. 4), рассматривает ее как факт “восстановления литературной справедливости”, отдает должное самоотверженности друзей и с грустью отмечает, что время, когда этот текст был новаторским, сенсационным, авангардным и дерзким, теперь уже прошло.

Улицкая Л. Медея и ее дети:
Семейная хроника // Новый мир. - 1996. - № 3. - С. 3-46; № 4. - С. 7-79; То же // Улицкая Л. Медея и ее дети: Повести. - М.: Вагриус, 1996. - С. ...

Семейная хроника Людмилы Улицкой разворачивается вокруг колоритной запоминающейся фигуры жительницы Крыма Медеи, происходящей из древнего греческого рода Синопли. В ранней юности (незадолго до Октябрьских событий 1917 года) оставшаяся главой большой осиротевшей семьи, она вырастила и "вывела в люди" своих сестер и братьев. Теперь в небогатый южный домик бездетной Медеи каждое лето стекаются многочисленные племянники и племянницы, их дети и их друзья. Кипит жизнь, растут малыши, возникают бурные романы, разыгрываются семейные драмы, обретается успокоение и счастье - и на всем этом отблеск удивительной личности Медеи, которая все видит и все понимает, как бы олицетворяя собой мудрость жизни, стойкость и преданность дому и близким, своему долгу перед Богом и людьми. И хотя от поколения к поколению более хрупкой и уязвимой становится психика, и потомки Медеи не всегда наследуют ее способность противостоять жизненным драмам, Медея остается для них примером достойного, несуетного, как бы из глуби веков идущего образа жизни, Праведницей, память о которой бережно хранят ее потомки. "Я очень рада, - говорит автор в конце повествования, - что через мужа оказалась приобщена к этой семье и мои дети несут в себе немного греческой крови, Медеиной крови. До сих пор в Поселок приезжают Медеины потомки - русские, литовские, грузинские, корейские... Это удивительно приятное чувство принадлежать к семье Медеи, к такой большой семье, что всех ее членов даже не знаешь в лицо и они теряются в перспективе бывшего, небывшего и будущего". Думается, именно эта попытка нащупать крепкую основу, здоровое, объединяющее всех начало земного существования людей и положена в основу замысла произведения. "Очень симптоматично, - пишет в обстоятельной рецензии Л. Бахнов (Дружба народов. 1996. № 8. С. 178-180), - что такие персонажи, как Медея, стали появляться именно сейчас, когда схлынула естественная волна разоблачений прежнего режима и пришло время задуматься: отчего же нам все-таки удалось не оскотиниться, не превратиться в стадо рабов? Благодаря Медеям, конечно. "Genio loci. Гений места. Гений семьи..."

Умнов М. Present continuous:
Повесть // Юность. - 1996. - № 7. - С. 2-21.

Умнов М. Коан Нью-Йорка:
Рассказ // Юность. - 1996. - № 2. - С. 54-71.

Рассказ не юного уже Михаила Умнова (р. 1961) - его первая публикация на страницах журнала “Бывших русских” в Нью-Йорке, особенности их миросозерцания и отношений с новой страной и прежними соотечественниками он показывает через призму восприятия человека вновь прибывшего, еще чужого в этой среде. Тридцатилетний московский интеллигент, придумавший полуиронический-полупрезрительный самоэпитет “беглец от самого себя”, Николай Сергеевич Титунов с подозрением и тревогой вглядывается в эту жизнь и не находит себе в ней места.

Повесть написана от лица “крутой женщины”, молодой литовки, любовницы преуспевающего бизнесмена. С беспощадной откровенностью и подчас шокирующими подробностями рассказывает она и о “красивой жизни” представителей этого нового социального слоя, и о бесчеловечных отношениях между ними. Сама человек волевой и решительный, она с холодным расчетом готовит убийство того, кто застрелил ее возлюбленного.

Уткин А. Хоровод:
Роман // Новый мир. - 1966. - № 9. - С. 3-60; № 10. - С. 28-114; № 11. - С. 21-81.

Эта публикация - литературный дебют молодого (р. 1967) автора, историка по образованию. Объемный, умело построенный и тщательно прописанный роман переносит читателя в окрашенную ностальгической дымкой атмосферу 30 - 40-х гг. ХIХ века - нашей “очаровательной старины”. Жизнь русского дворянства, балы, гусары, гвардейцы, дуэли, ссылки, война на Кавказе, парижские салоны, таинственные происшествия, романтическая любовь - все это присутствует в неспешном повествовании Антона Уткина. Автор не претендует на разработку каких-либо исторических концепций, новые прочтения реальных событий, трактовки известных исторических фигур. Он просто выстраивает изящный сюжет, основанный на материале прошлого века, рисует живописный “хоровод” вымышленных лиц, судеб, ситуаций, характерных для того времени. В результате читатель обретает книгу для легкого и приятного (но не легкомысленного) чтения, в ходе которого складывается представление об особенностях быта и нравах наших не таких уж далеких предков. С особым интересом воспринимаются страницы о пребывании русской армии на Кавказе, схватках с черкесами, судьбах пленных воинов и своеобразных обычаях и законах горцев. Одна из многочисленных сюжетных линий романа затрагивает существование ордена иезуитов и развивает легенду о Книге Книг, открывающей тайны судеб человеческих, потерянной в одном из горных ущелий Кавказа.

Публикация романа А. Уткина дала повод критику П. Басинскому, посвятившему этому произведению большую одобрительную статью (Лит. газ. 1996. 27 нояб., С. 4), поразмышлять о развитии жанра романа на современном этапе и возвращении к “додостоевскому стилю” в литературе. А. Немзер в своем обзоре русской прозы 1996 года (Дружба народов. 1997. № 2. С. 167), напротив, довольно скептически относится к появлению этого “длиннющего” романа и недоумевает, зачем автор “вознамерился переписать “Черную женщину” г-на Греча”.

Фридберг И. Здесь я!:
Повесть // Дружба народов. - 1996. - № 1. - С. 24-62..

"Профессионально, мило, неглупо, в меру иронично, интеллигентно, либерально, но - впечатление, что с этим еврейским мальчиком (автор называет его господин Мойше) нас уже не раз знакомили..." - так в одном из своих обзоров публикаций текущей периодики (Лит. газ. 1996. 7 февр. № 6. С.4) отозвалась повести Исаака Фридберга А. Латынина. Действительно, жизненная история героя повести, который родился в интеллигентной еврейской семье, чудом спасшейся от уничтожения во время немецкой оккупации, подрастал, учился, формировался как личность в 50 - 60-е гг., а к концу семидесятых после безуспешных попыток выехать в Израиль стал политзаключенным, для сегодняшнего читателя вроде бы не таит ничего неожиданного. И все же есть в повести И. Фридберга нечто такое, чего никогда не встречалось еще в жизнеописаниях такого рода, - "поворот сюжета", который по наблюдению той же А. Латыниной, "переводит социальную драму совсем в иную плоскость". Почему вернувшийся из заключения в момент, когда еврейская эмиграция стала легальной, когда "всего один шаг отделял его от славы, обеспеченности, семьи, друзей", герой повести медлит, скрывается, прячется по чердакам? Что пугает его в жизни, наполненной борьбой за существование? Какую "обретенную на лесоповале" свободу не хочет потерять? Эту загадку, преподнесенную автором, по-своему пытается прояснить А. Латынина, которую финал повести заставил вспомнить толстовского "Отца Сергия". Во всяком случае добровольное превращение господина Мойше, "так страдавшего некогда из-за малейшего ущемления своего социального статуса, не сдавшегося и несломленного следствием и лагерем", в безымянного кладбищенского старика по прозвищу Чинарик, которого могильщики посылают за водкой, ценят за честность и "по-своему любят", вероятнее всего предпринято автором, чтобы навести нас на размышления о том, что "сытость, благополучие, безумие борьбы" - вовсе не идеал, к которому надо стремиться. Ведь они тоже делают человека рабом, лишают независимости в мыслях, чувствах, поступках. И тогда незамысловатое существование старого нищего чудака кажется более привлекательным, чем жизнь в цивилизованном мире.

Харитонов М. Времена жизни
// Знамя. - 1996. - № 9. - С.56-59.

Харитонов М. История одной влюбленности
// Знамя. - 1996. - № 3. - С. 138-171.

Харитонов М. Способ существования:
Эссе // Дружба народов. - 1996. - № 2. -С. 53-84.

Под названием "История одной влюбленности" журнал "Знамя" публикует главы из новой эссеистической книги прозаика Марка Харитонова (р. 1937) "Способ существования", посвященные поэту Давиду Самойлову (1920 - 1990), с которым автор познакомился в октябре 1971 года. Это история безоглядной влюбленности молодого литератора в учителя, мэтра, истинного поэта, с течением лет переросшая в глубокое и сложное чувство дружбы, приносящее то радость, то разочарование, окрашенное нежной печалью, пониманием и масштабов Личности, и человеческих слабостей того, с кем ему посчастливилось часто соприкасаться. Портрет Д. Самойлова М. Харитонов старается воспроизвести "без хрестоматийного глянца", таким, каким он был в семейном кругу, в общении с друзьями, в литературной среде. Личные впечатления, подтвержденные дневниковыми записями разных лет, перемежаются фрагментами писем Д. Самойлова. Автор показывает очень талантливого человека, страдавшего от слепоты и при этом много видевшего, который в своих стихах часто бывал прозорливее, точнее и гениальнее, чем в жизни. Подборка эссе из той же книги "Способ существования", представленная журналом "Дружба народов", носит в основном автобиографический характер. Публикация позволяет многое узнать об авторе книги, имя которого до присуждения ему в 1992 году престижной букеровской премии было мало кому известно. В небольших главах проступают история семьи, портреты и судьбы самых близких людей - родителей, бабушки, деда, "пейзажи" детства, черты поколения, рассказы о пережитом "опыте смерти" и "уроках счастья". Говоря о себе, М. Харитонов не скрывает своих взглядов и пристрастий, высказывается о том, что кажется ему очень важным для формирования мироощущения, собственного "способа существования" в качестве человека и художника.

В девятом номере "Дружбы народов" опубликованы две главы из новой книги М. Харитонова "Времена жизни". Это еще никак не связанные друг с другом жизненные истории, два женских образа, два разных характера наших современниц: одинокой, не утратившей способности любить и сострадать Симы-Серафимы и хорошо знающей людей, усталой, но по-житейски мудрой женщины-врача. В редакционном примечании сообщается, что публикация книги "Времена жизни" будет в журнале продолжена.

Ценев Д. Полюбить свой страх:
Повесть / Предисл. автора // Юность. - 1996. - № 2. - С. 3-23.

Ценев Д. Дневник ожидания:
Рассказ // Юность. - 1996. - С. 42-47.

Двадцативосьмилетний Дмитрий Ценев откровенно признается в своем тщеславном стремлении “взорвать зрение окружающих бриллиантовым блеском безумия”. Произведения его сложны по форме: автора интересуют не столько события сюжета - в повести это расследование убийства молодой девушки, в рассказе - банальный служебный роман, сколько психологическая их подоплека, внутренний мир персонажей. Работники следственных органов сталкиваются с непонятным и опасным явлением: изощренный убийца мастерски воздействует на психику своих жертв. В основе его поступков - целая идеология, замешанная на отрицании общепринятых моральных норм и стремлении заставить каждого “полюбить свой страх”. Лирический герой “Дневника ожидания” тщательнейшим образом анализирует каждую деталь своих переживаний, вызванных предстоящим свиданием.

Шенталинский В. Свой среди своих:
Савинков на Лубянке // Новый мир. - 1996. - № 7. - С. 172-194; № 8. - С. 170-194.

Автор, познакомившийся недавно с досье Бориса Савинкова (1879 - 1925), хранившемся на Лубянке, нашел там немало неизвестных рукописей, в том числе "осколки его литературного архива". На основании этих находок написаны настоящие очерки, цель которых - "рассказать еще об одной, последней роли, которую этот человек-театр сыграл на подмостках большой истории". Виталий Шенталинский напоминает, что арест, следствие, суд и гибель Савинкова - одна "из самых загадочных и зловещих историй, какие знает Лубянка". Используя документы, исследователь знакомит с тем, как на самом деле развивались события, как плелась сеть, с помощью которой Борис Савинков попал в руки чекистов. Приводятся отрывки из дневника секретаря и близкого друга Савинкова Любови Ефимовны Деренталь, дневниковые записи и письма самого Савинкова, отчеты и воспоминания тех, кто был рядом с ним в последние дни его жизни. Выстраивая четкую и убедительную версию происходившего, автор подчеркивает, что те, кто задумал и осуществил операцию по аресту знаменитого русского террориста-подпольщика, вошедшую в историю под названием "Синдикат-2", были такие же, как он, "романтики и фанатики революции, социальные утописты, увлеченные замыслом переделать мир и самого человека".

Штакельберг Л. Пасынки поздней империи:
Фрагменты ненаписанного романа // Звезда. - 1996. - № 5. - С. 15-73.

Леонид Штакельберг (р. 1932), по профессии и многолетнему рабочему стажу шофер такси, в 50 - 60-е гг. был активным участником ленинградской литературной тусовки, встречался с известными писателями. Сам он говорит о себе так: “В силу жизненных обстоятельств, специфики профессии, да и собственных склонностей мне довелось общаться с множеством людей, в том числе - занятых, интересных, порой - значительных. Время наше было - не соскучишься, есть что вспомнить”. Естественное желание зафиксировать главные жизненные впечатления автор осуществил во “фрагментах ненаписанного романа”. Это довольно сумбурное (что признает и сам автор) и многословное повествование, содержание которого - “рассказы бывалого человека”. В любопытных, запоминающихся ракурсах возникают здесь фигуры Сергея Довлатова, Анатолия Наймана, Анны Ахматовой, Иосифа Бродского, Ефима Копеляна. Но все же большую часть воспоминаний автор посвящает жизни родного города, его шумных улиц, коллегам-таксистам и пассажирам, от которых услышал столько интересного. Немало места занимают в его записках язвительные портреты и разоблачительные истории, связанные с представителями ленинградской номенклатуры.

Щербакова Г. У ног лежачих женщин:
Повесть // Новый мир. - 1996. - № 1. - С. 3-40; То же (Песня песней у ног лежачих женщин) // Щербакова Г. Год Алены: Романы. - М.: Вагриус, 1996. - С. 397-479.

Писательница Галина Щербакова - автор лирико-мелодраматической прозы (“Вам и не снилось” и др.) написала довольно неожиданное произведение. В небольшом украинском поселке в наши дни по соседству живут три немолодая супружеские пары. Много лет они были почти врагами. Но теперь между тремя пожилыми ( давно на пенсии), казалось бы, не имеющими ничего общего мужчинами (это - кичливый партийный работник Сорока, слывущий интеллигентом Панин и незадачливый инженер Шпеков по прозвищу Шпрехт) завязалась своего рода дружба. Дело в том, что у всех троих парализованные жены, за которыми они преданно ухаживают. Автор обнаруживает неожиданные переплетения судеб, прорисовывает тайные мотивы поступков и поведения героев, каждый из которых пережил свою личную драму и в то же время был по-настоящему счастлив. То, что изображенное писательницей порой так неприглядно, неэстетично, часто грубо и вульгарно, воспринимается как общий фон жизни в обществе, где неблагополучие людских судеб как бы предопределено традицией неуважения к личности. Критик К. Степанян, упоминая произведение Г. Щербаковой в обзорной статье "Реализм как преодоление одиночества" (Знамя. 1996. № 5. С. 207-208), считает, что идея повести - "таинственная духовная сила супружеской любви, только увеличивающаяся от воздействия разрушительных обстоятельств..." При этом он упрекает автора за то, что она не стала "углубляться в тайну преображения души человеческой в ее ежедневном мучительном борении со злом", а попыталась компенсировать все это сентиментальностью, причем, по его мнению, даже присущая творчеству Г. Щербаковой изящная ирония не уберегает повесть от "сладкой фальши". А. Латынина (Лит. газ. 1996. 7 февр. № 6. С. 4), напротив, считает, что "старомодная сентиментальность Щербаковой" сегодня, когда “выяснилось, что бабушкины туфли снова в моде", оказывается востребованной, и "трогательнейшая история будничного и негероического самопожертвования" становится "едва ли не программной вещью" в прозе "Нового мира". Прозаическим произведениям Г. Щербаковой, опубликованным в "Новом мире" в 1995 - 1996 гг., посвящена статья А. Немзера "Как, с чего начать мою историю" (Сегодня. 1996. 5 марта).

Эбаноидзе А. Ныне отпущаеши...:
Триптих // Дружба народов. - 1996. - № 7. - С. 7-76; № 8. - С. 55-107.

"Эта книга написана на руинах. На обгоревших руинах города и наших надежд. Город отстроят, кровь и гарь соскребут и смоют, а надежда возродится сама. И только книга, вобравшая горечь потерь и ошибок, останется свидетельством пережитого", - таким эпиграфом предваряет Александр Эбаноидзе свой новый (1994-1996) роман "Ныне отпущаеши..." По словам Г. Ковалевича (Репортаж из преисподней.. . // Лит. газ. 1996. 25 сент. № 39. С. 4), этим произведением автор на трагической ноте завершает свою тетралогию о Грузии: “Начав с искрящегося весельем и юмором "Брака по-имеретински", заронив в нас тревогу за судьбы народа романами "Где отчий дом", "Вниз и вверх", вот он со склоненной головой перед ужасом нынешних дней...” Герой произведения - московский тележурналист Лаврентий Оболадзе прилетает в Тбилиси в разгар драматических событий декабря 1991 года. Бои на улицах, полыхающие дома, разрушенные стены, трупы - безумие гражданской войны, разгоревшейся между вчера мирно жившими рядом людьми - таков фон повествования. Многослойность сюжета создает сложную гамму ощущений, позволяет увидеть происходящее в разных ракурсах. Трагедийная пронзительность открывающего роман "Реквиема", в котором глазами очевидца показана гибель сметенных спецназом участников апрельского (1989 г.) митинга в Тбилиси, сменяется гротесковой сатирической фантасмагорией, в которой вращается бесконечная вереница обитателей странного, зловещего Дома. Привезенный сюда под конвоем журналист становится свидетелем всеобщего помрачения, видит галерею современных типажей и ожившие символы прошлого. Кого только нет в этом Доме: вожди, боевики, анархисты и коммунисты, бывшие полковники МГБ... А в подвале хранится временами оживающая кукла хозяина Дома - Лаврентия Берия (именно в его бывшем особняке поселяет автор своих персонажей). Нереальность, ставшая сутью реального мира, агония Системы, наваждение и кошмарная одурь, когда "человек охотится на человека", а "судьбу нации разыгрывают на бильярде"...Этот орущий, стреляющий, грохочущий мир на мгновение вдруг исчезает, уступив место полной прозрачной тишины и боли новелле о молодом русском солдате, который во время апрельских событий не бросился крушить людей, а помогал выносить пострадавших. Позже, освобожденный от армейской службы, он стал монастырским послушником, все силы души устремив на покаяние за содеянное людям зло. Но дорога к Храму, к которому по ходу действия обращает свой взор главный герой произведения, для него еще не стала спасением. Роман заканчивается открытым финалом. Останавливаясь на трагической, но все же достаточно неопределенной ноте, автор дает читателю надежду: "Может, дерево не сокрушено, а лишь потрясено до основания, опалило огнем ветвистую крону?"







Новинки отечественного детектива



В прошлом году мы начали вас знакомить с издательствами, выпускающими серии отечественной детективной литературы. В 1996 г. появилось огромное количество новых публикаций, различных по стилю и жанровым характеристикам. Размывание жанровых границ - сюжет для нашей действительности особо примечательный. Вот что пишет об этом известный критик Р. Арбитман в статье “Тюбетейка Мономаха” (Лит. газ. 1996. 4 окт. С. 4): “Иногда кажется, будто законы физики действуют и в области литературы. Допустим, диффузия: проникновение молекул одного вещества в другое при их непосредственном соприкосновении. Таким образом, происходящее влияние фантастики на детектив (и обратно) можно считать процессом закономерным и научно обоснованным <...> Жанровая диффузия стала необратимым литературным фактом: критикам - подмечать, читателям - расхлебывать”.

Столичное издательство “Локид” продолжает серию “Современный российский детектив”

Измайлов А. Время платить : Романы. -М., 1996. - 445 с.

Мастер отечественного триллера, виртуоз остросюжетного повествования и тонкий стилист, Андрей Измайлов давно завоевал сердца поклонников детективного жанра. Романы “Время платить” и “Время ненавидеть”, вошедшие в книгу, написаны в динамичном, почти телеграфном стиле. Первый из них посвящен приключениям каскадера, вместе со своими друзьями смело ставшего на пути криминальных структур. Сила и отвага, соединенные с ловкостью и умом, позволяют герою одержать нелегкую победу. О злоключениях двух сестер-близняшек Ани и Яны Ким, решивших отомстить своим обидчикам - роман “Время ненавидеть”.

Колин А. Компаньон для убийства.
Роман. - М., 1996. - 647 с.

Бывший сотрудник милиции и подручный гангстера вынуждены объединиться в борьбе против наркомафии - такова сюжетная линия романа Александра Колина, продолжающего лучшие традиции отечественного детектива.

Маринина А. Чужая маска:
Роман. - М., 1996. - 396 с.

Загадочная смерть модного писателя ввергает в уныние его почитателей. Не убийство ли это? Фанатичная поклонница объявляет, что именно она убила своего кумира. Но действительное положение вещей оказывается гораздо запутаннее и страшнее, чем можно предположить. Что общего между писателем, депутатом Госдумы и бизнесменом, отбывающим срок?.. Впрочем, угадать, “кто есть кто” все равно невозможно.

Обухов П. В объятиях паука:
Роман. - М., 1996. - 491 с.

Новый триллер Платона Обухова знакомит читателя с темными замыслами международной мафии по очередному переделу мирра. Липкая сеть окутывает всю планету, паутина злодеяний накрыла Москву, Женеву, Осло, подбирается к Сибири... Словно пауки в банке, грызутся между собой властители преступного мира.

Стародымов Н. След мстителя:
Роман. - М., 1996. - 379 с.

Спивающийся отставной офицер отдела внешней разведки КГБ узнает, что бросившая его жена стала жертвой мафиозных разборок. Это событие выводит его из полудремотного cуществования и заставляет вспомнить прошлые навыки. Он решает вмешаться, и это переворачивает всю его жизнь. Герой приходит к пониманию, что “жить” и “доживать” - отнюдь не тождественные понятия.

Это же издательство знакомит с новой серией - “Белый лебедь” :

Бабкин Б. Ожерелье смерти-1:
Роман. - М., 1996. - 512 с.

Бабкин Б. Ожерелье смерти-2:
Роман. - М., 1996. - 440 с.

Бабкин Б. Ожерелье смерти-3:
Роман. - М., 1996. - 512 с.

Древнее ожерелье из сокровищницы китайских императоров становится объектом домогательств преступных сил. К поискам древних сокровищ подключается международная мафия и китайская “Триада”.

Высоцкий В., Мончинский Л. Черная свеча:
Роман. - М., 1996. - 496 с.

Роман “Черная свеча” написан легендарным бардом Владимиром Высоцким в соавторстве с Леонидом Мончинским. Проблемы выживания заключенных в зоне, их сложные взаимоотношения - вот канва произведения.

Измайлов А. Белый Ферзь:
Роман. - М., 1996. - 556 с.

Мá стера по восточным единоборствам пытаются втянуть в грязную игру. Но злодеям придется почувствовать на своей шкуре каково это - уязвлять подлинного сэнсея.

Щеголев А. Инъекция страха:
Повести. - М., 1996. - 395 с.

Повесть “Любовь зверя” начинается с серии загадочных убийств: в течение месяца неуловимая женщина-монстр держит город в страхе и панике. Говорят, она убивает каждого мужчину, который на нее посмотрит... Герой повести “Ночи навсегда” неожиданно узнает из теленовостей, что он - опасный преступник, совершивший ряд изощренных убийств. В повести “Инъекция страха” речь идет о секретном эксперименте над сознанием человека, совершаемом в недрах бывшего КГБ.

Московское издательство “ЭКСМО” выпускает несколько детективных серей. Уже не первый год выходят книги в серии “Черная кошка” .

Горохов А. Смертельный азарт:
Роман. - М., 1996. - 486 с.

После изобретения эффективного способа защиты денег молодой ученый становится объектом охоты со стороны криминальных структур. Будучи азартным человеком, он начинает собственную игру.

Ильин А. Обет молчания:
Роман. - М., 1996. - 464 с.

Супертриллер Андрея Ильина рассказывает о головокружительных событиях, в результате которых обычный паренек становится суперпрофессионалом, способным в одиночку противостоять организованной преступности, охватившей Россию. Герой романа во время службы в армии попадает в специальную школу по подготовке секретных агентов. Его заставили наблюдать за собственными похоронами, отречься от прошлого, настоящего и будущего, научили хладнокровно убивать и спокойно смотреть в глаза смерти. Приключения этого Джеймса Бонда на российский лад не оставят равнодушными поклонников остросюжетной литературы.

Маринина А. Черный список:
Роман - М., 1996. - 388 с.

Во время проведения фестиваля при таинственных обстоятельствах погибают кинозвезды. Поиск преступников ведется среди тех, кто заинтересован устранить конкурентов и получить главный приз. Разгадка мотивов четырех убийств приходит к главному герою подполковнику Стасову после того, как едва не погибает его собственная дочь.

Руденко Б. Время черной охоты:
Роман. - М., 1996. - 352 с.

Руденко Б. Исполнитель:
Повести. - М., 1996. - 371 с.

В романе “Время черной охоты” ни на минуту не прекращается охота за журналистом и майором, слишком много узнавших о схватке влиятельных сил вокруг “черного золота”. Смерть ходит за ними по пятам, принимая самые неожиданные обличья... В повести “Исполнитель” - бывший офицер ВДВ вступает в схватку с организованной бандой, а в повести “Наезд” бывший спецназовец наводит ужас на бандитов, “наехавших” на небольшой городок.

Рясной И. Дурдом. Антикварщики:
Повести. - М., 1996. - 416 с.

Две повести молодого автора Ильи Рясного, капитана милиции, уже выпустившего в издательстве “ЭКСМО” несколько книг, посвящены будням сотрудников МВД. Герой повести “Дурдом”, молодой оперативник МУРа, получает от руководства неординарное задание - внедриться в среду душевнобольных и осуществлять контроль за общественно опасным контингентом из этой среды. События повести “Антикварщики” разворачиваются вокруг подпольного бизнеса по переправке ценностей из России в Западную Европу.

Христофоров И. Русские рабыни:
Роман. - М., 1996. - 432 с.

И. Христофоров, в прошлом капитан I ранга, военный журналист. Несовершеннолетняя героиня его романа по ложному обвинению в краже попадает в “сучью зону” с ее специфическими “прелестями”. Мало того, ее пытаются убить как нежелательную свидетельницу. Она и не подозревает, что за всем этим стоит преступная группировка, поставляющая за рубеж “живой товар” для борделей, торговля которым оказывается настолько выгодной, что криминальные авторитеты без особого труда находят сообщников среди высокопоставленных чиновников. Кто знает, как сложилась бы судьба молодой девушки, не приди на помощь отважный парень, бывший морской пехотинец Владимир Мезенцев.

В этой же серии в 1996 г. вышли книги Л. Влодавца “Змеиный клубок”, С. Гайдукова “Кодла”, А. Дышева “Темная лошадка”, А. Караева “Лабиринт”, И. Козлова “Забудь о чести”, Г. Миронова “Русские бригады”, “Скорпионы”, М. Неменова “Грязь чистой воды”, А. Степанова “Казнь по кругу”, Н. Стародымовой “Авторитеты”, Д. Щербакова “Хроники криминальной революции” и др.

В серии “Русский бестселлер” издательства “ЭКСМО” печатаются классики отечественного детектива.

Булгакова И. Сердце статуи:
Романы. - М., 1996. - 368 с.

Романы Инны Булгаковой “Сердце статуи” и “Красная кукла” написаны в жанре классического детектива. Их объединяет мистическая подоплека совершенных преступлений. В первом молодой скульптор Максим Любезнов расследует загадочное происшествие, в результате которого он потерял память. Вспомнить и наказать виновного - такова навязчивая идея Макса, получающая в романе неожиданную развязку. В серии убийств, расследовать которые пытается журналист-международник, герой романа “Красная кукла”, замешаны пациенты таинственного экстрасенса.

Корецкий Д. Опер по прозвищу “старик”:
Роман. - М., 1996. - 320 с.

Сотрудники уголовного розыска ведут беспощадную войну с преступностью, раскрывают убийство, совершенное группой “Сицилийцев”, ищут “призраков”, ограбивших инкассаторскую машину.

Маринина А. Убийца поневоле:
Роман. - М., 1995. - 400 с.

Маринина А. Смерть ради смерти:
Роман. - М., 1995. - 436 с.

Маринина А. Смерть и немного любви:
Роман. - М., 1995. - 414 с.

Маринина А. Не мешайте палачу:
Роман. - М., 1996. - 388 с.

Все четыре книги из популярного цикла романов о женщине-следователе.

Маринина А. Шестерки умирают первыми:
Роман.- М., 1996. - 484 с.

Сотрудник МВД вынужден скрываться от своих коллег, т.к. его обвиняют в получении взятки и совершении двух убийств. Устанавливая истину, оперативник затрагивает интересы могущественных криминальных структур.

Найдут своего читателя вышедшие в этой же серии романы: И. Деревянко “Отморозки”, “Разборка”, А. Дышева “Пасть Дьявола”, А. и С. Климовых “Срок ликвидации”, Э. Лимонова “Последние дни супермена”, А. Радышевского “Русские страхи”.

Серия “Вне закона” издательства “ЭКСМО” тоже известна читателю.

Леонов Н. Шакалы:
Роман. - М., 1996. - 400 с.

Герой романа Николая Леонова - непобедимый сыщик Лев Гуров. Заурядное дело, порученное ему начальством, - охрана дочери финансового магната банкира Горсткова, неожиданно привело его на самые высокие этажи власти, где коррупция, клановые интересы, непомерные амбиции и холодный расчет подготовили почву для преступления иного масштаба - покушения на жизнь президента страны. Но на пути у заговорщиков оказался сам Лев Гуров, и их планы потерпели крах. Написанный по свежим следам политических скандалов и разоблачений, роман “Шакалы” читается и как классический детектив, и как политический триллер, где за именами героев легко прочитываются громкие фамилии нынешних политических деятелей.

Барабашов В. Мертвая петля:
Роман. - М., 1996.

Гром И. Тайное оружие:
Роман. - М., 1996.

Ильин А. До последней капли:
Роман. - М., 1996.

Корецкий Д. Основная операция:
Роман. - М., 1996.

Молчанов А. Игра против всех:
Роман. - М., 1996.

Петров Д. Подставы для Лоха:
Роман. - М., 1996.

Еще одна серия издательства “ЭКСМО” - “Ягуар” . В ней опубликованы романы: Н. Крамного “Расправы”, В. Силкина “Убийца Страха”, “Супермен”, “Марионетки”; И. Сотникова “Загробный бизнес”.

О сюжете последнего следует сказать несколько слов.

Действие романа разворачивается вокруг скандальной истории о мальчике, у которого... украли глаза. Московский журналист Иван Дзюба берется за расследование серии кровавых преступлений, связанных с торговлей человеческими органами. Преступники воздействуют на людей психотропными средствами. Вступая в борьбу с международной бандой, устроившейся под крышей гуманитарного медицинского фонда, журналист с помощью своих друзей пытается спасти не только жизни соотечественников, но и вернуть им человеческий облик.

Издательство “Армада” выпускает серию “Отечественный детектив” . Среди книг 1996 г. можно отметить романы: В. Алексеева “Черный шакал” и “Претендент” ; Ю. Васильевой “Пономарь” ; В. Гринькова “Убить следящего”, “Санитар”, “Только для мертвых”, “Исчезнувшие без следа”, “Так умирают короли”; Е. Корнюхиной “Суперпредатель”; А. Трапезникова “Проект “Мегаполис”” и др.

Выпуском книг криминального жанра занимаются издательства “Вагриус”, “Современник”, “Надежда-1”, “Мартин”, “АСТ”, “Ия”, “Олимп”, “ТЕРРА”, “Олма-Пресс” и др.

Разумеется, мы не можем охватить весь поток литературы: но о лучших книгах и достойных внимания авторах будем информировать вас и далее.





Новинки отечественной мелодрамы



Мелодрама - жанр, популярный среди масс (особенно женских) и традиционно презираемый серьезными литераторами. Если раньше границы этого жанра были заданы довольно строгими рамками, то теперь под определение “мелодрама” подходят любовные романы, и так называемая “женская проза”. За рубежом уже достаточно освоили этот “ходовой жанр”, да и сериалы, созданные по ним, приносят немалый доход.

Жанровые условности требуют обязательного помещения добропорядочной героини (а иногда и героя) в немилосердные обстоятельства, коим она или он не могут противостоять. Безупречному и чувствительному персонажу приходится терпеть неправду, сталкиваться с вероломством и предательством. Излюбленный поворот интриги в мелодраме - появление персонажа спасителя, выручавшего жертву. Пресловутый хэппи-энд - необходимое условие завершения любовных коллизий.

Любовная нива отечественной прозы только начинает плодоносить, завлекая в сети читателей павлиньим многоцветьем обложек. Уже можно выделить несколько имен, чьи произведения обратили на себя внимание не только читателей, но и литературной критики.

Издательство “ЭКСМО” в серии “Баттерфляй” постоянно публикует романы Анны Берсеневой. В них все равны перед силой любви и ненависти. Деловая женщина, известный музыкант и обаятельный бандит из романа “Ревнивая печаль” волею судеб образуют любовный треугольник, который становится для них западней. Молодая медсестра Марина ( “Гадание при свечах” ) благодаря экстрасенсорным способностям оказывается в “колдовском” кругу Москвы. Но одновременно она открывает в себе другой дар: любить и быть любимой. Не минует чаша сия и героев романов “Смятение чувств” и “Единственная женщина” .

То же издательство в серии “Золотой лев” публикует Е. Арсеньеву.

Роман “Звезда королевы” приглашает читателей в увлекательный мир истории, где царят интриги и заговоры, кипят преступные страсти, и роковая любовь решает участь героев. Водоворот событий, лиц, увлекательные приключения главной героини красавицы Марии ждут ценителей исторического жанра; оказавшись в гуще исторических катаклизмов, потрясших Россию и Европу в конце ХVIII в., Мария попадает в темницу, бежит из нее, участвует в тайных заговорах. Но не политика, а всепоглощающая страсть движет женщиной, готовой претерпеть все муки ада ради любви.

Действие других ее романов также происходит в XVIII в. Елизавету, приемную дочь промышленника Елагина ( “Опальная графиня” , в новом издании - “Обретенное счастье” ), разлучили с супругом в первую брачную ночь. С той поры страшные тайны и роковые страсти окружают Елизавету на каждом шагу. В романе “Тайное венчание” судьба так же разлучает молодых.

В этой же серии однофамилица Арсеньевой Е. (или она же? - издательство умалчивает) - Арсеньева О. выпустила две книжки “Поцелуй небес” и “Большой вальс” , где, как в восточной сказке, изменяются судьбы двух героинь, по прихоти автора ставших после пластической операции дублершами топ-модели.

Новиков Н. Мерцание золотых огней:
Роман. - М., 1996. - 416 с.

Классический любовный роман, развивающийся в пестрых декорациях современной российской действительности. Прекрасная незнакомка попадает под колеса роскошного автомобиля молодого бизнесмена Вадима Лаврентьева, который и не подозревает, что с этого момента окажется жертвой любовной лихорадки.

В серии вышли также романы А. Феоктистовой “Выше только звезды”, М. Преображенской “Открой свое сердце” и др.

Серия “ Счастливая любовь (“ЭКСМО”) знакомит с книгой Е. Дубовицкой “Знакомство по объявлению” , в которой героиня, похоронив мечту о настоящей любви, вынуждена искать спутника жизни через службу знакомств.

Издательство “ТКО АСТ, Олимп” тоже оказалось не чуждо мелодраме, выпустив несколько произведений в серии “Русский роман” .

Вронская О. Три грации:
Роман. - М., 1966. - 400 с.

Героини романа Ольги Вронской - подруги, бывшие одноклассницы Татьяна, Светлана и Валерия. Каждой из них посвящена одна из частей книги. Их судьбы и жизненный путь, проходящие перед читателями, определили не только характеры и жизненные идеалы каждой, но и неожиданные изломы сегодняшнего странного бытия. В эпилоге романа они снова вместе, через двадцать лет после окончания школы, оглядываются на свое прошлое и видят себя теми же восторженными девчонками, какими они были когда-то. Читателям, ожидающим новых встреч с полюбившимся жанром любовного романа, будет интересно узнать в героинях своих соотечественниц и современниц. А динамичный характер повествования и отнюдь не тривиальные ситуации, в которых оказываются “три грации”, придутся по душе любителям остросюжетных произведений.

Ростокина В. Влюбленный вор; Великая любовь (Однажды в Голливуде):
Романы. - М., 1996. - 544 с.

Произведения В.Ростокиной написаны в жанре классического любовного романа. Их действие разворачивается в наши дни. Роман “Влюбленный вор” повествует о жертвенной любви бывшего зека и незаурядной женщины, сделавшей головокружительную политическую карьеру. Перед заинтересованным читателем разворачиваются аферы финансовых воротил, управляющих судьбами страны, открывается тайная сторона парламентских баталий. В центре романа “Великая любовь” - невероятные приключения русской актрисы, волею случая попавшей в США и погрузившейся в мир западного шоу-бизнеса. Пройдя множество нелегких испытаний, героиня возвращает свою настоящую любовь и успех в любимой профессии.

Издательство “Вагриус” тоже не обошло своим вниманием этот жанр. Любовные коллизии и злоключения героинь ждут своего читателя в романах: Н. Порошиной “Верю в любовь”, “Василиса Прекрасная”, Е. Галецкой “Скитания беспутной, или Венденская ваза”, А. Ткачевой “Приворот”, Г. Яхонтова “Сны Анастасии”, “Черная роза Анастасии” и др.





Новинки отечественной фантастики



За последние годы ситуация на книжном рынке значительно изменилась: маятник читательских предпочтений качнулся в сторону сегмента под названием “современная российская фантастика”.

Внимание критики и читателей привлек сборник “Время учеников” (М.: АСТ; СПб.: Terra Fantastica, 1996. - 606 с.: ил.) с предисловием Б. Стругацкого. Это беспрецедентный для отечественной словесности проект: российские фантасты выносят на суд читателей продолжения классических произведений своих Учителей - братьев Стругацких. Знакомые, казалось бы миры в изображении писателей нового поколения выглядят совсем не так, как раньше.

Весьма популярны сейчас Ник Перумов, фантаст из Петербурга, мастер модного сейчас жанра фэнтези, и М. Семенова. Петербургское издательство “Азбука” предложило читателям трилогию Перумова “Кольцо Тьмы” (“Эльфийский Клинок”, “Черное копье”, “Адамант Хенны”) и “Волкодава” и “Валькирию” М. Семеновой .

Критика отметила также опубликованный за границей на русском языке последний двухтомный роман Сергея Снегова (1910-1994) “Диктатор, или Черт не нашего бога” (Рига: Полярис, 1996).

Едва ли не каждая крупная фирма обращается сейчас к жанру фантастики. Здесь на первое место выходит издательство “Локид”. В серии “Современная российская фантастика” издаются произведения разные как по объему (повести, романы), так и по жанровой принадлежности (фантастический детектив, мистический триллер, научная фантастика, философская притча и др.). Предлагаем читателям обратить внимание на следующие книги:

Брайдер Ю., Чадович Н. Клинки Максаров:
Романы. - М., 1996. - 507 с.

Романы “Евангелие от Тимофея” и “Клинки Максаров”, включенные в книгу, - это необыкновенная история человека, ставшего своего рода орудием могущественных и сверхъестественных сил. Он вынужден переходить из одного мира в другой, изменяясь духовно и физически. К какой неведомой, но грандиозной цели его ведут Хозяева Времени? Сумеет ли он достичь ее?

Васильев В. Знак воина:
Романы. - М., 1996. - 379 с.

Фантастические романы Владимира Васильева “Два шага на Данкартен”, “Знак воина, или Облачный край”, “Год жизни” и “Черный Камень Отрана” не оставят равнодушными тех, кто любит с головой уйти в фантастические миры звездолетов и колдунов, отважных космонавтов и обворожительных принцесс, лазерных мечей и чародейства. На страницах книги читателя ждут захватывающие приключения и подвиги героев, которые неустанно борются со злом во всех его проявлениях и непременно побеждают.

Геворкян Э. Времена негодяев:
Роман. - М., 1995. - 507 с.

Это фантастическая сага, эпопея, в которой судьбы героев переплетаются с судьбой страны. Мир близкого, но непростого будущего. Вновь московские правители собирают земли, новые законы и битвы, дворцовые интриги и заговоры, измены и любовь. По рейтингу “Книжного обозрения” автор вошел в список лучших авторов года, а в 1996 г. роман получил самую престижную награду отечественной фантастики - премию “Бронзовая улитка”.

Зелинский А., Рясной И. Тень сатаны:
Роман. В 2 т. - М., 1996. - 345 с.

Много веков назад два тайных ордена вступили между собой в смертельную схватку. Принимая участие в ней, главный герой проходит сквозь времена и страны; от исхода его поединков зависит судьба Земли. А в наши дни он становится начальником уголовного розыска одного из российских городов - и продолжает сражение с силами Зла.

Иванов С. Ветры Империи:
Роман. - М., 1995. - 556 с.

Захватывающие приключения двух героев - юного воина Эрика и богатыря Горна - сюжетная канва фэнтезийного романа. Любители крутого фантастико-эротического боевика не будут разочарованы - их ждут поединки и победы, подстерегающая везде опасность и батальные сцены, магия и любовь.

Кудрявцев Л. Тень мага:
Роман в повестях. - М., 1996. - 393 с.: ил.

Первая книга красноярского писателя Леонида Кудрявцева написана в жанре сказочной фантастики. Роман составили повести “Тень мага” и “Серый маг”. Захватывающий поединок между отважным Хантером и черными магами, за которыми он охотится, без сомнения, взбудоражит воображение читателей.

Лазарчук А. Транквилиум:
Роман. - М., 1996. - 586 с.: ил.

Герои остросюжетного фантастического романа действуют не в будущем и даже не в прошлом. Альтернативное настоящее - вот их пристанище. “Постоянство времени и незыблемость истории - вот на что посягнул красноярский писатель Андрей Лазарчук, - говорится в издательской аннотации. - Устойчиво ли наше мироздание? На этот вопрос пытаются ответить герои, проходя сквозь кровь и измену, трагедию и фарс”.

Лукин Е. Там, за Ахероном:
Повести. - М., 1995. - 461 с.

Там, за Ахероном, находится Ад, откуда нет возврата. Но герой повести ухитряется совершить побег из преисподней. Новые похождения дон Жуана, оказавшегося не только в женском теле, но и вдобавок - в современной России. Повесть волгоградского писателя в 1996 г. отмечена премией “Бронзовая улитка”, самой престижной наградой в отечественной фантастике.

Лукьяненко С. Императоры иллюзий:
Романы. - М., 1996. - 624 с.

Остросюжетная дилогия (“Линия грез”,“Императоры иллюзий”) переносит нас в далекое будущее. Империя Людей по воле своего властителя вступила в противоборство с иными разумными расами обитаемого космоса. Герой дилогии - Кей Альбос, выходец с уничтоженной планеты - лишь пешка в игре правящих кругов. Но иногда и пешки становятся ферзями, пройдя через поле крови и предательства, любви и ненависти, выбора между прощением и местью.

Успенский М. Там, где нас нет:
Романы. - М., 1995. - 587 с.

Романы “Дорогой товарищ король”, “Там, где нас нет” и “Чугунный всадник” - каждый сам по себе шедевр остроумия и глубокомыслия одновременно! Автору удалось гармонично соединить традиции фэнтези и русской сатирической прозы. Роман “Там, где нас нет” - восхитительная сага о странствиях богатыря Жихаря в компании с принцем Яр-Туром и доблестным петухом Будмиром.

Издательство “ЭКСМО” в этом году выпустило несколько томов в серии “Абсолютное оружие” . Вот некоторые из них:

Гуляковский Е. Чужие пространства:
Роман. - М., 1996. - 576 с.

Кровавая схватка между двумя звездными супердержавами грозит уничтожением Вселенной. И только вмешательство студента-недоучки Степана Гравова, ставшего Воином пространств, в конечном счете прекращает звездную войну. Но для этого герой проходит ряд перерождений.

Гласьев А. Паутина:
Роман. - М., 1996. - 516 с.

Поручику Джеку Сибирцеву лично приходится выяснять то, каким образом в лапы боевых пауков с планеты Пятницкой попадает новейшее вооружение, от смертоносного действия которого не спасают даже скафандры повышенной защиты.

Звягинцев В. Разведка боем:
Роман. - М., 1996. - 512 с.

Семеро землян успешно вмешиваются в противоборство двух могущественных космических цивилизаций. Ареной для этой чудовищной шахматной партии является Россия с ее большевистским экспериментом.

Михайлов В. Приют Ветеранов:
Роман. - М., 1996. - 438 с.

ХХI век. Вышедший в отставку и собирающийся отдохнуть суперагент вступает в борьбу с международными преступными организациями. Ход следствия выводит его на структуру, занимающуюся контрабандой сверхсекретного стратегического материала.

В этой серии также вышли произведения: Л. Вершинина ”Великий Сатанг”, В. Ильина “Враги по разуму” И. Стальнова “Эмиссар Черной Армады”.

В серии “Абсолютная магия” того же издательства заслуживают внимания три романа:

Брайдер Ю., Чадович Н. Бастионы Дита:
Роман. - М., 1996. - 464 с.

Роман является продолжением книг “Евангелие от Тимофея”, “Клинки максаров”. Центральный персонаж по имени Артем продолжает странствовать по параллельным мирам, составляющим Супервселенную. На сей раз на его пути оказался страшный город Дит, жители которого опутаны колдовскими чарами.

Дашков А. Звезда Ада:
Роман. - М., 1996. - 448 с.

Дашков А. Змееныш:
Романы. - М., 1996. - 464 с.

Звезда Ада - талисман, сулящий своему обладателю власть над миром. Искатель приключений Скот Люгер по прозвищу Белый Стервятник вознамерился похитить этот талисман. Скоту предстоит совладать с отравленными стрелами оборотней, коварством любовниц и колдовством Неприкасаемых.

Издательство “Армада” публикует произведения этого жанра в серии “Фантастический боевик” :

Басов Н. Лотар - миротворец:
Романы. - М., 1996. - 459 с.: ил.

В романах “Собаки из дикого камня” и “Демон Жалын” рассказывается о новых приключениях воина Лотара Желтоголового, знакомого читателю по книге “Охотники на демонов”. Нападение отвратительных чудовищ, коварный заговор, черная магия - вот неполный перечень опасностей, с которыми приходится иметь дело герою.

Головачев В. Бич времени:
Роман. - М., 1996. - 448 с.

Фантастический боевик известного писателя рассказывает о необыкновенных приключениях землян, путешествующих по “шахте времен”. Разработанный учеными хронобур должен был помочь людям перенестись на сотни миллионов лет назад, к моменту образования Вселенной. Но при запуске произошла авария, и эксперимент вышел из-под контроля. Все его участники становятся заложниками стихийных перемещений во времени.

Калугин А. Лабиринт:
Роман. - М., 1996. - 424 с.: ил.

Калугин А. Разорванное время:
Роман. - М., 1996. - 425 с.: ил.

Дилогия А.Калугина переносит нас на недавно открытую планету, где обнаружен Лабиринт - загадочное сооружение, созданное, по всей видимости, представителями неизвестной цивилизации. Попытка землян изучить это сооружение приводит к самым трагическим последствиям. Однако им суждено вернуться в прошлое и попытаться предотвратить катастрофу.

Можно обратить внимание также на романы Г. Романовой “Властимир” ((М., 1996. - 459 с.) и Б. Трапезникова “Битва за Тарг” (М., 1996. - 410 с.: ил.).

В московском издательстве “Центрполиграф” в серии “Классическая библиотека приключений и научной фантастики” выходят многотомные издания В. Головачева и Ю. Тупицына .

Двухтомник нынешнего кумира интеллектуальной публики В.Пелевина (М.: Терра, 1996) вышел в серии “Большая библиотека приключений и научной фантастики” . Поклонникам “Троих из леса” Ю. Никитина будет интересно познакомиться с его ранними произведениями: “Далекий светлый терем” (М.: Равлик, 1996. - 416 с.) и “Человек, изменивший мир” (М.: Равлик, 1996. - 416 с.), куда вошли повести и рассказы.

Сверхпопулярен сегодня роман М. Семеновой “Волкодав” . Его долгожданное продолжение - “Право на поединок” (СПб.: Терра-Азбука, 1996. - 528 с.) вышло в серии “Русская фэнтези” . В этой же серии вышли книги не менее известных авторов:

Бушков А. Волчье солнышко:
Повести, рассказы. - СПб., 1996. - 640 с.

Лазарчук А. Опоздавшие к лету:
Романы. В 2 т. - СПб., 1996. - 448 с.: ил.

Фрай М. Лабиринт:
Роман. - СПб., 1996. - 608 с.

Совместные усилия московских (“АСТ”) и петербургских (“Terra Fantastica”) издателей дали возможность выйти в свет циклу романов А. Валентинова “Око Силы” (“Волонтеры Челкеля”, “Страж Раны”, “Несущий свет”). Автор при помощи фантастики попробовал заново изложить историю России ХХ века. У всех важнейших событий, по мнению автора, была мистическая подоплека.

Эти же издательства в серии “Далекая радуга” выпустили книгу Э. Раткевича “Наемник Мертвых Богов” .

Юлия Латынина
, выступавшая на страницах печати с критическими статьями, предложила вниманию читателей свой роман - “Колдуны и империя” (Саратов: Труба, 1966. - 496 с.: ил.), написанный в жанре science fantasy с использованием мотивов древнекитайской городской прозы и средневековых фаблио.

То, о чем мы здесь коротко рассказали, лишь небольшая часть потока фантастической литературы, как новой, так и пролежавшей не один год по столам, а теперь заново переработанной для современного читателя. Наша скромная задача - помочь сориентироваться в этом разнообразии.







ПОЭЗИЯ





Бешенковская О. Подземные цветы:
Стихи / Послесл. В. Кривулина. - СПб.: Тerra Fantastica; Corvus; финансовая группа РоссКо, 1996. - 111 с. - (Поэтич. серия "Невский альбом").

Книга Ольги Бешенковской, которую Евгений Евтушенко в своей поэтической антологии "Строфы века" назвал одним из сильнейших русских женщин-поэтов, написана в 1983-1985 гг. В ней слишком много "горькой и страшной жизненной правды", по выражению того же Евтушенко. До последнего времени поэзия О. Бешенковской была известна только читателям самиздата. Всю жизнь она работала - слесарем, журналистом, кочегаром, и всю жизнь писала. Ее стихам присуща та степень свободы, при которой гармонично сливаются лиризм и патетика, ирония и драматизм, язык современной улицы и библейские интонации. Они написаны на той высокой ноте гражданского самосознания, когда любая несправедливость ранит и вызывает ответное возмущение, "поэтический глагол" у нее действительно "жжет сердца людей". И в этом смысле она является прямой продолжательницей русской гражданственной поэзии в самом возвышенном ее понимании. Центральное место в книге занимает венок сонетов "Мои современники", где дан честный и порой беспощадный анализ времени, когда многие поэты могли выращивать только "подземные цветы":



О нас напишут, ведаю заране,

Немало всякой горькой чепухи...

А правда в том, что мы не на экране,

Не на трибуне верили в стихи;

Не в кассе - сумма прописью - за веру...

...Через решетки слушая синиц,

Мы, эллины, привыкли к интерьеру

Котельных и смирительных больниц...

Спасая мир от мнимой катастрофы,

Кто там крадется тенью по стене? -

Держись, Олег (за что ж еще? - за строфы...)

Привет Сереже. Помни обо мне...



Мы сон и сонм - откуда эта боль? -

Но не Россия... Призрачная роль.



В сборник вошли стихи: "От великой души до банальной судьбы...", "Не могу отрешиться от горестной нашей судьбы...", "Пучок сонетов не-о-любви", "Россия. Ночь. Атараксия...", "Письмо в зону", "О, времена - нужник, наждак...", "Перечитывая библию" и др.

Блох Р. Здесь шумят чужие города...
/ Предисл. В. Леонидова. - М.: Изограф, 1996. - 127 с.

Тоненький сборник стихов воскрешает для отечественного читателя еще одно незаслуженно забытое имя поэтессы, чья судьба сложилась по сценарию той страшной эпохи, в которую ей довелось жить. Раиса Ноевна Блох (1899-1943) родилась в Петербурге в семье известного юриста. Она успешно закончила историческое отделение факультета общественных наук Петроградского университета, специализируясь на истории средневековья. Впоследствии медиевистика стала ее основной профессией и главным заработком на жизнь. Но всепоглощающей страстью ее жизни была поэзия, как и у многих других одаренных и ярких юношей и девушек, посещавших литературные студии и забивавших до отказа залы на поэтических вечерах в голодном послереволюционном Петрограде. Она посещала переводческую студию Михаила Лозинского; в 1920 г. ее приняли в Петроградское отделение Всероссийского союза поэтов с одобрения А. Блока и Н. Гумилева. Однако восторженный взгляд юной поэтессы на мир ушел в прошлое после расстрела последнего, и в 1922 г. Раиса Блох выезжает в Берлин для работы в архивах и библиотеках, чтобы никогда уже не вернуться в Россию. Первый сборник ее стихов "Мой город" вышел в 1928 г. в Берлине. В нем со всей страстностью и болью прозвучала тоска по Петербургу, "городу белому", где прошла беззаботная юность и были похоронены лучшие надежды и мечты. А тем временем Берлин перестал быть литературной столицей русской эмиграции. В воздухе все ощутимее пахло коричневой чумой, и в 1933 г. Р. Блох и М. Горлин, ее будущий муж, выезжают в Париж. Здесь в 1935 г. вышел второй сборник стихов "Тишина", который был высоко оценен одним из мэтров эмигрантской критики Г. Адамовичем, отметившим простоту и искренность чувства как главное достоинство поэзии Р. Блох. Именно там впервые были опубликованы стихи, которые многим знакомы благодаря Вертинскому, положившему их на музыку:



Принесла залетная молва

Милые ненужные слова:

Летний сад, Фонтанка и Нева.



Вы, слова залетные, куда?

Здесь шумят чужие города

И чужая плещется вода.



Вас не взять, не спрятать, не прогнать.

Надо жить - не надо вспоминать,

Чтобы больно не было опять.



Однако и Франция перестала быть надежным убежищем. В 1939 г. был арестован муж Раисы Блох Михаил Горлин. Она достала паспорт, чтобы бежать с дочерью в Швейцарию, но по дороге девочка заболела и умерла на руках у матери. Швейцарские пограничники выдали Раису Блох немецким властям. Она погибла в 1943 г. в одном из концлагерей Германии. Первая книга стихов Р. Блох, изданная на родине, включает в себя все стихотворения и некоторые переводы, изданные при ее жизни и после гибели.

Быков Р. Стихи Ролана Быкова.
- М.: Фонд Ролана Быкова, 1996. - 175 с.

По признанию Ролана Быкова, стихи он пишет с самого раннего детства. в десять лет был уверен, что станет поэтом, но судьба сложилась иначе. Он стал замечательным актером и режиссером, чье имя равно популярно у взрослых и у детей. Но стихи никуда не уходили. С годами они стали необходимостью, помогали в трудную минуту подняться над суетой, сохранить себя. Если бы не стихи, по утверждению Ролана Быкова, он не смог бы снять и защитить фильм "Чучело". Когда его обвиняли бог знает в чем, собирались посадить, требовали запрещения фильма, каждый день он возвращался домой и по старой привычке писал стихи, как дневник. Они спасли его от отчаяния, он выжил и сумел отстоять свое детище.

Книга стихов составлена из того, что было написано в тот сложный период. Прошло почти десять лет, но они, как считает автор, звучат сегодня на удивление современно. Талантливый человек, как правило, талантлив во всем. Это подтверждают рисунки Быкова, ставшие иллюстрациями к его поэзии. Поклонники многогранного творчества популярного актера с удовольствием прочтут эту книгу, где есть стихи о любви и ненависти, о надежде и отчаянии, о поэзии и о сомнениях, терзающих душу художника.

В заключительный раздел сборника вошли стихотворные миниатюры, посвященные собратьям по актерскому цеху: В. Гафту, А. Эфросу, М. Гаухман-Свердлову, М. Козакову, Е. Санаевой и даже... Ролану Быкову.

Вихорев В. Я бы сказал тебе много хорошего...:
Песни / Вступ. сл. А. Тимофеева; Послесл. А. Чуланова. - СПб.: Бояныч, 1996. - 175 с., ил.

В книге собраны песни одного из старейших питерских бардов Валентина Вихорева (р. 1931), написанные более чем за три десятка лет. Эти песни любят и поют, они звучат у туристских костров и в залах. Многие из стихов сопровождены нотами в переложении для гитары. Жизнь В. Вихорева сложилась, как у многих ленинградских подростков, чье детство пришлось на суровые военные, блокадные годы. Отец ушел на фронт ополченцем и погиб под Ленинградом в первую же военную зиму. Затем были блокада, голод, эвакуация, детдом в Сибири, возвращение в родной Ленинград, ремесленное училище. Первые его песни появились еще в конце пятидесятых. Многие барды тогда писали еще каждый о своем, не зная о существовании друг друга. Затем эти песенные ручьи соединились в 60 - 70-е годы. Потом были концерты, слеты, членство и председательство в жюри. Ленинградская квартира Вихорева издавна стала местом встречи бардов, исполнителей, молодежи, прошедшей песенный пионерлагерь Вихорева под Лугой, где уже 20 лет он проводит каждое лето начальником пионерлагеря. Здесь бывали Е. Клячкин, Ю. Кукин, А. Городницкий, М. Крыжановский, В. Вахратимов, В. Глазанов и многие другие. Немало песен В. Вихорева родилось в походах, в поездках с командой энтузиастов-подводников в поисках озер с чистой водой. Карельские острова, Ладога, Прибалтика, Соловки, Черное море... О географии поездок говорят сами названия песен: "Карелия в первом снегу..", "На Соловецких островах...", "Ох уж, эти мне Карпаты...". Карелия - особая любовь Вихорева, о которой написаны им настоящие жемчужины: "Давай сойдем на полустанке...", "Гуляет кленовая осень...", " Я бы сказал тебе много хорошего..", "Мокрый клен за окном..." и целая серия песен о Кижах. Особое место занимает военная и блокадная тема. Песни о военных годах собраны в разделе "Сороковые если вспоминаю". Многое в песнях Вихорева, заядлого горнолыжника, скалолаза, альпиниста, подводника, автобиографично. В них есть романтика дальних дорог и странствий. Как творческое кредо звучат строки одной из ранних его песен:



Мокрый клен за окном,

Дробь дождя за стеклом.

Вы зачем о былом

Песню дарите мне?



Кто сказал, что я сдал,

Что мне рук не поднять

Что я с песней порвал,

Что рюкзак не собрать?



Уложу в рюкзак

Что хранил и берег,

Что подарено мне

От озер и дорог:



Неба синего синь,

Скал слепящий оскал,

Сроки мне отодвинь,

Я свое не сказал.



Долина В. Потайные лады.
- М.: Лайда, 1996. - 96 с.

Новая книга стихов Вероники Долиной на три четверти составлена из не публиковавшихся ранее произведений. Стихов, которые "не поются", здесь больше, чем прежде, есть даже опыт в прозе "Тихий зайчик" (1975), написанный в жанре черного юмора. В немного ироничных, лукавых, подчеркнуто погруженных в повседневную суету и неразбериху стихах поэтессы неизменным остается ее способность из любого "сора" творить легкую и светлую поэзию, раскрывая "потайные лады" женской души. Среди недавно написанного, быть может, чуть меньше, чем раньше, освящено любовным переживаниям, чуть больше - размышлениям о нашем разорванном времени, разбросавшем по разным странам и городам недавних друзей и единомышленников ("Вот минувшее делает знак...", "Смеркалось. Только диссиденты...", "Дорогой Василий Палыч", "Уезжают мои родственники", "Нет, советские сумасшедшие не похожи на остальных!"). И все же она сама находит для себя опору в стремительно изменяющемся мире. Это любовь, семья, дети и, конечно, стихи, положенные на музыку:



Я пишу стихи с музыкою,

Потому что так хочу.

Я чирикаю, чирикаю,

Клювом стрелочки кручу.



Если ты не толст, как лавочник,

И не прыток, как лакей -

То, пожалуйста, будь ласковым

К этой музыке моей.



Я пишу стихи с музыкою,

С самой нежной из музык.

Я беды еще накликаю

На дурацкий свой язык.



Кекова С. Песочные часы:
Стихотворения. - М. - СПб.: Atheneum; Феникс, 1995. - 96 с. - (Сер. Мастерская).

Кекова С. По обе стороны имени:
Поэма. - М.: Арго-Риск, 1996. - 32 с. - (Сер. "Ex ungue leonem").

Имя молодой поэтессы Светланы Кековой для многих любителей поэзии станет настоящим открытием. Обе ее новые книги вышли в сериях, где публикуются наиболее известные и ценимые культурной элитой поэты: Г. Сапгир, Д. Пригов, М. Айзенберг, Л. Рубинштейн и многие другие. Ее поэзия, отличаясь своим неповторимым голосом, органично встает в этот ряд. Стихи Кековой поражают редкой чистотой поэтической интонации, они написаны как будто на одном дыхании, когда одна строка неизбежно влечет за собой другую. Ее поэтический мир насыщен культурными ассоциациями, густо заселен вещами, красками и запахами окружающего мира, кажется, что поэтесса настолько увлечена самой музыкой стиха, что почти ради забавы переплетает разные предметы в свои причудливые метафоры. Время, которое становится одной из основных тем ее поэтических медитаций (не случайно название сборника "Песочные часы"), скорее мифологическое, чем реальное:



Вот зеркало, раскрыв щербатый рот,

глотает тех, кто пробегает мимо.

Вот время, сделав полный оборот

Вокруг своей оси, неумолимо

вращается. Вот мальчик у ворот

стоит, и смотрит на прозрачный шар,

и думает, что он еще не стар -

он не утратил зрения и слуха.

А рядом смотрит в зеркало старуха -

жена его, и частым гребешком

расчесывает волосы. Пешком

по небу ходят ангелы и птицы,

а мир разъят на мелкие частицы.

Пусть ворон в клюве воду принесет

и странника убитого спасет.

Мне страшно видеть ворона в полете -

зачем он головой трясет,

когда подобна жизнь разъятой плоти.

("Песочные часы")



Такой загадочной и неуловимой материи, как течение времени, посвящены и многие другие стихотворения сборника: "Баллада об уходящем времени", "Пусть время ходит ходуном...", "Выпив время в один присест...", "Время двинулось, сердце заныло...", "Часы остановились". Быть может, стихам С. Кековой не всегда хватает глубины чувств и переживаний, их можно назвать книжной поэзией, питающейся не жизненными соками, а некими культурологическими сновидениями. Но этот "грех" присущ всей культуре конца XX столетия, эклектической по своей сути. Искушенного читателя привлечет в двух книжках молодой поэтессы мастерское владение поэтическим словом, неожиданная, яркая образность, богатство лексики.

Кудрявицкий А. Поле вечных историй:
Книга стихотворений. - М. - Париж - Нью-Йорк, Третья волна, 1996. - 79 с.

Анатолий Кудрявицкий (р. 1954) был одним из авторов самиздата в 70-х - начале 80-х годов. Медик по профессии, с 1984 г. он начал заниматься переводами зарубежной поэзии и прозы. В его переводах публиковались романы Голсуорси, Моэма, Эрла Гарднера, книги рассказов Конан Дойла и Стивена Ликока, стихи Стивена Крейна. Собственные стихи и проза "легально" публиковались, начиная с 1989 г., в журналах "Новый мир", "Смена", "Литературное обозрение", альманахе "Стрелец" и других периодических изданиях. В 1991 г. вышел первый сборник стихов поэта "Осенний корабль", за ним последовали еще три. 1993 г. ознаменовался для Антолия Кудрявицкого созданием поэтический группы мелоимажинистов, просуществовавшей три года. Памяти своего поэтического предшественника С. Есенина он посвятил стихотворение "Дай же руку, русый, любимый..." (1994). В новую книгу стихов "Поле вечных историй" наряду с поэмой "Потоп", журнальный вариант которой знаком читателям по публикации в "Новом мире", и поэмой "Блокада", вошли стихи последних лет, передающие ощущение времени и себя человеком на рубеже эпох. Тревожный, разорванный ритм современной жизни пульсирует в нерифмованных стихах А. Кудрявицкого, в причудливых метафорах и эпитетах переплавляющего противоречивые впечатления внешнего мира, далекого от простоты и гармонии. И все же поэзия для него - это прежде всего "поле вечных историй", мифологическое пространство творческого воображения, отрешенного от сиюминутного и занятого созданием собственного мира, где есть место для таких причудливых созданий, как "месяцебык", "змейка запазушная", "рыба-ворона", где цветет "сад эпитетов":



Сад эпитетов, искусственные цветы.

Изломанность лепесткового жеста

переходит в изнеженность. И на призыв: "Цвети!" -

отвечает дождь цвета жести.

("Подводные сады")



Кузьминский К. Стихи: 1987-1990.
- СПб.: Новое лит. обозрение, 1995. - 60 с.

Константин Кузьминский - одна из интереснейших фигур петербургского поэтического андеграунда 60 -70-х годов. Он был живой легендой в Ленинграде тех лет, воплощая собой поэзию со всеми ее причудами, провалами и несуразностями. Остался он таковым и в Америке, где живет с 1975 г. Виртуозность и объем написанного им поражают, он всегда был изумительным версификатором, смело мешавшим раннего Маяковского с Крученых и переиначенным на питерский лад Евтушенко. И даже матерщина нью-йоркских лет напоминает скорее блестящий поэтический эксперимент, чем смачную похабщину. Необходимость сказать нечто важное миру отодвигается им на второй план. Главное - сказать нечто, ни на кого не похожее, но красивое. Вторичность поэзии Кузьминского очевидна, но вторична она не по отношению к предшественникам, а по отношению к собственной жизни поэта, намеренно превращенной в бесконечный карнавал. В Ленинграде он держал что-то вроде приюта для поэтов, в Америке, став профессором, голый бегал по студенческой аудитории. И одновременно издал замечательную девятитомную, обильно иллюстрированную антологию "У голубой лагуны", ставшую наиболее полным собранием лучших петербургских поэтов. Многих он заразил своей одержимостью поэзией, научив не столько писать, сколько считать это единственным делом своей жизни. Он давно разругался с доброй половиной художественно-литературной эмиграции, создав себе прочный имидж enfante terrible русской поэзии. Первый тоненький сборник его стихов эмигрантского периода из серии "Муд зубрости" полностью подтверждает его репутацию ниспровергателя всех поэтических канонов и поэтического хулигана. В книгу вошли произведения: "Мыс Ольги нос Ольги...", СЛЕЗНЫЙ ТОК ТОКИО", "Томление о Тямпе или Прощание из в ниоткуда", "ПОэМА О ШЕРШЕНЕВИЧЕ В ШЕСТИ ЧАСТЯх И ЧАСТНОСТЯх", "Трупик раком Из Г. М)", "Одессы горькая закуска", "Тело, мясо, вода, душа и огонь во взаимонезависимости в канун дня Независимости", "Послание Жене Коневу в тухлый Ментухен с западного брега Атлантик Оушен". Отрывок из последнего дает полное представление об общей тональности его рискованных опусов:



биографии с географией

ох знакомы мы с биографией

с детства кормлены порнографией

солоб губ толстой всунул графией



монография - онанизм сплошной

полиграфия - просто свальный грех

а из тех утех - кунка зверь пушной

раздави десной тот орех лесной



Ланцберг В. Условный знак
/ Сост. Н.Жукова. - М.: Аргус, 1996. - 288 с.: ил., нот. (Авт. песня).

Это первый нотный авторский сборник известного барда Владимира Ланцберга. По утверждению автора, он положил на музыку всю свою личную жизнь и рассказал о проблемах, которые волнуют многих - о любви, несчастной и счастливой, о тяжелых болезнях, о переписке с друзьями о проблемах творчества и о приступах социального и психологического протеста, о молитвах и заклинаниях. В книгу вошли 50 песен и сборник стихотворений “Генеральная уборка”, а также поэмы “Аборигея”, “Эпопизоотия”. Фотоиллюстрации - из архива автора.



Лисянский М. Диалог:
Стихи последних лет / Послесл. К. Ковальджи. - М.: Моск. рабочий, 1996. - 159 с.

Поэт Марк Лисянский (1913-1993) давно и хорошо известен читателю, в том числе и как автор многих песен, особую популярность среди которых получила песня "Дорогая моя столица, золотая моя Москва!", ставшая гимном Москвы. Незадолго до смерти он собрал новую книгу своих стихов под названием "Диалог", в основном ранее не публиковавшихся, которая была подготовлена к изданию стараниями его жены Антонины Федоровны Копорулиной. Это трудная, добрая, немного печальная и все же светлая книга, в ней есть горечь и предчувствие прощания, но и благоговение перед жизнью, вера в доброту и порядочность как незыблемые ее начала. Одна из излюбленных тем поэзии Лисянского, о чем бы он ни писал, - это глубоко нравственная, глубоко личная тема верности, дружеской преданности. Он был редким среди поэтов "художником без позы и жеста", никогда не стремившимся встать над читателем. Он всегда был оппонентом риторической трескотни и торжественного словоблудия, которые выдавались за магистральный путь советской поэзии, и воспевал простые общечеловеческие ценности. Поэт стремился через свои стихи "поделиться давнею мечтой: чтобы злых лечили добротой" - таков был его способ борьбы за человека. Об этом и его последние стихи, в которых он ведет диалог с жизнью и с поэзией, с любимой и с читателем своих стихов, с друзьями и с самим собой, а в конечном счете с вечностью:



Я сказал вам все, что смог,

Всей своей судьбой.

Самый трудный диалог -

Он с самим собой.



- Ты когда-нибудь хитрил

В жизни непростой?

- Я взбирался без перил

Лестницей крутой.



Я был молод, старым стал,

Воз тащил как вол.

Наивысший пьедестал -

Мой рабочий стол.

("Диалог с самим собой").



Муравьев В. Пасынок судьбы:
Стихотворения / Сост., вступ. ст. и коммент. Н. Илькевича. - М.: Скрин, 1996. - 159 с. - ("Свидетельства о ХХ веке").

Избрав в качестве заглавия для сборника стихов забытого поэта, начинавшего в конце 20-х и затем канувшего в безвестность наряду с миллионами других узников сталинских лагерей, слова из его стихотворения "Звезда" 1938 года, составитель и первый исследователь его творчества Н. Илькевич очень точно обозначил горестную доминанту судьбы Владимира Игнатьевича Муравьева (1914-1951). Владимир Муравьев родился в семье учителя и после окончания школы последовал примеру отца, поступив в 1930 г. в Смоленский педагогический институт. Еще до учебы в институте он начал посещать собрания Смоленской ассоциации пролетарских писателей, где познакомился с многими литераторами, в том числе и с Александром Твардовским, с которым он крепко подружился. Они вместе совершили в 1930 г. поездку по колхозам области, в одном и том же году оба были исключены из местной организации РАПП за сочувствие Литфронту. После этого В. Муравьев примерно с 1931 г. пишет стихи только для себя, "в стол". С 1932 г. В. Муравьев начинает активно печататься в журнале "Наступление" с многочисленными рецензиями на книги и серьезными литературоведческими статьями. В 1934 г. совместно с профессором П. М. Соболевым он издает в Смоленске сборник "Фольклор фабрично-заводских рабочих". Однако вскоре и эта отдушина была для него закрыта. В 1937 г. В. Муравьев был арестован и осужден за "участие в контрреволюционной группировке среди писателей г. Смоленска". В 1945 г. В. Муравьев был освобожден из лагеря и поселился в Тайшете Иркутской области, где стал работать преподавателем средней школы. Все эти годы именно поэзия помогла ему выжить. Стихи 1937-1944 годов он высылал различными путями своей сестре. Они-то и легли в основу этой книги, куда помимо поэмы 1939 г. "Евгений Онегин", вошли 63 стихотворения и стихотворные переводы. В стихах поэта, созданных за годы лишений и страданий, поражает светлый, романтический взгляд на мир, в них нет злобы и ожесточения, но есть юношеское томление о жизни, светлая грусть, раздумья над гамлетовскими вопросами. И, как ни странно, нет ничего пролетарского, начисто отсутствует советская лексика и какие-либо реалии тех лет. В стихах В. Муравьева есть нечто, роднящее его с поэзией М. Светлова, романтика и жажда необычного, яркого. Как творческое кредо поэта звучит стихотворение 1943 г. "Ночной разговор":



Пегас мой стар - худая кляча,

Карман дыряв, как решето.

Насквозь дожди и неудачи

Протерли ветхое пальто.

Да, я смешон, я это знаю

Сто раз обманутый Пьерро,

И все же к звездам подымаю

Оружье вечное - перо!

Не признаю твоей я власти

И пусть проходит стороной

Трескучим ярмарочным счастьем

Веселье куклы заводной.

Быть может, здесь граница мира.

Разрежен воздух. Высота.

Не сотворю себе кумира.

Тебе не сдамся, суета.



Издание этой книги, в запозданием, но уже навсегда возвращающей нам имя поэта Владимира Муравьева, в очередной раз подтверждает истину, что "рукописи не горят".

Неизвестный Мариенгоф:
Избранные стихи и поэмы 1916-1962 гг. / Сост., подгот. текста, примеч., послесл. А. Ласкина. - СПб.: Альманах "Петрополь", Фонд русской поэзии, Изд-во "Лань", 1996. - 214 с.

Всю жизнь Анатолий Борисович Мариенгоф (1897- 1962), в молодости один из самых экстравагантных членов группы имажинистов, мечтал о поэтическом "Избранном", которое он впервые анонсировал в ранних имажинистских сборничках, издававшихся смехотворным тиражом. После смерти С. Есенина Мариенгоф перестает публиковать стихи. Все позднейшие попытки пробиться в "официальную" литературу оканчивались неудачей. До последнего времени попытка собрать стихотворные опыты А. Мариенгофа предпринималась лишь однажды, в 1989 г. Однако в небольшом томике, выпущенном “Библиотекой журнала "Полиграфия"”, были собраны лишь произведения 20-х годов. Настоящее издание впервые представляет "полного" Мариенгофа-поэта. Оно демонстрирует его движение во времени от дерзости и бравады ранних поэм до сосредоточенности и горечи поздних стихов.

Первая часть сборника включает в себя стихи и поэмы, публиковавшиеся в 1917-1922 годах почти "на правах рукописи". Это были годы смелого сочетания жизни и творчества, когда ответом нарастающему безумию рушащегося мира стали для Мариенгофа и его собратьев по цеху нетерпимость, ожесточение, пренебрежение какими-либо правилами, даже правилами языка. Странность и непонятность достигают в произведениях этих лет ("России", "Октябрь", "Днесь", "Василию Каменскому", "Тюк звезд", "Марш революции", "Кондитерская солнц", "Магдалина", "Встреча", "Застольная беседа", "Тучелет", "Слепые ноги" и др.), такой степени, что ориентироваться приходится по отдельным словам, двигаясь вглубь текста как бы с завязанными глазами:



Конь революций буйно вскачь,

Верст миллионы в пространствах

рвы,

Каждый волос хвоста и гривы -

Знамя восстаний, бунта кумач.

Громами откликается копыт стук,

В тучах перецеловываются губы снарядов.

Плечи в плечи Север и Юг,

Свяжем души в один моток,

Буйно пляшет на стягах заря;

Плечи в плечи Запад и Восток,

Брюхо шпорам режь ездок.

("Марш революций")



Однако счастливая и плодотворная пора имажинистского "самиздата" закончилась так же быстро, как и началась. К 1929 г. стало ясно, что стихи можно писать только "в стол" или для небольшой группки приятелей. Наступило время тяжелых разочарований и новых поэтических произведений. Безо всякой надежды увидеть их напечатанными поэт составлял из них циклы, а затем - книги. При этом он не прекращал переписывать и перекомпоновывать стихи прежних лет. К счастью, многие рукописи сохранились в московских и петербургских архивах. Предлагаемая книга по сути открывает читателю нового, неизвестного Мариенгофа, возвращая часть нашего культурного достояния, до сих пор пребывавшего в незаслуженном забвении.

Пригов Д. Запредельные любовники:
Тексты. - М.: Арго-Риск, 1995. - 16 с. - (Сер. "Ex ungue leonem", вып. 4).

Пригов Д. Явление стиха после его смерти.
- М.: Текст, 1995. - 109 с.

Не успев появиться, две новые книги признанного мэтра отечественного авангарда Д. А. Пригова уже стали культурным событием, на которое незамедлительно откликнулись многие периодические издания. Среди первых были "Независимая газета", "Сегодня", "Ъ", "Неделя", "Литературная газета", поместившая рецензии, авторы которых высказали полярные оценки как самих сборников, так и всего творчества последнего, по выражению В. Курицына, человека, "играющего роль Великого Поэта уже после того, как умер последний Великий Поэт из того времени, где еще было представление о Великой Поэзии" (Лит. газ. 1996. 24 апр. С. 4). В отличие от В. Курицына, И. Фаликов считает Д. Пригова "самопародической личностью", среди литературных предков которого были граф Хвостов и "тот Тредиаковский, которого создали злословы" (Лит. газ. 1996. 27 марта. С. 4).

Как бы ни были противоречивы мнения о творчестве мэтра, масштабы его творческой деятельности не могут не вызывать восхищения. К 2000 году он обязался написать в общей сложности 24 000 стихотворений. Из всего, что написано Д. Приговым, опубликовано крайне мало. Всего в двух его новых сборниках 5 циклов с уже ставшими традиционными предуведомлениями автора к каждому из них. Сюжет "Запредельных любовников" предельно прост и вместе с тем "запределен": в 10 монологах женщина вспоминает своих любовников, каждый из которых обладал странными свойствами либо становиться прозрачным, либо сжиматься в точку, либо разворачиваться на пятнадцать метров. Мировоззренческая посылка Д. Пригова о том, что "мир абсурден, раздроблен, расхристан, зарезан, как петух" (И. Фаликов), предопределяет ирреальность и абсурдность его текстов, игровую, пародийную установку по отношению к языку и всей предшествующей литературе. Особенно это ощутимо в "Явлении стиха после его смерти", куда вошли тексты, написанные с 1991 по 1993 год. В цикле "23 явления стиха после его смерти" Пригов вовлекает в языковую игру поэтическую классику, завершая вполне каноническую строфу разрушающей классическую целостность усмешкой:



Она летит как пух изящная

Вдруг спотыкается о зуб

Зверя под сценою сидящего

И ужас, ужас! Пенье труб!

И ужас



Остается добавить, что обе книги снабжены иллюстрациями автора, который известен не только как поэт-концептуалист, но и как иллюстратор собственных текстов, когда слово и графика сливаются в одно целое.

Пурин А..Созвездие рыб:
Стихи. - М. - СПб.: Atheneum, Феникс,1996. - 93 с.

"Созвездие рыб" - во всех отношениях смелая книга петербургского поэта, чье имя попало в антологию поэтического андеграунда эпохи застоя "Поздние петербуржцы", хотя судьба А. Пурина складывалась сравнительно благополучно - не было ни явных гонений, ни ухода в подполье, даже сборники стихов выходили. Его новые стихи 90-х годов, сгруппированные по тематическим циклам, открывают совершенно неожиданный образ поэта, не случайно обращающегося к тени своего поэтического предшественника М. Кузмина ("Джокер, или Над могилой Кузмина"). В изобилующих яркими красками и запахами, экзотикой и негой пышной природы Греции (цикл "Афинская школа") и Востока, знойным любовным шепотом и неподдельной страстью строках поэт живописует страдания и восторги любви однополой, где стройный мускулистый юношеский стан сменяет образ нежной возлюбленной. Давно признанное во всем мире право человека на свободный выбор сексуальной ориентации на многих до сих пор производит впечатление культурного шока. Такое преодоление культурных стереотипов и совершает Пурин, заставляя читателя проникнуться изысканностью и порой даже чрезмерным поэтическим и культурологическим изобилием своих стихов, в которых тем не менее дышит искреннее чувство, в отличие от предыдущего сборника "Евразия и другие стихотворения" (1995), который критик Татьяна Бек упрекнула в "пониженной субъективнсти". В книгу вошли поэтические циклы "Афинская школа", "Письма вслепую", "Таро", "Апостериори", "Преображение", "Пейзаж за стеклом".

Розенбаум А. Белая птица удачи:
Сб. стихотворений / Вступ. сл. В. Гафта. - М.: "ННН", 1996. - 480 с.: ил.

В новой книге стихов (первая появилась в 1990 г.) популярнейшего "поющего поэта" Александра Розенбаума впервые собраны более трехсот его произведений, многие их которых уже звучали в исполнении автора с эстрады, в кино, с некоторыми читатель познакомится в первый раз. Как справедливо отметил В. Гафт во вступительном слове к сборнику, "слова его песен, стихов, отделенные от струн, от хрипящих связок, не становятся голыми, беспомощными", наоборот, "многие их них восхищают еще больше, чем спетые по нотам". Стихи и песни сгруппированы в книге по темам, и не случайно открывается она с самой важной и любимой для поэта темы Ленинграда-Петербурга. А. Розенбаум прежде всего ленинградский поэт, и его песни, посвященные родному городу, проникнуты тонким ощущением красоты петербургских улиц и площадей ("Прогулка по Невскому", "Вальс на Лебяжьей канавке", "Возвращение в город", "Песня о Ленинграде", "Белая ночь"). Лирический герой А. Розенбаума - всегда максималист, личность исключительная, настоящий мужчина-воин. Много своих песен он посвятил войне, воинскому подвигу в любых его проявлениях, будь то подвиг русских в 1812 г. ("Баллада 1812 года") или трагическая судьба молодых солдат-афганцев ("Первый, второй", "Мы вернемся", "Дорога длиною в жизнь", "Монолог пилота "Черного тюльпана""). Совершенно особое место в творчестве по эта-барда занимают песни о Великой Отечественной войне ("Бабий Яр", "Красная стена", "Корабль конвоя", "Я часто просыпаюсь в тишин"). Цикл песен А. Розенбаума посвящен казачеству: "Казачье", "Кистень", "Есаул", "Но Дону, на Доне", "Хорунжий".

Свой творческий манифест А. Розенбаум выразил в стихотворении "Музыка или стихи", строка из которого выбрана им в качестве заголовка одного из разделов книги:



Как часто в отзвуках шагов

Строфа дрожит, шатается и рвется...

Мне стих без музыки так плохо удается -

Я должен слышать музыку стихов.

Я должен чувствовать мотив моей души,

Слова без музыка мертвы в моем искусстве.



Книга проиллюстрирована фотографиями, отражающими разные этапы творческого и жизненного пути А. Розенбаума.

Розинер Ф. Вектор века:
Стихи 1978 - 1996 гг.: М. - Париж - Нью-Йорк, 1996. - 121 с.

Феликс Розинер (р. 1936) начинал как поэт в 60-е годы, затем увлекся прозой и музыкой и в 70-е годы опубликовал в московских издательствах семь книг о музыкантах и музыке, в том числе беллетризованные биографии Грига, Чюрлениса, Прокофьева. После отъезда в Израиль в конце 1978 г. он продолжал писать как стихами, так и прозой, помещая свои произведения в зарубежной русскоязычной периодике. Наиболее значительными сочинениями этого периода стали роман "Некто Финкельмайер" (1981), семейная хроника "Серебряная цепочка" (1983), сборник повестей и рассказов "Весенние мужские игры" (1985), стихотворный сборник "Темный дом" (1985), повесть "Лиловый дым" (1987). С 1990 г. он начал вновь печататься в России, где, помимо журнальных публикаций, вышли роман "Некто Финкельмайер" (1990), сборник стихов "Речитатив" (1992). Произведения Феликса Розинера переведены на многие языки мира, он лауреат престижных литературных премий, последняя из которых - премия Северная Пальмира за лучшее произведение прозы, опубликованное в Санкт-Петербурге в 1994 г. (роман "Ахилл бегущий"). С 1985 г. писатель живет в Бостоне, в США, являясь научным сотрудником Русского исследовательского центра Гарвардского университета.

В третий сборник стихов Феликса Розинера "Вектор века" вошла часть стихов, написанных после отъезда из России. Четыре раздела сборника отличаются по настроению, содержанию и даже форме. Первый - "Вселение в отель "La vita nuova"" - полон воспоминаниями о покинутой родине, России, и одновременно жадными впечатлениями неофита, припавшего к дорогим для всякого русского, по мысли Достоевского, седым камням Европы ("Вот за тем-то холмом и осталась Россия...", "Шуршит нелепым говорком...", "Россия, Русь! Куда ты подевалась?", "Швейцария пенилась и клубилась...", "Гремит над озером гроза..."). Уже здесь мощно звучит музыкальная тема, ощущается тяга к синтезу стихотворной и музыкальной формы, только заявленная в разделе "На флейтах, тимпанах, кимвалах", более раннем по времени (в него вошли произведения 1979-1982 годов). Стихи из раздела "Номинации" наиболее радикальны по форме, в их основу положен принцип называния, наименования, максимально лаконичный и деперсонифицированный:



Ветер

ветви

приветы

лет

полеты

векторов

века



Размышления о сущем, прошлом и будущем, о своем поколении и великих современниках ("Альфред Шнитке"), вариации на тему музыки и словесной игры вошли в последний раздел сборника "Шаги Мефисто". Знакомство с утонченными, рафинированными стихами Ф. Розинера доставит истинное наслаждение ценителям интеллектуальной поэзии.

Сабуров Е. Пороховой заговор:
Стихи / Вступ. слово В. Салимона. - М.: Товарищество "Золотой век", 1995. - 160 с.

Первый сборник стихов Евгения Сабурова (р. 1946) открывает для широкого читателя поэта, который уже в 70-е годы считался одним из мэтров русской "неофициальной" поэзии. Его произведения печатались в США, Франции, Израиле, на родине первые публикации начали появляться в годы перестройки, одним из ярких политических фигур которой стал сам Е. Сабуров. В 1990 г. он - зам. министра образования, в 1991 - зам. председателя Совета Министров и министр экономики, в 1994 - руководитель правительства Республики Крым, в 1995 - директор негосударственного экономического института. В течение этих шести сумасшедших лет было сочинение предвыборной экономической программы Б. Ельцина, сидение в осажденном Белом доме в августе 1991 г. с Е. Гайдаром, экономические идеи и для правительства, и для оппозиции, переезды, статьи, интервью, Лондон, Париж, Мадрид, Вена, Иерусалим, весь мир от Миннеаполиса до Сиднея, то есть жизнь экономической элиты времен российской реформы. Так "внезапная" демократия перевернула жизнь выпускника мехмата МГУ, защитившего диссертацию по итогам наблюдений за советской экономикой, чьим главным делом до 1990 г. было сочинение стихов. Сборник "Пороховой заговор" составлен им из произведений, написанных "до того", то есть до его "романа" с перестройкой.

М. Айзенберг в 1991 г. писал о поэзии Е. Сабурова, что в ней "вполне феноменально соединение изысканно-легкого, немного пряного, сумеречного духа литературной игры со странной открытостью распоясавшейся прямой речи", когда "использование слова то в том, то в другом качестве чередуется с какой-то непознаваемой логикой, и на этом перекате значений автору случается проскользнуть в область, где свобода слова сродни свободе сна". В стихах Сабурова, как это ни странно, если иметь в виду его политическую карьеру, нет почти ничего о злобе дня, о политике. Зато в них есть попытка постичь смысл человеческой жизни, ее скрытую за шелухой повседневности поэзию и свет, решить вечные "гамлетовские" вопросы. Взгляд поэта на человеческую жизнь во всех ее проявлениях порой жесток и обнажающе суров, но за горечью и безжалостностью его слов явно слышится тоска по идеалу, вечной красоте и гармонии, поисками которых и призвана заниматься поэзия:



А человек - попытка жить,

уйти и дом свой сокрушить,

из мрака славы и порядка

шагнуть на утренний причал

и то, что горько, то, что сладко,

и радость, в общем, и печаль



собрать в единую щепотку

и выстрелить собою вбок,

повизгивая от щекотки

своих надежд, своих тревог.



В книгу вошли стихотворения "Она приехала за мной...", "Не смыкай глаза, красотка...", "По лестнице, вбежавшей в город...", "Холодное небо просвеченное покоем...", "Но не настолько умер я...", "Стихи - предлог для танцев...", "Все проходит. Постепенно..." и др.

Свет двуединый:
Евреи и Россия в современной поэзии / Сост. М. Грозовского; Вступ. сл. М. Грозовского, Е. Витковского; Послесл. Л. Аннинского, В. Кожинова. - М.: Изд-во АО "Х. Г. С.", 1996. - 520 с.: ил. - (Поэтич. б-ка).

Идея создания этой книги вызревала давно, а воплотиться смогла лишь в последние годы, когда еврейский вопрос получил в России легальное освещение. В книгу вошли стихи, написанные авторами еврейского и нееврейского происхождения разных поколений, школ, умонастроений, живущих как в России, так и за ее пределами - в Израиле и других странах, для краткости названных зарубежьем. Через отношение авторов к России, которая была и для большинства, несомненно, остается средоточием духовных интересов, через талантливое русское слово читатель сможет ощутить глубокую связь культур двух народов. Отсюда и название книги: "Свет двуединый". Взятый составителем период - примерно с 1956 года, объясняется тем, что с этого времени Россия постепенно стала освобождаться из-под гнета тоталитарной идеологии. Каждый из разделов сборника, а их три - Россия, Израиль, Зарубежье, составлен по возрастному принципу - от старейшего автора к самому молодому. Наряду с такими известными отечественному читателю поэтами, как Я. Сатуновский, Д. Самойлов, Б. Чичибабин, И. Лиснянская, А. Жигулин, Е. Рейн, Н. Коржавин, А. Кушнер, Е. Евтушенко, И. Губерман, Д. Маркиш, А. Галич, А. Межиров, Л. Лосев, И. Бродский, в книгу вошли произведения поэтов, никогда ранее не публиковавшихся в России. Это Сарра Погреб, Нина Воронель, Ефрем Баух, Ада Брун, Арье Вудка, Наум Басовский и многие другие. Открывают сборник стихи А. Межирова, как бы задающие общий тон последующему поэтическому диалогу:



О двух народах сон, о двух изгоях,

Печатью мессианства в свой черед

Отмеченных историей, из коих

Клейма ни тот ни этот не сотрет.

Они всегда, как в зеркале, друг в друге

Отражены. И друг от друга прочь

Бегут. И возвращаются в испуге,

Которого не в силах превозмочь.

Единые и в святости, и в свинстве

Не могут друг без друга там и тут

И в непреодолимом двуединстве

Друг друга прославляют и клянут.



Эрль В. Трава, Трава:
Стихотворения. - СПб.: Новый город, 1995. - 95 с.

Судьба петербургского поэта Владимира Ибрагимовича Эрля (р. 1947) складывалась так же, как и у многих его ровесников, не желавших укладываться в прокрустово ложе эстетики соцреализма. Как и другие его коллеги по перу, В. Эрль работал библиотекарем, инструктором пожарной охраны, киоскером "Союзпечати", лаборантом, оператором газовой котельной, сторожем... Писать начал с пятнадцати лет и стихами, и прозой. Первое время Владимир Эрль входил в группу поэтов Малой Садовой, среди которых можно назвать А. Ника, Р. Белоусова, Т. Буковскую, Е. Вензеля, А. Гайворонского, А. Миронова, А. Шейдина. В 1966 г. с несколькими единомышленниками Владимир Эрль основал литературно-эстетическую школу Хеленуктизма. В группу Хеленуктов Могучая Кучка, просуществовавшую до 1971 г., входили Дм. М., А. Миронов и В. Немтинов, членом-корреспондентом группы некоторое время был и А. Хвостенко. Среди предшественников хеленуктов, чьи поэтические "зауми" полны озорства, легкой языковой игры и эпатажа, совершенно "нецензурных" в то время, можно назвать опальных обериутов, почти неизвестного тогда широкому читателю В. Хлебникова, ранних, еще дореволюционных, футуристов, позднего А. Белого. Не случайно в 1986 г. Владимир Эрль был удостоен премии им. Андрея Белого, а в 1991 г. Академия Зауми удостоила его международной Отметиной им. Давида Бурлюка.

Сочинения В.Эрля во всех жанрах, а ему принадлежит, помимо стихов и художественной прозы, также ряд статей, заметок и комментариев, посвященных творчеству Д. Хармса, К. Вагинова, Леонида Аронзона, Л. Богданова и др., публиковались, начиная с 1965 г. во многих малотиражных и в основном малодоступных изданиях Ленинграда, Архангельска, Вены, Москвы, Парижа, Тамбова, Франкфурта-на-Майне. Некоторые почти афористические по краткости поэтические опусы В. Эрля звучат как цитаты из произведений его поэтических вдохновителей:



На газоне свежевскопанном

лежала кошка белолапая -

то ли лапы загорелые,

то ли морда неумытая.

Или:



Навстречу мне , - хороший,

дружелюбный -

из подворотни смотрит

человек.



Книга избранных стихотворений "Трава, Трава", составленная автором в 1974 г. и доработанная в 1989, по сути, впервые знакомит читателя с творчеством этого оригинального поэта, еще в 1969 г. провозгласившего, что "тщательность - сестра абсурда", и написавшего в заглавии одного из стихотворений: "Косноязычьем горд...".



ДРАМАТУРГИЯ. КИНОДРАМАТУРГИЯ

Алиев А., Бодров С., Гиллер Б. Кавказский пленник:
Сценарий // Киносценарии. 1996. - № 5. - С. 2 - 26.

Сценарий фильма о событиях в Чечне 1994-1996 годов с небольшой натяжкой можно считать римейком одноименного рассказа Л. Толстого. Отсылку к известному классическому произведению авторы дают уже в самом начале: мать новобранца Жилина, учительница младших классов, читает школьникам вслух отрывок из толстовского "Кавказского пленника”. Это определяет восприятие изображаемых далее военных действий на Кавказе именно как очередной кавказской войны. Целый ряд деталей сюжета в точности повторяет то, что было написано Л. Толстым. Двое русских солдат: рядовой Жилин и прапорщик Ряполов, попав в плен, оказываются в глухой горской деревушке, в доме Абдул-Мурата, рассчитывающего получить за них солидный выкуп. Жилин действительно пишет письмо матери в российскую глубинку, а детдомовец Ряполов может надеяться только на побег. Значительно скрашивает жизнь пленных дружба с хозяйской дочерью, тринадцатилетней Диной. Жилин даже мастерит для нее смешные игрушки. В то же время сценаристы показывают сокрушительную мощь современной военной техники в руках некомпетентных, а иногда и откровенно недобросовестных военачальников. Этим подчеркивается, что сегодняшняя война еще более бессмысленна в целом и беспощадна по отношению к отдельному человеку, чем столетие назад. И счастливый для главного героя финал стал возможным вопреки законам и логике развития современных военных действий. Лишь благодаря двойному чуду Жилин не только остался в живых, но и получил свободу. Матери удалось отыскать его, несмотря на царящие в штабах неразбериху и глубокое безразличие к судьбам солдат. А Абдул-Мурат, сам недавно потерявший сына, неожиданно проявил высшее благородство и безвозмездно отпустил юношу. Но чудесное спасение рядового Жилина не остановило разрушительной операции, планировавшейся для его освобождения. И аул был бессмысленно уничтожен, что как раз характерно для этой кавказской войны.

Галин А. Аномалия:
Комедия в 2 д. / Предисл. автора // Соврем. драматургия. - 1996. - № 4. - С. 58-88.

Люди искусства и люди войны всю историю человечества находились как бы на разных полюсах общества, являясь носителями противоположных, даже взаимоисключающих моральных принципов и нравственных установок. Созидание и разрушение, вечные ценности и правда момента. И тем не менее (а возможно - тем более), те и другие остро нуждаются друг в друге. Это убедительно показывает известный драматург Александр Галин, сталкивая в своей пьесе труппу провинциального кукольного театра и гарнизон затерянного в бескрайней степи демонтируемого объекта, бывшего ранее секретным. Военные для артистов - самый трудно воспринимающий, но и самый восторженный и потому - особенно желанный, даже жизненно необходимый зритель. Для самих же обитателей закрытого "города мужчин" встреча с искусством и его представителями, точнее - представительницами, - практически единственный способ приобщиться к нормальной жизни, нарушить аномальность своего замкнутого существования. Офицеры и артистки легко находят общий язык, быстро устанавливают дружеские отношения, более того, столкнувшись с реальным злом - в пьесе его воплощает местный предприниматель Медведев и его "команда" - объединяются в единый фронт. И оказывается, что вместе они способны решить как внешние проблемы, так и внутренние, перед теми и другими стоящие.

Галин А. Чешское фото:
Комедия в 2 д. / Предисл. Э. Корсунской // Соврем. драматургия. - 1996. - № 1. - С. 60-79.

Герои Александра Галина - друзья юности Раздорский и Зудин - предвоенных лет рождения. В середине 90-х после очень долгой разлуки они встретились в том уже возрасте, когда пора подводить первые итоги. Встретились не случайно: преуспевший и разбогатевший Раздорский приехал из столицы, где давно уже поселился, в провинциальный городок, в котором прошла их общая юность. Приехал повидать старого своего друга, женщину, которую оба когда-то любили, и освободить, наконец, душу от страшного груза предательства, гнетущего его ее много лет. Но ничего в прожитой жизни нельзя исправить. Судьбы обоих друзей-фотографов и их подружки-фотомодели были безнадежно сломаны системой еще в 1968 году. С тех пор все они по-своему несчастны. И ни за что отсидевший срок Зудин, и изменивший и друзьям, и искусству Раздорский, и потерявшая любовь, театральную карьеру и надежду на нормальную семью Светлана. Втроем они представляют своего рода портрет целого поколения. Того, что сформировалось в период "оттепели", поверило ей, было жестоко сломано и на долгие годы на ввергнуто в спячку застоя. А затем резко брошено жизнью в эпоху кардинальных перемен, где большинство из них не нашли себе места под солнцем и остались без средств к существованию. А немногие преуспевшие (пожертвовавшие ради этого идеалами юности) возможно еще более несчастны.

Гладилин П. Тачка во плоти:
Пьеса / Предисл. В. Бегунова // Соврем. драматургия. - 1996. - № 4. - С. 116-128.

Поэт, график, драматург Петр Гладилин создал очень сложное, метафорическое по форме, философски-лирическое произведение для сцены. Оно отражает целый комплекс важнейших проблем нашего времени в их единстве. Это и остроактуальные вопросы: резкое расслоение общества на очень богатых и совсем нищих, все нарастающая "власть вещей", вытесняющая порой ценности духовные. И вечное взаимонепонимание представителей противоположного пола, порождающее неизбывное женское одиночество, особенно болезненно и трагично воспринимающееся в нынешней нестабильной обстановке. В пьесе только два персонажа - молодые женщины, подруги Маша и Вероника. Обе глубоко несчастны в личной жизни. Разочарование в мужчинах приводит одну из них к страстному, многолетнему, восторженному роману ... со своим автомобилем. Ради обладания этим Марком Линкольном Вероника много лет терпит пожилого постылого мужа, который, кстати, к машине ее безумно ревнует. Эти виртуальные взаимоотношения с авто дарят героине экстаз, поэзию, чувство полной самореализации и самопознания в любви. И Маша - единственная, в эту тайну посвященная, полностью понимает и поддерживает подругу. Вместо привычного деления на акты автор разбивает весь текст пьесы на семь сцен, каждая из которых открывается вступлением хора, содержащим краткое резюме дальнейших событий.

Горенштейн Ф. Потусторонние путешествия:
Сценарий // Киносценарии. - 1996. - № 6. - С. 2-23.

Сценарий Фридриха Горенштейна - о значении высокой духовности для жизни отдельного человека и для развития общества в целом. Главный герой - Джордж Мак Уиртер Фотерингей, скромный клерк, сын мелких лавочников, живет в Лондоне в ХIХ в. Человек приземленный и трезвомыслящий, он агрессивно отрицает даже самую возможность существования каких бы то ни было чудес. И, словно в насмешку, именно у него открылся необыкновенный дар, заставивший Фотерингея в корне пересмотреть свои взгляды на жизнь, признать, что " даже когда исчезают сила и разум в человеке, любовь и нежность остаются его главной защитой от дикости и страха перед вечной тьмой...". Обретенная способность творить чудеса круто изменила до тех пор унылое существование этого немолодого лондонского обывателя. Легко решив свои многочисленные хозяйственные проблемы, новоявленный волшебник столкнулся с вечными философскими вопросами о смысле человеческого бытия и подлинности жизненных ценностей. Он с изумлением обнаружил, что "придумать чудо гораздо труднее, чем его совершить". Иными словами, сложнее всего - подняться над засасывающей повседневностью, обрести подлинные ценности и отличить их от мнимых. Такого рода знание иногда может быть приобретено только ценой жизни, но стоит того. Сам Фотерингей погибает в результате неудачной попытки остановить вращение земли, но получает при этом ответы на интересующие его вопросы. В финале те же, что и в основной части сценария места показаны столетие спустя. Почти все изменилось в облике Лондона, но как и век назад на Роджер–стрит располагается витрина волшебной лавки, а у здания общества "Антениум", как и в далекие времена, собирается толпа, привлеченная афишей очередного чудотворца. По утверждению автора, в работе над сценарием использованы мотивы из произведений Герберта Уэллса, а также из сочинений по оккультизму и магии.

Горин Г. Трехрублевая опера:
Сценарий / Предисл. автора // Киносценарии. - 1996. - № 5. - С. 28-52.

Сценарий Григория Горина - это авторский смех сквозь слезы над современным состоянием российского кинематографа. В центре сюжета производимые в наши дни в России съемки фильма "Опера нищего" по произведению Джона Гея, положенного в основу брехтовской "Трехгрошовой оперы". Соответственно, сцены из жизни персонажей постоянно перемежаются с рассказом о судьбе актеров, их роли исполняющих. Сценарист честно и подробно показывает те тяжелые, даже трагические обстоятельства, в которых оказалось наше сегодняшнее киноискусство. Но обо всем рассказывается без надрыва, даже с легким юмором. Люди, работающие в кино - артисты, режиссеры, музыканты, ассистенты и многие другие - держатся с подлинным достоинством и проявляют неподдельную преданность искусству. Это особенно заметно на фоне "новых русских", аппаратчиков, генералитета и прочих, с которыми им приходится не просто сталкиваться в своей работе, но, к сожалению, зависеть от них. Такая твердость жизненной поэзии, внутренняя сила и очевидное духовное превосходство служителей искусства, которое, кстати, вынуждены признать и сами спонсоры, придает сценарию в целом оптимистическую тональность.

Гремина Е. Сахалинская жена:
Колониальная драма в 2 ч. / Предисл. В. Катаева // Соврем. драматургия. - 1996. - № 3. - С. 30-50.

Свою пьесу Елена Гремина посвящает столетию выхода книги А. П. Чехова "Остров Сахалин". Действие в ней происходит на среднем Сахалине, во время переписи Чеховым каторжного населения. Герои ее - "обыкновенные" русские каторжники и ссыльнопоселенцы, которые составляли подавляющее большинство среди отбывавших в то время наказание на Сахалине. Гремина наглядно показывает, что названный Чеховым бесчеловечным "эксперимент над людьми", проводимый в то время на Сахалине, толкает людей на повторение своих преступлений. Идея использовать каторжан для освоения бесплодных территорий воплощалась с постоянным нарушением элементарнейших человеческих прав. Самой сахалинской природой поставленные в достаточно тяжелые условия, исполнители к тому же постоянно подвергались несправедливому обращению и унижениям со стороны начальства. В этих обстоятельствах в и без того далеко не безгрешных душах поднимается протест, находящий выход в привычных уже формах. Попавшие на Сахалин за поджог и убийство вновь становятся убийцами и поджигателями. Возникает бесконечная цепь преступлений. Герои Греминой отчаянно пытаются эту цепь разорвать и, кажется, им удается все же преодолеть свою натуру, избежать повторного греха. Финал пьесы неясен, но оставляет надежду.

Драматург, хорошо знающий и любящий творчество Чехова, Гремина вкладывает в уста своих персонажей реплики из его рассказов и драм, ко времени изображаемому в пьесе еще не написанных, но сейчас легко узнаваемых. Это позволяет усилить эффект незримого присутствия Чехова, характерный для всего произведения в целом.

Драгунская К. Русскими буквами
(Пьеса о Родине и о детстве) / Предисл. С. Новиковой // Соврем. драматургия. - 1996. - № 2. - С.24-44.

Тридцатилетняя Ксения Драгунская пьесой, посвященной "всем сверстникам и ровесникам", прощается со своим детством и тем жизненным укладом, в котором это детство прошло. Ее герои с легкой тоской вспоминают понятия "ленинский зачет", "командир звездочки", "председатель КИДа". Хотя уходящая эпоха успела своим последним дыханием опалить некоторых из них, сломать их судьбы. Написавший забавную сказочку про Брежнева Алексей долгие годы провел в психиатрической клинике. А его юная подружка, участвовавшая в выпуске самиздатовского журнала тиражом целых 10 экземпляров на четыре года была помещена в специальное (тюремное) ПТУ по статье "за хулиганство". Но и новые веяния не вносят ясности и благополучия в жизнь этих людей. Многие представители этого поколения, распростившись с детством, в то же время катастрофически не готовы взрослеть, определять свое место в мире, брать на себя ответственность. Сами себе они представляются подобными осенним листьям, которые ветер гонит по саду, принадлежащему главному герою пьесы - Ночлегову. Это поколение, не успев состояться в настоящем, пережило "отмену" своего прошлого, своеобразный перевод его в ирреальный план. И потеряло почву под ногами. Метафорой такого мировосприятия служит появление все в том же ночлеговском саду (где, собственно, действие в основном и происходит) "Уполномоченных", людей из прошлого, которые вроде бы и действительно существуют, но хозяевами воспринимаются как привидения.

Евтушенко Е. Если бы все датчане были евреями...:
Пьеса // Дружба народов. - 1996. - № 7. - С. 81-109.

Пьеса Евгения Евтушенко - о чувстве человеческого достоинства, которое необходимо сохранять любой ценой. Поскольку без него индивид теряет не только право называться человеком, но и самый человеческий облик. Лишенных чувства достоинства легко превратить в толпу, враждебно настроенную против всякого проявления индивидуальности. На протяжении многих веков оказать подобное воздействие на все без исключения население управляемой страны было заветной мечтой любого диктатора и целью всех тоталитарных режимов. Однако всегда находились отдельные героические личности, готовые самоотверженно бороться за сохранение достоинства, не только своего, но и других людей. И пожертвовать ради этого жизнью. Действие пьесы Евтушенко разворачивается в Дании, на родине Гамлета (этот факт неоднократно вспоминается персонажами). Драматург показывает сразу два периода из истории этой свободолюбивой страны: конец семнадцатого века и период фашистской оккупации. Оба временных плана сюжетно самостоятельны, но в тексте постоянно сменяют друг друга, создавая единую картину мужественного противостояния хрупкой женщины мощной и беспощадной государственной машине. В первом случае это принцесса Леонора Кристина, двадцать три года проведшая в тюремной башне, но не сломленная, не подавшая прошения о помиловании убийцам своего мужа. Во втором - названная в честь принцессы еврейская девушка, вернувшаяся в оккупированную фашистами Данию, чтобы спасти своего отца.

Задорнов М. Кофточка
// Киносценарии. - 1996. - № 4. - С. 51-82.

В сюжете остросовременного сценария известного писателя-сатирика Михаила Задорнова отразились как в капле воды и основные проблемы сегодняшнего дня, и наиболее характерные особенности русского национального характера. Мастер эстрадного жанра, автор осложняет и без того динамичный сюжет множеством резко гротескных ситуаций. Обыкновенная дворовая драка, начавшаяся из-за пустяка, постепенно перерастает в настоящий погром, принимая поистине вселенский масштаб. И в конце концов выливается во всемирный конфликт. Среди действующих лиц бизнесмен - "новый русский" с неизменным мобильным телефоном в руках и двумя телохранителями у подъезда. Современный священник, надевающий под рясу джинсы "Ливайс", а поверх нее - крест от "Версаче". Парапсихолог и его жена - ясновидящая, делающие в этой неразберихе свою коммерцию. "Лицо кавказской национальности" Мамед, владеющий в русской столице десятками киосков. А также сотрудники ЦРУ и представители мусульманского мира. Забавная, даже развлекательная на первый взгляд история показывает, как хрупок и непрочен на текущий момент мир на планете, насколько близко подошло человечество к опасной черте, переступив которую, уже ничего нельзя будет исправить. И как велика ответственность каждого за сохранение хотя бы относительной стабильности.

Зверева М., Квирикадзе И. Кабан:
Сценарий // Киносценарии. - 1996. - № 3. - С. 54-85.

Кабан, давший название сценарию - герой легенды о возникновении небольшого немецкого городка возле водолечебницы. Будто бы двести лет назад князь, владелец этих мест, во время охоты стал свидетелем того, как чудесно исцелилось раненое им дикое животное, искупавшись в горячем лесном источнике. Для потомков князя, до сих пор живущих в замке, история эта понятнее, ближе и реальнее, чем бытие в современной им, но столь далекой и географически, и идеологически России. Туда, увлекшись коммунистическими теориями, уехал в брежневские времена младший брат хозяйки - Фридрих. Там он спился и умер, оставив где-то в заштатном городишке дочь Сибиллу. Она и стала главной героиней сценария, сюжет которого построен из двух относительно независимых и только образом Сибиллы связанных линий - "русской" и "немецкой". Как это часто случается в произведениях Ираклия Квирикадзе, реальные события здесь порой приобретают дополнительный мистический смысл, а самые, казалось бы, невероятные происшествия имеют вполне обыденное объяснение. Ни одна из линий не приводит к счастливому финалу: в обеих красота девочки, едва достигшей пятнадцатилетнего возраста, становится причиной гибели любимого ею человека. Полурусская-полунемка Сибилла не вписывается ни в ту, ни в другую жизнь, везде нарушает нормальный ход вещей. Особое место среди персонажей занимает Парашютист - одновременно рассказчик и действующее лицо, родственник хозяев дома.

Зорин Л. Лузган:
Комедия / Предисл. В. Гульченко // Соврем. драматургия. - 1996. - № 3. - С. 2-28.

Также как и предыдущая пьеса Леонида Зорина "Цитата" (Театр. 1986. 8), комедия "Лузган" написана в стихах и составляет с первой своего рода дилогию. В обеих пьесах такая форма речи воспринимается вполне естественно, в полном соответствии с содержанием диалогов. Роман Матвеевич Лузган - по фамилии которого пьеса и названа - демонстрирует один из весьма возможных вариантов продолжения карьеры "номенклатурного лимитчика" Молочникова из "Цитаты". Человек ничтожный, беспринципный, закомплексованный и в то же время болезненно самолюбивый, Лузган легко становится игрушкой в руках умного и циничного экспериментатора Платона, умело лепящего из него то новоявленного пророка, то партийного лидера. Легкость, с которой фонд "Мораль" меняет вывеску и все направление своей деятельности, в одночасье превращаясь в штаб движения "Демографический призыв", делает ситуацию откровенно пародийной и в то же время напоминает о многих подобных переменах, происходящих в нашей реальной жизни. Пародийны и образы большинства соратников Лузгана. Это - люди, остро нуждающиеся в руководящей идее и коллективе единомышленников. Они способны на личную преданность и даже самоотверженность, но мысль о персональной ответственности глубоко чужда каждому из них. С большой тревогой отмечает драматург, что подобный "коллектив" под руководством такого рода лидера-марионетки в наши дни вполне способен приобрести необычайную популярность и даже прийти к власти.

Миндадзе А. "Время танцора":
Сценарий / Предисл. А. Германа // Киносценарии. - 1996. - № 3. - С. 8-39.

Сценарий Александра Миндадзе - о странном и страшном перевернутом мире, в котором нет места простому человеческому счастью, потому что его постоянно озаряют сполохи недавней, по существу так и не оконченной войны. Автор не конкретизирует место и время действия, но по отдельным приметам можно установить, что события разворачиваются на Черноморском побережье Кавказа. Именно там решили обосноваться три друга из северного города Качканар. Двое из них служили в этих краях и принимали активное участие в военных действиях, третий "ехал на войну и не доехал, опоздал!" Но не получается у ребят счастья в чужих домах, второпях покинутых хозяевами. Угнетают душу чужая мебель, чужая утварь, чужой уют. Да и хозяева не исчезли бесследно: новые жильцы постоянно - и не без оснований - чувствуют себя на мушке. И одного из них действительно убивают невидимые эти мстители. В этом противоестественном существовании, где словам не очень-то доверяют, самым верным и распространенным способом выражения истинных эмоций , установления контакта служит танец. Танцуют все и повсюду: в клубе на сцене, в ресторане, на домашних вечеринках и даже при прощании навек. Танцуют от души и по обязанности, обольщая и отводя от себя подозрение, зарабатывая на кусок хлеба и выполняя древние ритуалы. Герои как бы интуитивно противопоставляют красоту и гармонию танцующего человеческого тела хаосу, разрухе и, главное, душевному надлому, царящим в окружающей их действительности. В предисловии режиссер Алексей Герман, считающий этот сценарий принципиальной удачей автора, пишет, что при чтении его был "ошеломлен и покорен", испытал "ощущение, что мы имеем дело с шедевром".

Мишарин А. Сказание об Анне и Людвиге:
Story / В предисл. интервью с автором, ведет Л. Яскевич // Соврем. драматургия. - 1996. - № 2. - С. 46-58.

Пьеса Александра Мишарина предназначена для радиотеатра. Сюжет ее складывается из диалога , который ведут не персонажи даже, а именно их голоса. И авторского комментария к этим диалогам, помогающего вместе с текстами самих разговоров создать выразительные и узнаваемые образы супругов Леве. Анна Павловна и Людвиг Карлович - пара хотя и странная, но весьма характерная для эпохи, в которую им пришлось жить. Она - типичная "выдвиженка", одна из тех, кто "были ничем" и именно благодаря этому обстоятельству сумели добиться больших карьерных успехов. Он - истинный интеллигент "из бывших", в советское время обреченный на ссылку, лагеря и полную невозможность самовыражения. Их совместная жизнь, начатая вынужденно, в силу обстоятельств - это своеобразное противостояние мировоззрений и социальных позиций. Побеждает в этой многолетней борьбе он, категорически не желающий ни при каких обстоятельствах "идти по трупам". Но для того, чтобы Анна осознала, что жизнь - это нечто большее, чем "большая жрачка", супругам пришлось пройти множество испытаний. Во всех них Людвиг Карлович сумел сохранить свою незаурядную личность и обостренное чувство собственного достоинства. А постоянно находившаяся рядом его жена постепенно понимала подлинное значение непреходящих жизненных ценностей, меняла систему своих приоритетов. В этом "приручении волчонка", в привитии энергичному, жизнеспособному, но нравственно глухому "новому человеку" лучших качеств, которыми обладали люди уходящего мира, видит Леве свою жизненную задачу. И с блеском выполняет ее.

Особое место в развитии сюжета имеет образ несуществующего сына этих супругов, которому приписываются лучшие черты и поступки. Это символ человека будущего, воплощение мечты не слишком счастливого и не очень уверенного в себе поколения.

Птушкина Н. Овечка:
Драма в 2 д., 4 к. // Драматург. - 1995. - № 6. - С. 121-144.

В основе сюжета пьесы Надежды Птушкиной история библейского героя Иакова. Обманом получивший отцовское благословение, он вынужден был бежать из дома и искать приюта у своего дяди, Лавана, на одной из дочерей которого Иакову, согласно предсказанию, надлежало жениться. И действительно, молодой человек страстно полюбил свою младшую кузину Рахиль, отвечавшую ему взаимностью. По требованию Лавана Иаков в качестве выкупа за невесту семь лет добросовестно отработал на него. Но по истечении этого срока дядя обманом навязал жениху свою старшую дочь Лию, потребовав отработать за младшую еще семь лет. Именно мотив двойного обмана, двойного предательства, одно из которых как бы является естественным следствием другого, драматург выделяет в качестве основного и определяющего в судьбе своего героя. Предав брата, Иаков осквернил свою душу и сделался недостойным высокой любви. Поэтому и удается Лии, женщине страстной и темпераментной, увлечь его, заставить отказаться от Рахили. И все же душевная чистота и возвышенные чувства последней оказываются более значимой ценностью для героя, чем незаурядная сексуальность ее сестры-соперницы. Известный эротизм ряда библейских текстов выражен в пьесе предельно откровенно; при этом очевидно, что для персонажей с их натуралистическим видением мира любовь и влечение так же естественны, как явления природы. Особенно впечатляют в этом смысле монологи Лии. В финале благодаря Рахили, на которой остановил свой окончательный выбор, Иаков приходит к глубинному прозрению и внутреннему очищению. Только после этого они с Рахилью обретают подлинную гармонию в чувствах и душевное спокойствие.

Рассадин С. Надя и Ося.
История любви: В 2 ч. / Предисл. Ф. Искандера // Соврем. драматургия. - 1996. - № 3. - С. 110-125.

Один из самых известных современных критиков, автор книги "Очень простой Мандельштам" Станислав Рассадин написал пьесу о поэте и его жене - их судьбах, слившихся в единую трагическую. Первая часть пьесы имеет подзаголовок "Надя", вторая, соответственно, - "Ося". Однако в тексте автор не дает главным героям имен, называет их исключительно Он и Она. Этот прием необходим, по мнению, Рассадина для некоторой отстраненности, для того, чтобы избежать житейской идентификации. Третий по значимости персонаж этого произведения носит имя Анна. Все произносимые ею тексты - ахматовские, но характер вообще не прорисован. Это скорее функция - тип рассказчика-комментатора, который душевно близок к главным героям, отлично понимает все, что происходит в их душах, и к тому же очень хорошо осведомлен обо всех происходящих событиях. Ее трезвомыслие, реалистическое и адекватное восприятие мира противопоставляется мандельштамовской склонности к иллюзиям, а также страстности и пристрастности Надежды Яковлевны. В пьесе нет ни одного слова, принадлежащего лично автору. Примерно половина текста состоит из стихов Мандельштама, остальное написано на основе воспоминаний о поэте, документов, цитат из справочных изданий и окололитературных легенд.

Рогозин Ю. Санька-встанька:
Комедия в 2 д. / Предисл. В. Черных // Соврем. драматургия. - 1996. - № 4. - С. 90-115.

Герой Юрия Рогозина - сорокалетний москвич, русский интеллигент из тех, кто "не вписался" в происходящие в стране перемены. Раньше он существовал хотя как бы и в стороне от официальных государственных структур, даже в некоторой оппозиции к ним, но все же за счет их несовершенства. Сам Александр так излагает свою краткую биографию: "...два курса философского, краткосрочная женитьба, два курса филологического, симуляция психического заболевания, освобождение от армии, долгосрочная женитьба и все это вперемежку с портвейном, беспорядочными половыми связями, исключением из комсомола и бесконечными конфликтами с ментами". На жизнь он зарабатывал тем, что "писал за бабки диссертации разным идиотам". Новое время сделало невозможным привычный для Александра образ жизни - "дураков-таки меньше стало". А изменить себя и отказаться от прежних привычек он решительно не желает. Этот человек органически не способен подчинить себя общим правилам, ограничить свою свободу какими-либо рамками. В частности, отказывается от выгодного предложения своей преуспевшей в бизнесе одноклассницы Петры стать ее личным референтом. Щедро наделенный природой разнообразными талантами и способностями, Александр с блеском выпутывается из сложных и часто довольно забавных ситуаций, в которые то и дело попадает. Подобно известной детской игрушке "Ванька-встанька", герой Рогозина снова и снова поднимается после сваливающих его с ног ударов судьбы. И, к чести его, переносит эти удары не просто стоически, но и с изрядной долей юмора. Что придает произведению в целом, размышлениям автора о нынешнем положении и будущем русского интеллигента в частности, оптимистический тон.

Розов В. Гофман:
Пьеса в 2 д. / Предисл. автора // Соврем. драматургия. - 1996. - № 2. - С.4-22.

По мнению Виктора Розова, человек живет одновременно в двух мирах: бытовом (повседневном) и еще одном, существующем сначала только в виде фантазий, но постепенно, по частям входящем в мир реальный и постоянно совершенствующий его. Лишь немногим дано видеть и понимать эту призрачную вселенную, ориентироваться в ней, служить своего рода мостиком между нею и повседневностью. Чаще всего это люди искусства: поэты, музыканты, художники. Один из них - великий немецкий писатель Эрнст Теодор Амадей Гофман. Персонажи из его фантазий, в частности, кот, принимающий участие в его выходках и сам ведущий дневник, органично входят в число действующих лиц пьесы. Весь текст разбит на небольшие отрывки, каждый из которых имеет обозначение "Театр Гофмана" и подзаголовок: "Ночное зеркало", "Дон Жуан" и т.д. Кроме нескольких первых реплик, практически невозможно выделить ту часть текста, где изображается действие, происходящее вне театра. Для писателя обе сферы его существования - реальность и фантазии - совершенно равноценны и естественны. При этом они неразделимы и постоянно перетекают одна в другую. Отказаться от своих вымыслов, стать "нормальным", сузить жизнь до бытовых проблем означает для него умереть. К счастью для Гофмана, он не одинок в этом осложненном, расшатывающем здоровье бытии. В болезни, в странных фантазиях, даже в позднем его любовном увлечении поддерживает писателя преданная Михаэлина - жена и верный друг

Салынский А. Отцвели уж давно хризантемы... или Русская рулетка:
Трагич. комедия в 2 ч. / Предисл. Р. Салынской // Театр. - 1996. - Б. н. - С. 6-29.

Единственный номер журнала “Театр” за 1996 год целиком посвящен жизни и творчеству Афанасия Салынского (1920-1993). Кроме статей и воспоминаний о нем, публикуются автобиографические материалы, а также последняя пьеса драматурга. Один из центральных персонажей, некогда офицер врангелевской армии Константин Андреевич Дергачев через всю свою длинную жизнь пронес и готовность заплатить юношеский долг чести, и романтическую любовь к девушке, ставшей много десятилетий назад женой его лучшего друга. Свои нравственные устои он сохранил и скитаясь по разоренной гражданской войной стране, и в Колымских лагерях, где провел 19 лет, и десятилетиями проживая в Магадане. Врожденное благородство помогло Дергачеву устоять даже перед соблазном огромных денег, неожиданно свалившихся на его голову в виде подарка от внезапно нашедшегося в Майями родного брата-миллионера. А вот "нормальные" по нынешним временам события и отношения между людьми оказались для этого человека невыносимыми и неприемлемыми. Искренне желая помочь семье своего давно уже покойного друга, он приносит в нее несчастья и запутывается сам. Правдиво и жестко изображая представителей всех трех поколений Тарховых (которым, как выясняется, надлежало бы носить совсем другую фамилию), автор подчеркивает, что истоки их нравственных изъянов во лжи, пропитавшей с давних пор жизнь семьи. Попытка приспособиться к обстоятельствам в ущерб нравственным принципам передается здесь от отца к сыну и неизменно приводит к краху. Неся в душах червоточину, Тарховы, даже действуя из лучших и бескорыстных побуждений, часто поступают аморально. И никакого реального выхода из непростой, даже трагической ситуации для этих не помнящих, а точнее, с детства не знавших имени своего людей в сценарии не предлагается. Возможность духовного возрождения определяется для них беспощадным принципом русской рулетки: все предпринятые в этом направлении шаги в случае неудачи приводят к гибели.

Слаповский А. Комок:
Сентиментальный фарс в двух ночах и одном рассвете / Предисл. Р. Кречетовой // Соврем. драматургия. - 1996. - № 4. - С.39-56.

Саратовский драматург Алексей Слаповский - автор романа "Первое второе пришествие", попавшего в номинанты премии Букера. Его пьеса "Вишневый садик" была признана лучшей на одном из европейских конкурсов и поставлена в Германии. Но успех – единственное, что объединяет Слаповского-прозаика, обязательно стремящегося выйти за рамки привычного, с ним же - драматургом, неизменно старающимся соблюсти все правила сценичности. Содержание своих пьес он усложняет не за счет сюжета, а углублением смысла реплик, введением второго, а иногда и третьего планов. Так в пьесе о продавцах современного коммерческого киоска - “комка” - формально соблюдены все классические единства: места, времени, действия. Но даже само ее название - "Комок", отражает многоплановость произведения. Помимо ларька, в котором собственно и происходит действие, слово это означает нечто сжатое, смятое, напряженное, а так же - в переносном смысле - что-то застревающее в горле в момент наивысшего душевного волнения. Соответственно, и в сюжете пьесы точные детали нашей быстротекущей и еще быстрее меняющейся жизни одновременно являются средством охарактеризовать бытие персонажей и выразить их настроение, вневременное проявление их духовного мира. Все они мечутся, пытаясь найти свое место под солнцем, ухватить удачу, устроиться получше, и в то же время хотят и ищут чего-то большего, нематериального: понимания со стороны других людей, искренней дружбы и большой, настоящей любви. Михаил и Николай - друзья детства, приехавшие в Москву из маленького Сарайска. Торгуя в ночном ларьке, они сталкиваются с самыми разными судьбами, узнают удивительные истории - правдивые и вымышленные. И начинают всерьез задумываться о смысле человеческого существования вообще, своего собственного - в частности.

Ставицкий А. Колыбельная для мины с часовым механизмом:
Драма в 2 д. / Предисл. автора // Соврем. драматургия. - 1996. - № 1. - С. 32-59.

При всей актуальности и острой политизированности темы - угроза прихода к власти в нашей стране фашистской партии - Аркадий Ставицкий поднимает в этой пьесе прежде всего вечные нравственные вопросы о ценности каждой человеческой жизни, о персональной ответственности личности перед историей. Посвятив произведение своей матери, автор и главным его персонажем сделал немолодую женщину - мать рвущегося к власти политика Всеволода Александровича Кудрявцева. Человек крайне эгоистичный и болезненно самолюбивый, он еще в юности из карьерных соображений фактически отрекся от своей матери - Бэтти Лазаревны Фишман. А возглавив фашиствующую политическую партию, вообще отдал приказ убить ее, а заодно и человека, стоявшего у истока его взлета, сделавшего из Кудрявцева лидера. Сама Бэтти, через всю нелегкую вдовью жизнь пронесшая светлые идеалы и высокие нравственные принципы, с достоинством принимает свою участь. Она не ищет путей к спасению своей жизни, поскольку не в силах перенести предательства единственного сына, счастье которого всегда было ее главной целью. Во всем обвиняя только себя, Бэтти мучительно пытается понять, когда и в чем совершила она ошибку, воспитывая своего единственного, горячо любимого и, казалось, любящего ее ребенка. В предисловии автор подчеркивает, что писал не политическую пьесу, а трагическую историю одной матери, судьба которой сломана "большой политикой".

Тарковский А. Гофманиана
/ Послесл. П. Волковой // Киносценарии. - 1996. - № 6. - С. 52-77.

Написанный в 1975 г. для студии "Таллинфильм", этот сценарий Андрея Тарковского никем и никогда не мог был быть поставлен, кроме него самого. Желание вернуться к этой работе мучило автора до конца его дней. В немецком писателе, художнике, композиторе XVIII Эрнсте Теодоре Амадее Гофмане видел Тарковский своего духовного двойника-единомышленника. В основе сюжета - общеизвестные факты из жизни Гофмана, почерпнутые из "Дневников" писателя и монографии о нем Клауса Гюнцеля. Это - тяжелая душевная болезнь героя, породившая его склонность к галлюцинациям; неумеренное пьянство, подогревающее и без того буйную фантазию; глубокая взаимная привязанность, которую Эрнст и его жена Михаэлина пронесли через всю жизнь; пылкое чувство немолодого уже писателя к юной Юлии Марк. Но опираясь на эти общеизвестные сведения, сценарист создает неповторимый и очень дорогой ему образ Мастера, мир которого, сложный, хрупкий и фантастичный, балансирует на грани яви и сна, реальности и вымысла. И в этом сложном существовании одним из самых близких писателю людей оказывается придуманный им самим господин Глюк. Уровень их взаимопонимания и взаимной доверительности настолько глубок, что Глюк принимает участие даже в беседах Гофмана с его собственным "вторым я". В реальном же мире все окружающие писателя, даже самые близкие и любящие, считают его слегка сумасшедшим. Они не в состоянии ни понять, ни оценить той грандиозной, им самим созданной вселенной, в которой он в основном обитает.

Тимм А., Рязанов Э. Привет, дуралеи!:
Ностальгическая комедия / В предисл. интервью с Э. Рязановым, В. Тиммом, В. Полушкиным ведет Ю. Гирба // Киносценарии. - 1996. - № 3. - С. 2-53.

Кинодраматург Алексей Тимм и кинорежиссер Эльдар Рязанов создали сценарий о наших современниках, очень точно отражающий сегодняшнюю ситуацию. Их герои разведены жизнью по разным социально-материальным полюсам. Светлана Каблукова стала преуспевающей бизнес-вумен, имиджмейкером, хозяйкой салона, который посещают даже лидеры политических партий. А бывший ее муж Юрий, кандидат филологических наук, вынужден оставить научную деятельность и с трудом сводит концы с концами, работая мойщиком памятников. Его напарник, шофер Федор - бывший снайпер, прошедший афганскую войну, с трудом отбивается от буквально сыплющихся на него со всех сторон предложений стать наемным убийцей. "Киллеры нынче, - простодушно объясняет он Каблукову, - самая дефицитная профессия. Ты, например, умный! Филолог! И - на хрен никому не нужен. А хороший киллер - он всегда на вес золота." А тридцатилетней Ксении Засыпкиной, которая все по тем же экономическим соображениям, несмотря на высшее библиотечное образование, торгует книгами с лотка, вообще грозит полная слепота. Ее глазная болезнь быстро прогрессирует. Денег на операцию нет, а льготная очередь для малоимущих растянута на многие годы. Однако честно и в полном объеме зафиксировав все эти неприятные подробности сегодняшней жизни, авторы не сосредоточиваются на них. Более того, предлагают универсальное средство решения всех проблем – любовь. Сравнивая в предисловии свой сценарий с гастрономическим блюдом, Э. Рязанов утверждает, что любовь в нем - это котлета, а все остальное - гарнир. Вторгаясь в жизнь персонажей, любовь чудодейственно изменяет и их самих, и их жизненные ситуации, при этом равно благотворно действуя и на бедных, и на богатых, улучшая и облагораживая жизнь в целом. Для того, чтобы подчеркнуть некоторую нереальность, сказочность происходящего, сценаристы вводят в число действующих лиц фантастическое существо - Нечто, которое возникает из воздуха, комментирует действия персонажей, чаще всего ласково называя их дуралеями, и вновь исчезает, озадачивая самим фактом своего существования, заставляя всех на минуту отвлечься от повседневности, задуматься о многогранности жизни.

Федотов Э. Реинкарнация по-московски:
Драматич. фантасмагория в 2 д. / Предисл. Л. Яскевича // Соврем. драматургия. - 1996. - № 3. - С.52-84.

Герой Эдуарда Федотова тридцатилетний Андрей Данилов - преуспевающий бизнесмен, "новый русский". У него роскошная квартира в Москве, коттедж в ближнем Подмосковье, охотничий домик. Юбилей свой Данилов отмечает как и положено в его кругу - c многочисленными гостями и цыганским хором. Есть у него собственная охрана - "крыша" - покровитель из криминального мира Вилен Баскаков. Но есть у Андрея и живая душа, в которой сохранилась боль за родную страну и чувство ответственности за нее. Нарушая законы своей среды, рискуя собственной жизнью и благополучием близких, он не просто занимается благотворительностью, но вкладывает все оказавшиеся у него на руках деньги в благоустройство столицы, причем с упором на духовное ее возрождение, на смягчение нравов. За свой счет строит Андрей дом престарелых, больницу и церковь. При этом он постоянно ощущает внутреннее родство с первостроителем Москвы князем Даниилом, которого считает своим далеким предком. Драматург выводит Даниила на сцену в виде реально действующего, но никому из персонажей, кроме Андрея, не видимого лица. И в то же время этот князь периодически как бы вселяется в самого Андрея, делаясь его вторым "я" и превращая этого холодного и обычно расчетливого бизнесмена в совсем другого человека. Нарушая таким образом реальность происходящего, автор достигает не только высшей театральности действия, но и настоящей жизненной правды. А так же придает оптимистический тон всей этой очень зрелищной и реально представленной современной истории.

Фридберг И. Гимназистка:
Киноповесть // Киносценарии. - 1996. - № 2. - С. 31-58.

Исаак Фридберг (р. 1947) - сценарист, писатель, кинорежиссер. Сюжет его "Гимназистки" при всей своей цельности как бы заранее "раскадрован", приготовлен для перенесения на экран. И в тоже время - это полноценная повесть, написанная живым и оригинальным русским языком, с использованием интересных и своеобразных (хотя и не переводимых на язык кино) художественных приемов. Действие происходит в Москве, в наши дни. Автор сталкивает два из множества существующих в ней микромиров: прекраснодушный интеллигентский, стремящийся сохранить высокие духовные ценности и идеалы, но беспомощно опускающий руки перед реальной нищетой. И мир нищеты профессиональной, циничный и хищный, уверенно набирающий силу. Но почему-то порой представители этого второго могущественного мира пасуют перед слабыми, полутепличными существами из мира первого. И, главное, и те и другие испытывают почти непреодолимое стремление общаться друг с другом. С тревогой всматриваясь в этот контакт, Фридберг пытается понять, как именно отразится это "противостояние миров" на будущем России. В финале он утверждает, что пришло время слово "Деньги" писать на русском языке с большой буквы. И что у героини, одаренной русской скрипачки, в наши дни не может быть лучшей судьбы, чем взаимная любовь с настоящим "Королем нищих", способным - в отличие от интеллигентского ее окружения - купить настоящую скрипку Гварнери.

Чухрай П. Вор:
Сценарий // Искусство кино. - 1996. - № 10. - С. 128-151.

В сценарии Павла Чухрая предложена своеобразная и интересная точка зрения на события в Чечне 1994-1996 годов как на следствие глубокого кризиса нравственности, пережитого русским народом после Великой Отечественной войны. Главный герой - мальчик первого послевоенного года рождения по имени Санька. Судьба его во многом типична для поколения, к которому он принадлежит. Вернувшийся с фронта израненным отец умер еще до появления сына на свет. Катя, мать Саньки, мыкается с малолетним сыном по стране, не имея ни профессии, ни постоянного места жительства. Ее попытка вновь устроить личную жизнь и дать ребенку отца кончилась трагично: Толян, с которым Катя мечтала создать семью, оказался вором, вскоре был арестован и осужден, а сама она умерла от последствий неудачного аборта. Однако сильная и яркая, хотя и глубоко порочная личность отчима успела оставить неизгладимый отпечаток в Санькиной душе. Через все свое детдомовское отрочество пронес он страстную любовь-ненависть к этому человеку, строил жизнь, частично подражая Толяну, частично - отрицая его установки. В финале Саня показан уже пятидесятилетним полковником, одним из руководителей Российских Федеральных войск в Чечне. Решительный и жестокий, он в то же время отзывчив на чужую беду, великодушен и ...очень хрупок душой, в которой так и не зарубцевались шрамы от полученных в детстве ран. Этим определяются многие поступки и решения полковника, от которых зависят судьбы сотен людей.

Эдлис Ю. Нам целый мир чужбина:
Диалоги в 2 ч. / Предисл. автора // Соврем. драматургия. - 1996. - № 1. - С. 102-125.

Все три персонажа пьесы Юлиу Эдлиса об эмиграции связали свою жизнь с кино. "Гражданин мира" и потомок выходцев из России Сол Берковиц уже нашел свое место в западной киноиндустрии - он известный продюсер. И искренне стремится помочь только что покинувшей родину супружеской паре - актрисе Елене Яровой и режиссеру Алексею Карелину. Но люди искусства - эмигранты особого рода. В основном они ищут в чужих странах не более комфортного и сытного существования, не личной славы даже, но прежде всего - свободы творчества, возможности бесцензурно развивать свою родную культуру. "Запомни, Берковиц, - пытается объяснить продюсеру Карелин, - этот бардак - моя страна, моя беда и боль. И ни о чем другом я не могу ни снимать, ни думать, ни... Я потому и мотанул за границу, чтобы сказать это во весь голос, с кровью выхаркнуть так, чтобы услышали и поняли все. Я болен этой страной, этим бардаком, понимаешь, могилевская твоя душа?! Не-из-ле-чи-мо!" Если же этого не получается, если идеологическая несвобода сменяется экономической, такие эмигранты либо возвращаются, как Карелин, на родину, либо, подобно Яровой, даже достигнув в чужом краю всех мыслимых благ, тоскуют, мучаются извечными русскими "проклятыми" вопросами. И всеми силами пытаются - хотя бы и за собственный счет - приобщиться к культурной жизни своей родины. В предисловии автор называет свою пьесу попыткой разобраться, "отчего я сам в не столь далекие времена, когда обстоятельства, а также лица и учреждения власть предержащие настойчиво меня к тому понуждали, не уехал, остался в России". И хотя, по его мнению, "полного, недвусмысленного ответа на этот вопрос" не знает ни он сам, ни его персонажи, пьеса в целом именно таким ответом и является.





ИНОСТРАННАЯ ЛИТЕРАТУРА



ПРОЗА

Аньци Минь. Красная Азалия. Жизнь и любовь в Китае:
Повесть / Пер. с англ. И.Смирнова // Иностр. лит. - 1996. - № 6. - С. 208-264.

Аньци Минь (р. 1957) - уроженка Шанхая, активный член отряда хунвэйбинов, потом работница китайского госхоза, затем актриса. Сейчас живет в США. Аньци Минь изобразила историю собственной юности в Китае Мао Цзэ-дуна, и ее роман, опубликованный в 1993 г., имел большой успех. Юная девушка, с детства преданная идеалам Мао, подвергается телесным и душевным испытаниям, которые едва ли выпадали на долю ее американским или европейским сверстницам. Жуткие картины военизированной жизни молодежи в коммунистическом Китае, когда из сознания вытравляются все нормальные представления, изгоняются всяческие чувства, не оставили равнодушными читателей обоих континентов. Опубликованы две первые части романа.

Бекитт Л. Тина и Тереза:
Роман. - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1995. - 559 с. - (Волшебный Купидон).

“Тина и Тереза” (1995) - второй попавший в орбиту внимания наших книгоиздателей роман молодой американской писательницы Лоры Бекитт. (О романе “Агнесса” см. справочник “Литература и искусство’ 94”.) Объект пристального внимания Лоры Бекитт не изменился. Это - история нелегкой женской судьбы с неизменно счастливым концом. Только в данном произведении - две героини, сестры Тина и Тереза, шестнадцатилетние девушки, живущие в провинциальном австралийском городке Кленси в 80-х годах ХIХ века. Они очень разные, и не только внешне. Смуглая Тереза - подкидыш в благочестивой семье Хиггинсов. Ее мятежная душа ищет прежде всего свободы, в жертву которой самолюбивая девушка готова принести дружеские и родственные связи, свою совесть. В большом и многоликом Сиднее, куда она отправляется на поиски счастья, Тереза приходит к выводу, что свобода это те же деньги. Полна горечи и трагических испытаний жизнь праведной и ангелоподобной Тины. Истинную цель своей жизни она видит в смирении и всепрощении. Впрочем, обе дамы приходят к одному и тому же счастливому концу - замужеству. Роман привлекает трогательной, несколько наивной, чуждой пошлости и кровавого натурализма, атмосферой, окружающей главных героинь.

Быков В. Полюби меня, солдатик
: Маленькая повесть / Пер. с белорус. автора // Дружба народов. - 1996. - № 6. - С. 6-37.

Тема Великой Отечественной войны для Василя Быкова, видимо, не будет исчерпана никогда. И ранее не отличавшийся особой любовью к героике и фанфарам, в последних своих произведениях белорусский прозаик склонен к изображению таких нюансов военного лихолетья, о которых долгое время говорить, а тем болеее писать было не принято. Для него прежде всего важна нравственная сторона той жизни, которая выпала на долю его молодых герроев - ровесников автора. В повести описан действительно небольшой, по стандартным меркам - просто микроскопический эпизод. В предпоследний день войны в австрийском городке лейтенант-артиллерист случайно знакомится с землячкой по имени Франя. Она работает прислугой в доме местных интеллигентов. Недолгий лирический разговор позволяет лейтенанту выяснить, что попала она сюда отчасти добровольно, хотя и случайно. Избегая бессмысленной гибели в партизанском белорусском отряде, она предпочла уехать на работу в Германию. Молодой танкист гитлеровской армии “выбрал” ее и отправил к своим родителям. Девушке, можно сказать, повезло. Повидав немало в своей юной жизни, она не обольщается перспективой возвращения на родину.

В день капитуляции, когда городок, занятый советским войсками, затих, Франя и ее старики-”эксплуататоры” нашли нелепую смерть. Лейтенант не знает, кто их убил. Он только видит, что дом разграблен. Местные жители, среди которых и австрийцы, и поляки, хоронят несчастных. И легче от этого лейтенанту не становится.

Бьой Касарес А. Дневник войны со свиньями:
Роман / Пер. с исп. Е.Лысенко // Иностр. лит. - 1996. - № 4. - С. 152-201.

Творчество аргентинца Адольфо Бьой Касареса (р. 1914) знакомо отечественному читателю лишь по сборнику рассказов “Теневая сторона”. Сюжет романа “Дневник войны со свиньями” (1969), действие которого происходит в Буэнос-Айресе, - война, которую некие молодежные круги объявили старикам. Создаются специальные отряды, их члены отлавливают и убивают стариков на улицах и даже в домах. В центре - группа пожилых приятелей, проводящих остаток дней в немногих оставшихся им удовольствиях. И все они мечтают о любви, как о чем-то несбыточном. Но к главному герою, Исидору Видалю, она все же приходит: да, в него, в старика, влюбляется молодая девушка Нелида. Это печальная книга о близости смерти и подарках судьбы, надежда на которые остается даже при самых грустных обстоятельствах. Еще не переведены на русский роман Бьой Касареса “Изобретение Мореля” (1940), “План бегства” (1945), “Сон героев” (1954), “Спать на солнцепеке” (1973).

Гань Бао. Записки о поисках духов:
Пер. с древнекит., предисл., примеч. и словарь-указ. Л.Меньшикова. - СПб.: Центр “Петербургское Востоковедение”, 1995. - 576 с.

Первые столетия нашей эры были для Китая весьма драматичными. Империя Хань, объединявшая страну с 206 г. до н.э., пришла в упадок. Распри и мятежи душили великую прежде страну вплоть до 317 года, когда начинается период истории Китая, именуемый “Северными и Южными династиями”. Севером владели завоеватели - варвары. На Юге обосновалось государство Восточная Цзинь, просуществовавшее до 420 г. Автор предлагаемой книги Гань Бао жил в то время, когда страна разделилась на Север и Юг (IV-V вв.). Как и полагается образованному китайцу, он имел второе имя - для литературного и дружеского обихода: Лин-Шэн. Будучи одновременно правителем одного из округов и придворным историографом, Гань Бао подал на рассмотрению императору “Хронологию Цзинь” - составленное им описание событий в государстве Цзинь за пятьдесят три года: от основания до падения под ударами кочевников. В полном виде до нас дошли только это произведение и представленные читателю “Записки о поисках духов”, один из древнейших и известнейших памятников китайской словесности, повествующий о том, “о чем не говорил Конфуций” - о разнообразной нечисти: о животных, растениях-оборотнях, зловредных бесах, душах умерших, чудесных предметах и находках, которые всегда приносят счастье тому, кто встретился с ними. В “Записки”, как сказано в предисловии к публикации, включены рассказы о происшествиях, о которых автор узнал от своих современников, скромных служащих, крестьян, простолюдинов в городах, начальников почтовых станций и пр. От остальных произведений мы в большинстве имеем только названия.

Голдинг У. Пирамида:
Роман / Пер. с англ. Е.Суриц // Иностр. лит. - 1966. - № 5. - С. 115-208.

Перед читателем - весьма необычный роман Уильяма Голдинга (1911-1993), нобелевского лауреата, автора популярных у нас романов “Повелитель мух” и “Шпиль”. “Пирамида” (1967) - относительно ранний Голдинг; это трогательная история становления юноши из захолустного городка, его первая любовь, первая женщина, постепенное ускользание из-под родительской опеки, поиск себя в мире. И его взаимоотношения с первой учительницей музыки мисс Долиш, наложившие отпечаток на всю последующую жизнь, хотя музыка и не стала его профессией. Это лирическая книга об окончании детства, и герои ее - люди, которые были свидетелями взросления Оливера.

Грасс Г. Собачьи годы:
Роман / Пер. с нем. М.Рудницкого // Иностр. лит. - 1996. - № 5. - С. 62-158; № 6. - С. 50-149; № 7. - С. 146-195.

Все многочисленные таланты и художественные профессии нашли отражение в тексте последней части “данцигской трилогии” немецкого прозаика Гюнтера Грасса “Собачьи годы” (1963) (о романе “Жестяной барабан” см. “Литература и искусство’ 95”). Г.Грасс не только писатель, а и каменотес, скульптор, живописец, джазист, заядлый театрал и балетоман. Выдернуть и пересказать несколько сюжетных линий из этого многослойного, сложносочиненного, романтического, гротескно-фантастического, а порой просто сказочного романа - значит не сказать о нем ровным счетом ничего. Тем более, что в силу своего огромного объема журнал представил “Собачьи годы” не полностью, во что с трудом верится. Это оказалось возможным и благодаря самостоятельности отдельных частей романа, и тому, что главную роль в нем все же играет история: в романе, где звери и люди присутствуют на равных, повествование изобилует историческими аллюзиями, перескакивает из эпохи наполеоновских войн в эпоху средневековых крестовых походов, соединяет реальность странной жизни обитателей берегов Вислы с древним мифом. Бессчетные сюжетные линии и вся образность романа уходят в недра истории, в недра человеческой души. И здесь Грасс, как и во всей “данцигской трилогии”, отталкивается от своего личного опыта и опыта поколения, выросшего в Германии в пору гитлеровского фашизма. В понимании писателя фашизм - это не привнесенный извне общественный порядок, основанный на голом насилии и лжи, а прежде всего - массовый вывих человеческой природы, состояние нации, начинающей сходить с ума. Харьковское издание “Фолио” приступило к изданию на русском языке четырехтомного собрания сочинений Гюнтера Грасса.

Грин Г. Третий:
Роман . Пер. с англ. К.Васильева // Звезда. - 1995. - № 12. - С. 78-123.

Действие давнего романа известного английского прозаика Грэма Грина (1904-1991) “Третий” (1950) происходит сразу после второй мировой войны в поделенной союзниками на четыре части Вене. Беспечный англичанин Ролло Мартинс, зарабатывающий на жизнь сочинением вестернов, приезжает туда по приглашению бывшего однокашника Гарри Лайма, который намерен взять его в долю в одном выгодном деле. Но Лайм погибает накануне его приезда. Расследуя обстоятельства его гибели, Мартинс оказывается в центре непонятных событий, которые все туже закручиваются в узел. История метаний Мартинса рассказана от лица второго героя - офицера полиции, ведушего то же расследование; вдвоем они выходят на банду, сделавшую себе состояние на торговле разбавленным пенициллином.

Гулд Дж. Навсегда:
Роман / Пер. с англ. М.Богомоловой. - М.: Новости, 1995. - 572 с.

Перед читателем - довольно низкопробный бестселлер, единственное достоинство которого - напряженность сюжета с некоторой дозой экзотики. Чего только тут не накручено: страсти кипят, шныряют наемные убийцы, наслаждается жизнью великосветская публика. В центре - оперная певица Лили Шнайдер, некогда потрясшая мир своим пением. Она давно отошла в небытие, и вот на старости лет журналист Карлтон Мерлин пишет книгу о ее жизни и творчестве. Вдруг жизнерадостный дедок совершает самоубийство. “Что-то не так”, - мигом сообразила его внучка Стефани (также журналистка), и принялась за расследование. Оказывается, дедушка приблизился к раскрытию ужасной тайны: Лили Шнайдер жива, поскольку она нашла средство обрести вечную жизнь. Однако для поддержки существования миллионеров нужно очень много: целая клиника со штатом врачей, похищение детей и т.д. Читателя ожидают невероятные приключения юной журналистки, происходящие почти во всех частях света.

Девы битв: Унсет С. Сага о Вигдис и Вига-Льоте
/ Пер. с норвеж. Н.Будур. Хенриксен В. Серебряный молот / Пер. с норвеж. О.Дуровой. Будур Н. Тигры моря. - М.: ТЕРРА, 1996. - 408 с. - (Викинги).

Женщины играли в обществе средневекового Севера очень важную роль. Во времена походов викингов к женщинам относились с неизменным уважением, к их мнению всегда прислушивались, за ними зачастую оставалось последнее слово в мужских спорах. Женщины заботились не только о своей чести, но и о чести всего рода, и иногда бывали даже больше мужчин одержимы необходимостью - по кодексу чести норманнов - исполнить обряд мести, т.е. убить оскорбившего. Тем не менее слово “викинги” у нас ассоциируется прежде всего с мужчинами. Книга “Девы битв” берет на себя функции частично восполнить этот пробел и представляет два романа норвежских писательниц: “Сагу о Вигдис и Вига-Льоте” (1909) Сигрид Унсет и “Серебряный молот” (1963) Веры Хенриксен. Знаменитая Сигрид Унсет в 1928 г. удостоена Нобелевской премии “за запоминающееся описание скандинавского средневековья”. Обширный очерк “Тигры моря”, имеющий подзаголовок “Введение в викингологию”, написанный Наталией Будур, - занимательный рассказ о норманнской усадьбе, викингских драккарах, сокровищах скандинавских курганов - удачно дополняет текст романов.

Демилль Н. Золотой Берег:
Роман / Пер. с англ. В.Шулякова. - М.: АО “Издательство “Новости””, 1966. - (Мировой бестселлер). Кн. 1. - 464 с.; Кн. 2. - 304 с.

Самый дорогой, самый фешенебельный, самый, самый.., впрочем, слегка обветшалый пригород Нью-Йорка - арена трагических событий, которые разворачиваются в романе американского писателя Нельсона Демилля “Золотой Берег” (1990). Одно из исторических поместий попадает в руки главы итальянской мафии Фрэнка Белларозы. Вскоре в роковую орбиту происходящего конфликта с правосудием (Белларозу обвиняют в убийстве) оказывается втянут непосредственный сосед мафиозо, адвокат Джон Саттер, которому приходится выступать защитником в процессе по делу об убийстве. Тихое, тщательно скрываемое от окружающего мира течение жизни высокомерных аристократов, подобно теперь бурлящему вулкану.

Дюрренматт Ф. Абу Ханифа и Анан бен Давид:
Новелла / Пер. с нем. С.Апта // Знамя. - 1996. - № 1. - С. 94-101.

Дюрренматт Ф. Пенсионер:
Фрагменты детективного романа / Пер. с нем. С.Фридлянд // Иностр. лит. - 1996. - № 4. - С. 5-33.

Перед читателем “Иностранной литературы” - фрагменты неоконченного романа швейцарского прозаика и драматурга Фридриха Дюрренматта (1921-1991), опубликованные после его смерти, в 1995 г. Преступления и расследования часто встречаются в книгах классика, но детективность - не довлеющая их черта. В центре романа - комиссар полиции Хехштетлер, который буквально в день выхода на пенсию навещает своих подопечных, продолжая расследовать прошлые преступления, забытыее дела. К сожалению, рукопись обрывается на самом накале страстей. У этого произведения существует продолжение: “Возможное завершение”, принадлежащее перу У.Видмера.

В 1974 г. по случаю присуждения ему звания почетного члена Университета им. Бен-Гуриона в Израиле Фридрих Дюрренматт произнес благодарственную речь. Впоследствии, значительно переработанная и расширенная, речь была включена в один из сборников писателя и получила название “Взаимосвязи”. Заключительная часть этой редакции была опубликована на немецком языке как отдельное произведение - история духовных поисков двух богословов. Мусульманин Абу Ханифа и рабби Анан бен Давид, оба великие книжники, оказываются в одной тюрьме. Покоренные благочестивостью и силой веры друг друга, мудрецы тем не менее остаются противниками, а после яростных религиозных споров - врагами: ведь вера у них - разная, непримиримая. Новая встреча, после долгих скитаний Абу Ханифа и бесконечного томления в застенках забытого всеми рабби, позволяет старцам открыть свои истинные чувства друг другу. Харьковское издательство “Фолио” готовит на русском языке пятитомное издание знаменитого швейцарца.

Жироду Ж. Эглантина:
Роман / Пер. с франц. И.Волевич. - М.: МИК, 1996. - 192 с.

В России Жан Жироду (1882-1944) известен почти исключительно как драматург (многие впервые услышали о нем благодаря постановке “Ундины” во МХАТе), Между тем он является автором более 30 прозаических произведений, среди которых - тетралогия, посвященная семейству Фонтранжей: “Белла”, “Приключения Жерома Бардини”, “Эглантина”, “Лгунья”. Вниманию читателя предлагается “Эглантина” (1927) - история девушки, любившей пожилых и стариков, ибо вид старости защищал ее от страха смерти. Это тонкий эротико-философский, во многом эстетский , живописный и символический роман. Двадцатилетняя нежная красотка сперва влюблена в аристократа Фонтранжа, потом в ее жизнь вторгается банкир Моиз, далее она снова возвращается волею судеб к Фонтранжу - вот и весь нехитрый сюжет, расцвеченный стилистическими и эстетическими изысками. Роман “Белла” переведен на русский в 1927 г., а “Лгунья” - в 1994 г.

Ишервуд К. Прощай, Берлин:
Роман. - Пер. с англ. - М.: Независимая газета, 1996. - 192 с.

Кристофер Ишервуд - известный английский писатель “потерянного поколения”. Его роман, опубликованный в 1939 г., стал литературной сенсацией благодаря творческим новациям и той откровенности, с которой автор повествовал о правах берлинской (и, шире, западноевропейской) художественной богемы. Близкая к форме киносценария импрессионистическая проза Ишервуда со смелостью, неслыханной ни в английской, ни в американской литературе того времени, запечатлела действительность в период прихода Гитлера к власти: еврейские погромы, растерянность интеллигенции, эпатирующую свободу нравов. Сюжетный стержень повествования - жизнь молодого англичанина, тезки автора, перебивающегося в Берлине уроками языка. Во многом автобиографический, роман написан от первого лица. Самый яркий персонаж - легкомысленная певица Салли Боулз, прообраз героини знаменитого фильма Боба Фосса “Кабаре” (1972).

Кеннеди У. Железный бурьян:
Роман / Пер. с англ. В.Голышева // Иностр. лит. - 1966. - № 4. - С. 40-151.

Уильям Кеннеди - новое имя для нашего читателя. Это американский прозаик, родившийся в 1928 г., автор романов “Чернильный хлам” (1969), “Ноги” (1975), “Самая крупная игра Билли Фелана” (1978), “Книга Куинна” (1988), “Очень древние кости” (1992). Роман “Железный бурьян” удостоен премии Пулицера. В центре - беспутная жизнь бродяги и убийцы Френсиса Фелана, бывшего игрока в бейсбол. Жуткие сцены из жизни американских бомжей заставляют буквально содрогаться, хотя отечественному читателю не привыкать к чернухе и бытовухе. Люди, встающие со страниц романа, не имеют крыши над головой и куска хлеба, пьяницы и проститутки, больные и несчастные, стали такими не по собственной воле. За плечами у каждого - тяжелое событие, наложившее отпечаток на всю их дальнейшую жизнь. Но даже дойдя до последней черты, они все же жалеют и любят друг друга.

Конвицкий Т. Чтиво:
Роман / Пер. с пол. К.Старосельской // Иностр. лит. - 1966. - № 1. - С. 137-225.

Польский прозаик и кинорежиссер знаком русскому читателю по романам “Малый апокалипсис” (1979) и “Бохинь” (1987). На сей раз его роман предстает перед нами в своеобразном контексте: как некий аналог роману Ч.Буковски “Макулатура” в рубрике “КИЧ, или К Интеллектуальному Чтиву”. Поверхностное сходство двух романов, на наш взгляд, не очень оправдывает такую контекстуальную заданность. Тема “Чтива” (1992) - кафкианская история о некоем во всех смыслах потерянном человеке, которого вдруг обвиняют в убийстве молодой женщины. Однако он не убивал - и блюстители порядка верят в его невиновность. Этим поверхностным детективным флером и ограничивается “кичевое” начало романа. Рефлексирующий герой снова обретает - то ли убитую, то ли ее сестру, мечется по постсоциалистической Варшаве, общается со странными людьми, а главное - страдает от неожиданного преображения мира и полной своей неприкаянности, как и полагается интеллигенту из Восточной Европы, за что ему не может не симпатизировать отечественный читатель.

Ковелер ван Д. Путь в один конец:
Роман . Пер. с фр. Н.Мавлевич и Г.Зингера // Иностр. лит. - 1966. - № 3. - С. 5-64.

Практически каждый роман (“Двадцать лет и еще немного”, “Рыбка любви”, “Каникулы призрака”, “Горький апельсин”) молодого французского прозаика, драматурга и критика Дидье ван Ковелера (р. 1960) удостоен какой-либо награды. Вниманию читателя предлагается роман “Путь в один конец”, отмеченный в 1994 г. Гонкуровской премией. Герой романа Азиз, француз, похищенный в детстве цыганами, промышляет воровством автомагнитол. Официально он считается марокканцем с временным видом на жительство во Франции. Азиз подпадает под действие очередных мер, принятых правительством Франции против нелегальных переселенцев: он оказывается одним из первых, кого в качестве примера должны вернуть на родину. Жан-Пьер Шнейдер, гуманитарный атташе, в чьи обязанности входит помочь Азизу освоиться на новом месте, как быстро выяснилось, гораздо больше нуждается в разного рода поддержке, чем его подопечный. Развлечения ради Азиз сочиняет легенду о своей несуществующей родине, столь прекрасную, что гуманитарный атташе, страдающий депрессией после развода, вдруг находит в жизни новый смысл. Трехчасовой перелет в Марокко и последующая серия приключений, окончившихся трагически, делают вынужденного переселенца и его охранника самыми близкими людьми...

Кундера М. Неспешность:
Роман / Пер. с фр. Ю.Стефанова // Иностр. лит. - 1966. - № 5. - С. 5-55.

Очередной изящный шедевр чешского прозаика Милана Кундеры (р. 1929), написанный по-французски и изданный в 1995 г. Это небольшой роман, исполненный в том же ключе, что и “Бессмертие”: легко переплетаются несколько тем, далеко не каждая из которых выражена сюжетно. Ведущая тема этой литературной фуги - противопоставление скорости и неспешности: бытие спешащее и бытие неторопливое проиллюстрированы двумя взаимосвязанными историями. Одна из них принадлежит перу Вивана Денона, автора ХVIII столетия. Это история одной ночи, проведенной молодым дворянином с госпожой де Т. Вторую следовало бы охарактеризовать по меньшей мере как повесть: это история, точнее, несколько сцен, случившихся на конгрессе энтомологов (в наше время, разумеется). Здесь и чешский ученый, позабывший прочесть свой доклад за рассказом о своих чувствах, и политик Берк, преследуемый журналисткой, с которой когда-то учился в школе, и безобразные сцены совокупления гедонистов нашего века, боящихся потерять время. А главная обрамляющая история следующая: автор с женой едут на машине и останавливаются заночевать в замке. Процесс рождения романа снова свершается на глазах у читателя, и это воистину наиболее захватывающий момент книги.

Леди & джентльмены
: Сборник: А. Лус. Джентльмены предпочитают блондинок; Джентльмены женятся на брюнетках / Пер. А.Лихачевой; В джазе только девушки. - М.: КРОН-ПРЕСС. - 1996. - 448 с.

Похождения жизнерадостных и предприимчивых девушек и не менее веселых и остроумных молодых людей, хорошо знакомых читателям по одноименным фильмам, в которых снимались Мэрлин Монро, Мэри Пикфорд, Дуглас Фербенкс и др., вошли в сборник “Леди & джентльмены”. Автор романов “Джентльмены предпочитают блондинок” и “Джентльмены женятся на брюнетках” - женщина-легенда, написавшая более двухсот сценариев, героиня газетных колонок и законодательница мод Анита Лус. Свой первый сценарий о глуповатой блондинке Лорелее Лу, который затем превратился в книгу, ставшую бестселлером во времена сухого закона в Америке, брюнетка Анита написала в Калифорнии, где родилась и вышла замуж за актера Джона Эмерсона. Похождения двух очаровательных джентльменов, вынужденных надеть юбки и преуспевших в роли музыкантш, составляют сюжет небольшого романа “В джазе только девушки”.

Лоуренс Д. Терзание плоти:
Роман, новеллы / Пер. с англ. - М.: Локид, 1966. - 394 с. - (Ураган любви).

Английский писатель Дэвид Герберт Лоуренс (1885-1930), прожив короткую бурную жизнь, оставил после себя огромное количество произведений самых разных жанров: романы, рассказы, стихи, эссе, заметки о путешествиях, письма... “Белый павлин” - первый роман Лоуренса, изданный в 1911 г., когда молодой человек из-за развивающегося туберкулеза был вынужден оставить работу учителя и сделать писательское мастерство единственным источником дохода. Живущие в небольшом шахтерском городке Неттермере семьи, а вернее, их молодежь - фермера Джорджа и его сестру-учительницу Эмили, потомков обедневших дворян Летти и Сирила, от лица которого ведется трепетный рассказ, детей богатых землевладельцев Темпестов, объединяют не только общие прогулки на пленэре, но и связывают запутанные романтические отношения. Вначале все кажется игрой, но знаменитая лоуренсовская страсть, властная сила желания разрушает судьбы героев, губит жизнь, казалось, самого неизнеженного, морально здорового из них. Включенные в издание новеллы полны тончайших оттенков в передаче человеческих отношений, нюансов природных изменений, изощренной чувственности.

Макин А. Французское завещание:
Роман / Пер. с фр. Ю.Яхниной и Н.Шаховской // Иностр. лит. - 1966. - № 12. - С. 18-128.

“Французское завещание” Андрея Макина - роман, о котором последнее время много говорят. Это именно тот случай, когда молва бежала в Россию впереди произведения, и на то, конечно, были основания. Первое - фигура автора. Андрей Макин, родившийся в 1957 г. в одном из индустриальных центров Сибири, окончивший МГУ и преподававший в одном из университетов региона, с 1987 г. живет во Франции, занимается писательством и журналистикой, пишет на французском языке о том, с чем лучше всего знаком. А лучше всего он, оказывается, знаком с советской действительностью и историей Франции. Макин - автор трех романов: “Дочь Героя Советского Союза” (1990), “Исповедь павшего знаменосца” (1992), “Во времена реки Амур” (1994), которые он выдавал за переводы с русского. Особенно красиво эти названия звучат по-французски. Второе основание - высокая оценка французской критикой последнего произведения автора. Роман “Французское завещание” (1955) удостоен двух самых значительных французских литературных премий - Гонкуровской и премии “Медичи”, а также Гонкуровской премии лицеистов. Сам текст, предваренный тремя эпиграфами из маститых французов, представляет собой стройный ряд воспоминаний о детских и отроческих годах подростка, от лица которого ведется повествование. Сознание его формируется как бы раздвоенным: то ли русским, то ли французским. Основной сюжетной линией представляется история жизни Шарлотты Лемонье, истинной француженки, оставшейся таковой до старости на краю русской степи в глухой Саранзе. Этот с любовью выписанный образ, а роман несомненно автобиографичен, тесно связан с темой “офранцуживания” юного героя, его интересом к языку, истории Франции, фантазиях об этой не чуждой ему стране. В романе Макин упоминает о проблеме литературного стиля, видимо, этот аспект творчества особенно волнует автора. Текст читается легко, он гармонично выстроен, не обременен постмодернистскими конструкциями. Но определить, заслуга это автора или переводчиц, читателю достаточно сложно. Кроме того, голос русского рассказчика в романе звучит довольно отстраненно, как бы из заграничного далека. Причиной этому, скорее всего, 10 лет жизни автора в Париже.

Маккарти К. Кони, кони...:
Роман / Пер. с англ. С.Белова // Иностр. лит. - 1996. - № 10. - С. 5-172.

Шестой роман писателя из американской глубинки, по-нашему провинциала, Кормака Маккарти (р.1933) “Кони, кони... (1993) не только принес ему широкую известность, но и стал интернациональным бестселлером. Уже первыми своими творениями (“Хранитель сада” (1965) посвящен жизни маленького поселка; “Внешняя тьма” (1968), “Дитя Всевышнего” (1974) - затерянным в глуши уголкам Юга) писатель вызвал интерес критиков, прежде всего манерой письма. Спустя три десятилетия в романе “Кони, кони...” перед читателем - почти идеальная, поданная с детской простотой, хроника паломничества в Мексику шестнадцатилетнего Джона Грейди и семнадцатилетнего Лейсли Ролинса. Сев однажды на коней и переправившись через реку, отделяющую Техас от Мексики, два фермерских паренька попадают в необычный, фантастически интересный и фантастически жестокий мир, в котором приходится становиться мужчинами. События излагаются четко и просто, но как-то отстраненно, с точки зрения довольно необычного рассказчика - то ли наивного юноши, то ли умудренного опытом старика. А преобладание в романе прямой речи, часто двуязычной, англо-испанской, и тщательно выписанные детали лишь подтверждают впечатление, что простота Маккарти обманчива - перед читателем искусно организованное, хорошо выписанное художественное полотно: в этом состоит феномен “американца из глубинки”. Роман - первая часть “трилогии границы”, задуманной писателем. В 1995 г. вышла вторая сага о приключениях в Мексике, названная “Пересечение”.

Нюгордсхауг Г. Сочинения:
В 2 т. / Пер. с норв. Л.Жданова; Вступ. ст. Н.Будур. - М.: ТЕРРА, 1966. - (Большая библиотека приключений и научной фантастики). Т. 1. Горький мед; Гренландская кукла; Кодекс смерти. - 448 с.; Т. 2. Девятый принцип; Перст Кассандры. - 320 с.

Во всех странах романы современного норвежского писателя Грета Нюгордсхауга становятся бестселлерами. Он родился в 1946 г. и, как положено знатоку человеческих душ, сменил массу профессий: был руководителем юношеского клуба в Осло, воспитателем, занимался проблемами экологии, работал плотником, после чего издал сборник хороших стихов “Описание инструмента” (1974). Писатель утверждает, что никогда не пишет о том, чего не знает. Под кажущейся легкостью его пера скрывается упорный труд и многие годы учебы - он закончил исторический и философский факультеты университета в Осло, а потом защитил диссертацию по социологии. Известность же норвежцу принес его герой - ценитель и знаток хорошего вина и красивых женщин, владелец дорогого и изысканного ресторана “Кастрюлька”, прекрасный кулинар и гурман, ученый и исследователь древних культур и языков - Фредерик Дрюм по прозвищу Пилигрим. Все романы о нем построены по одной сюжетной формуле - Фредерик отправляется в путешествие - в Италию, Францию, Египет - и неизменно попадает в переплет, притягивает к себе очередное несчастье и... очередную красотку. Но гениальный ум, физическая привлекательность и элегантность вызволяют Дрюма из любой передряги. Криминальные романы Нюгордсхауга сочетают в себе элементы триллера и детектива, черты научной фантастики и “интеллектуального” романа; они представляют определенные трудности для переводчика своим внутренним эмоциональным настроением, тонкой издевкой в адрес героя, изящным юмором, обилием легенд и мифологических персонажей. В двухтомник включены пять романов из цикла о Фредерике Дрюме, существующих и изданных на сегодняшний день.

О’ Брайен Т. На Лесном озере:
Роман / Пер. с англ. Л.Мотылева // Иностр. лит. - 1996. - № 8. - С. 5-137.

Американский прозаик Тим О’Брайен (р. 1946) - участник войны во Вьетнаме и лауреат Национальной книжной премии по литературе за роман “Вслед за Каччато” (1978). Вьетнамская тема неизменно сопутствует всем его произведениям. В предлагаемом романе “На Лесном озере” (1994) речь идет об очередной жертве Вьетнама: известный политик Джон Уэйд, кандидат в сенат США, вдруг резко проваливается на выборах. Провал связан с тем, что широким кругам стало известно то, о чем он всю жизнь мечтал забыть. В бытность свою во Вьетнаме Уэйд стал участником кровавой бойни в деревушке Тхуангиен, когда обезумевшие американские солдаты зверски истребили все население деревни, состоящее из женщин, стариков и детей. Но вся эта подоплека выясняется не сразу; сюжет романа замешан на таинственном исчезновении жены Уэйда Кэтлин, которую Джон безумно любит всю жизнь. Детективный жанр держит читателя в напряжении, но долгожданная развязка не наступает: вместо раскрытия тайны - ряд предположений о том, что могло случиться с Кэтлин. Попутно рассказывается вся история внешней и внутренней жизни семьи Уэйдов, из которой следует неоспоримый вывод о связи между исчезновением женщины и чудовищной бойней в Тхуангиен.

Рио М. Архипелаг:
Роман / Пер. с фр. Ю.Яхниной // Иностр. лит. - 1996. - № 7. - С. 5-49.

Молодой французский писатель (р. 1960), автор ряда романов, представлен здесь одной из первых своих вещей. Роман “Архипелаг” (1987) - история становления юноши, “Подросток” на легкомысленный французский лад. Молодой человек остается на каникулы в своем колледже и влюбляется в директрису, которая отвечает ему взаимностью (хотя сама более склонна к лесбиянству). Это симпатичная, слегка эротическая книжка о любви и надежде, самоутверждении и исполнении желаний, словом, обо всем хорошем, что бывает в жизни французского подростка.

Семпрун Х. Нечаев вернулся:
Роман / Пер. с фр. И.Кузнецовой и Г.Зингера // Иностр. лит. - 1996. - № 11. - С. 9-190.

Семпрун Х. Писать или жить:
Главы из книги / Пер. с фр. И.Кузнецовой // Иностр. лит. - 1996. - № 5. - С. 199-224.

Журнал “Иностранная литература” под рубрикой “Анатомия терроризма” представляет довольно объемный роман пишущего на испанском и французском языках испанского писателя Хорхе Семпруна (р. 1923). Наш читатель знаком с переводом его романа “Долгий путь” (1963 - пер. в 1989). Точкой отсчета политической биографии Хорхе Семпруна и полной революционной романтики судьбы нелегала и подпольщика стал 1938 год - участие в движении Сопротивления во Франции, куда родители увезли сына из Испании. Затем учеба в лицее и на философском факультете Сорбонны. В 1934 г. двадцатилетний Семпрун был арестован и отправлен в Бухенвальд. После войны он вел нелегальную работу во франкистской Испании. В 1956 г. стал одним из руководителей компартии, вошел в ее Политисполком. Исключенный из партии за ревизионизм легендарной Пассионарией в 1964 г., он сохранил левые убеждения, но о своей партийной деятельности отзывался крайне критически. Освобождение от партийных обязанностей способствовало расцвету творческой деятельности Семпруна, нам же его разрыв с коммунизмом, напротив, не позволил ознакомиться с романами “Какое прекрасное воскресенье!” и “Белая гора” - о бывших узниках Бухенвальда. “Автобиография Федерико Санчеса” - таков был главный партийный псевдоним автора, рядом сценариев к фильмам. Один из его достаточно политизированных романов “Нечаев вернулся” (1987) связан не столько с описанием “действующего террориста” и “действительного терроризма”, сколько с исследованием явления удивительной его притягательности для молодых людей, его мрачного обаяния, замешанного на внезапности, скандальности, удивительной жестокости и равнодушии к своей и чуждой жизни. Впрочем, действие романа развивается по всем канонам детектива: четверо добропорядочных солидных людей встречаются со своим террористическим прошлым в лице их пятого, вернувшегося из небытия, товарища, откликавшегося раньше на имя “Нечаев”. Воскрешение сопровождается убийствами, погонями, тайнами и реминисценциями о террористическом прошлом. Документальная книга “Писать или жить” (1994) (первоначальное название “Писать или умереть”) - не просто воспоминания бывшего заключенного о Бухенвальде, это рассказ о жизни, прошедшей после лагеря, о попытках узника снова жить. Во Франции книга имела огромный успех и в списке лучших 20 книг последних лет уступила первое место лишь роману “Имя Розы” Умберто Эко.

Тан Э. Клуб радости и удачи:
Роман / Пер. с англ. О.Савоскул // Иностр. лит. - 1996. - № 9. - С. 108-181.

Американка Эми Тан родилась в 1952 г. в семье китайских эмигрантов, получила филологическое образование, работала секретаршей в офисе. Свой первый роман, надолго вошедший в десятку бестселлеров, написала в 1989. “Клуб радости и удачи” - история нескольких семейств китайских эмигрантов, где матери еще принадлежат Китаю, а, родившиеся уже в Америке дочери, с одной стороны, кое в чем плохо понимают матерей, с другой - ярко осознают и переживают свою китайскость. Обрамляющий сюжет - обретение героиней своих сестер, которых мать некогда потеряла в Китае. В статье “Но нет Востока и Запада нет” (Иностр. лит. - 1996. - № 9. - С. 254-263) Г.Чхартишвили поясняет, что “секрет феноменальной популярности обаятельного романа “Клуб радости и удачи” - в его умеренной китайскости, не отпугивающей американского читателя инакостью, а вполне понятной и как бы ласкающей. Шестнадцать монологов, объединенные в роман и стилистически имитирующие средневековые китайские любовные новеллы, обладают всеми нужными ингредиентами американского бестселлера 90-х: это и столь чтимый американцами жанр поиска корней, и познавательное, но легкое чтение о “важной” зарубежной культуре, и (что необходимо для престижа) интеллектуальное приключение, то есть все-таки настоящий литературный текст, а не чтиво”. Добавим, что для читателя России несомненный интерес представят страницы, повествующие о жизни Китая и современной Америки, и о людях, которые умудряются жить и оставаться собой несмотря на пропасть, разделяющую эти культуры.

Уайлдер Т. К небу мой путь:
Роман / Пер. с англ. А.Гобузова // Новый мир. - 1996. - № 2. - С. 98-123; № 3. - С. 97-132; № 4. - С. 125-160; № 5. - С. 122-135.

Очередная публикация из закромов творчества американского писателя Торнтона Уайлдера (1897-1975) - роман “К небу мой путь” (1934) интересен прежде всего как образец развития темы, на первый взгляд, чуждой писателю. Действительно, все это было сочинено Уайлдером как бы в ответ на упреки за отрыв от американской действительности. В центре произведения автор водружает удивительную фигуру Джорджа Марвина Браша, стопроцентного, идеального американца, способного мелкого бизнесмена - продавца учебников, симпатичного, доброго, честного, порядочного и... тупого до крайности. Этакий Форест Гамп начала тридцатых годов. В силу специфики своей профессии Браш разъезжает по большой Америке и добровольно проповедует религиозное смирение и благочестивый образ жизни, попутно добросовестно делая свою работу и получая огромное количество синяков и шишек. Впрочем, американцы по-разному относятся к неординарным словам и действиям молодого человека. Действие романа Уайлдер укладывает в промежуток между двадцать вторым и двадцать третим днем рождением героя. За это время тот укрепляет, теряет, вновь обретает свою веру... Читается роман с удовольствием, многие названия в нем вымышленные.

Устинов П. Старик и мистер Смит:
Притча / Пер. с англ. Г. Чхартишвили // Иностр. лит. - 1996. - № 7. - С. 65-145.

Питер Александр Устинов (р. 1921) более известен в России в качестве режиссера, актера и драматурга; некоторые его пьесы ставились в московских театрах. Впрочем, его роман “Крамнэгел” был с десятилетним опозданием опубликован в “Иностранной литературе”. Сейчас вниманию читателя предлагается новелла “Старик и мистер Смит” (1990), самостоятельное произведение, являющееся частью более крупного. Тема притчи весьма традиционна: это занятная история посещения Земли Богом и Дьяволом с целью выяснить, в каком направлении движется “венец творения”. Далеко не все встречи радуют Творца, зато читатель непременно порадуется остроумию и игре со смыслами, сохраненной благодаря переводчику.

Фаулз Дж. Червь:
Роман / Пер. с англ. В. Ланчикова. - М.: Вагриус, 1996. - 542 с.

Жанр романа английского писателя Джона Фаулза, родившегося в 1926 г. в семье приходского пастора, определяется, как обычно, с трудом. Сам автор отвергает “биографическое повествование” как жанр своего произведения, не считает свою книгу “историческим романом”. Он называет свойственный для него сложный, многоплановый, сродни психологическому исследованию, текст фантазией (это определение звучит чаще всего) или импровизацией. В центре его - история “девочки из Манчестера” - основательницы секты шейкеров Анны Ли. Учение и история шейкеров, а их основные правила похожи на правила квакеров и строятся на безбрачии, общности имущества и неустанном труде; причем, общество управляется женщиной, которая считается пророчицей, имеют непосредственное отношение к роману Фаулза. Пейзажи средневековой Англии конца ХVII - начала XVIII веков, детективный сюжет с элементами мистики, хитроумные интриги и таинственность происходящего служат Фаулзу великолепным фоном, на котором он раскрывает свои любимые темы: относительность познания и истины, границы человеческой свободы, исторические корни современной цивилизации.

Хэрриот Дж. Собачьи истории
/ Пер. с англ. - М.: Мир, 1996. - 360 с.

Хэрриот Дж. Среди йоркширских холмов
/ Пер. с англ. И. Гуровой. - М.: Мир, 1996. - 288 с.

В этих двух книгах читатели встретятся с рассказами английского писателя и ветеринарного врача Джеймcа Хэрриота. Некоторые его новеллы издавались на русском языке. Истории о наших “братьях меньших” - лошадях, свиньях, кошках рассмешат и опечалят, озадачат и заставят задуматься. “Собачьи истории” - сборник из 50 новелл о самом удивительном на взгляд Хэрриота животном - собаке. Очень разные по характеру и темпераменту, эти четвероногие друзья человека становятся героями рассказов, написанных с глубоким пониманием натуры животного и неповторимым, чисто английским юмором. В основу повествования легли как личный опыт автора - ветеринара и собаковладельца, так и многочисленные письма его читателей о своих питомцах. “Мои клиенты в своем мнении обо мне сильно расходились: двое-трое как будто считали меня блестящим специалистом, подавляющее большинство видели во мне добросовестного, надежного ветеринара, а кое-кто был убежден, что мои способности весьма ограничены. Но, кажется, одна семья лелеяла тайное убеждение, что у меня в голове не все дома”, - так заявляет Джеймс Хэрриот. Мнение читателя о его историях единодушно: они неизменно полны искренней любви ко всему живому.

Эрд К. Кто ты, Генриетта?
Роман / Пер. с англ. Е. Коротнян // Звезда. - 1996. - № 3. - С. 74-105; № 4. - С. 83-154.

Первый роман английской писательницы Кэтрин Эрд “Весьма заразительная игра” (1967) был назван критиками одним из самых выдающихся триллеров. Роман “Кто ты, Генриетта?” (1968) также написан в жанре детектива: доброго, неспешного, истинно английского детектива. Двойное убийство расследует инспектор Соул. На дороге одной из маленьких деревень найден труп женщины, что на первый взгляд, кажется обычным дорожным происшествием. Соул начинает методично распутывать хитроумную интригу. В результате убийца разоблачен, честное имя молодой девушки восстановлено, читатель получил массу приятных ощущений.





ДРАМАТУРГИЯ



Беккет С. Последняя лента Крэппа:
Пьеса в 1 д.; Зола: Радиопьеса; Каскандо: Радиопьеса; А, Джо?: Телепьеса; Шаги: Пьеса в 1 д.; Экспромт в стиле Огайо: Пьеса в 1 д. / Пер. с фр. и англ. Е.Суриц // Иностр. лит. - 1996. - № 6. - С. 149-174.

Тридцать лет назад Питер Брук сказал: “Сэмюэлу Беккету мы обязаны, может быть, самыми впечатляющими и наиболее самобытными драматическими произведениями нашего времени”. Эта мысль может удивить лишь нашего читателя, почти незнакомого с творчеством ирландского писателя и драматурга, жившего с 1938 г. во Франции, писавшего на английском и французском языках и делавшего блестящие авторизированные переводы своих пьес с одного языка на другой, лауреата Нобелевской премии (1969), автора знаменитой трагикомедии “В ожидании Годо” (1952), пьес “Конец игры” (1957), “Счастливые дни” (1963). На русском языке вышел сборник пьес и рассказов “Изгнанники” (1989). К драматургии Сэмюэл Беккет обратился в конце сороковых годов. Все его персонажи, несмотря на разнообразие, имеют общие черты: они как бы неподвижны, внешне заморожены, сознание сбивчиво, противоречиво, и все время движется по замкнутому кругу. Но их замкнутый мир имеет вселенские масштабы. Феномен Беккета состоит именно в умении через индивидуальное переживание внешне апатичного героя передать зависимость человека от биологических процессов и внешнего мира. Все это относится к публикуемым пьесам, изданным в 1950 - 1980-е гг. Автор изображает героев с немалой долей иронии и сарказма. Но в то же время не скрывает сочувствия и симпатии к своим ирландцам или персонажам, созданным ирландцем.

Стоппард Т. Аркадия:
Пьеса в 2 д. / Пер. с англ. О.Варшавер; Бартон Э. На прогулку еще раз / Пер. с англ. Г.Шульги // Иностр. лит. - 1996. № 2. - С. 12-799.

Пьесы Стоппарда, даже входящая нынче в программу многих английских школ “Розенкранц и Гильденстерн мертвы” (опубликована в переводе Иосифа Бродского в “Иностранной литературе” - 1990, № 4 ), всегда вызывали противоречивую реакцию в академических кругах и у театральных критиков. Драматурга обвиняли в игре радии игры, в чрезмерной интеллектуальной перегруженности, в пустоте и скованности, не отрицая при этом его мастерства и совершенства изобретательности. Родившийся в 1937 г. в Чехословакии, а затем поживший в Сингапуре и Индии, Томас Строслер (фамилия по отцу) к своим десяти годам оказался в Англии, что определило нее только язык, на котором он стал писать, но и искреннюю любовь к этому языку. “Аркадия” (1993) - полнометражная пьеса, которую, по словам Стоппарда, он всегда мечтал написать. Для этого драматург поглотил огромное количество книг по ландшафтной архитектуре и постньютоновской математике, тщательно проштудировал биографию Байрона. Но основным толчком для написания пьесы послужил давно прочитанный первый сатирический роман Томаса Пикока “Хедлинг-холл” (1815). “Аркадия” не только самая спокойная, приглушенная пьеса англичанина, но и одна из самых доступных пониманию зрителя. Общую интригу усвоить несложно. Основное событие происходит в 1809 году и занимает три дня, еще по дню приходится на 1812 и текущий годы. Героев - множество: от гениального подростка Томасины, собирающейся опровергнуть теорему Ферма, до лорда Байрона, который так и не появляется на сцене. Герои эти все время спорят о парках, литературе, критиках, гениальных открытиях, будущем человечества, а между разговорами занимаются любовью. Стоппард в очередной раз предлагает публике игру для ума. Историческая правда постоянно смешивается с вымыслом. Сама же пьеса, изобилующая множеством характерных для Тома Стоппарда эпиграмм, каламбуров, словесных вывертов, удивительно изобретательна и смешна. Рецензия на “Аркадию” (буквальный перевод “Дважды вокруг земли”) написана профессором Кембриджского университета Энн Бартон, автором недавно вышедших книг о Шекспире и Байроне.





ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ





ОБ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ ХХ ВЕКА



Безелянский Ю. Любовь и судьба.
- М.: КРОН-ПРЕСС, 1996. - 528 с.

Любовь, страсть, рок выстраивают судьбы людей. И во всяком случае любовь - определяющий фактор в любой женской судьбе. А как любовь выстаивает мужскую судьбу? Тургенев и Виардо, Достоевский и Суслова, Маяковский и Лиля Брик, Зинаида Гиппиус и Мережковский - все они блуждали по лабиринтам любви. О взаимоотношении этих и других известных личностей, о времени, в котором они жили, о том, как любовь влияла на творчество поэтов, художников, артистов рассказывает эта книга, написанная с большой любовью к ее героям и с огромным уважением к их чувствам.

Геллер М. Концентрационный мир и советская литература.
- М.: МИК, 1996. - 320 с.

Настоящая книга впервые опубликована в России через четверть века после первых изданий на французском языке в Париже и на русском - в Лондоне. В центре внимания автора - влияние возникших в 20-е годы в СССР концлагерей на духовную жизнь, сознание и поведение советских людей, а также на развитие литературы. Концлагерные авторы, концлагерная литература, их связь исследуются Геллером с привлечением до сих пор неизвестных широкому российскому читателю материалов. Среди глав “М. Горький и лагеря”, “Литература недоумения”, “Полюс лютости: Варлам Шаламов”, “Архипелаг ГУЛАГ” и др.

Герцык Е. Воспоминания:
Мемуары, записные книжки, дневники, письма. - М.: Моск. рабочий, 1996. - 443 с.

Книга составлена из записей разных лет и разных эпох. На протяжении одной жизни отражен ход нашей противоречивой истории и судьба человека в ней. Диалоги в письмах, монологи в дневниках, воспоминания - все вместе они составляют дань серебряному веку нашей культуры. Евгения Герцык всю жизнь вынашивала идею этой книги, ведя свои записи еще с 1914 года. Она участвовала в знаменитых ивановских “средах”, была знакома с Н. Бердяевым, М. Волошиным, М. Цветаевой, М. Гершензоном, П. Флоренским и многими другими выдающимися деятелями отечественной культуры. Воспоминания о них и составили настоящее издание.

Казак В. Лексикон русской литературы ХХ века.
Пер. с нем. - М.: РИК “Культура”, 1996. - 492 с.

Вольфганг Казак - видный немецкий ученый-славист, профессор Кельнского университета, много лет занимающийся русской литературой ХХ века. Его “Лексикон” - словарь русских писателей и русской литературы - впервые появился на немецком языке в 1976 году, на русском - десять лет спустя, но в Англии. Уже тогда он оценивался специалистами как одно из самых полных, а главное, неангажированных изданий подобного рода на эту тему, представляющих нашу словесность без деления на “красных” и “белых”, в едином культурном потоке. Кроме персонального ряда, словарь предлагал читателям информацию о литературных течениях, группировках, литературных журналах и пр. Впервые вышедшее в России издание - перевод нового, гораздо более расширенного словаря, увидевшего свет в оригинале в 1992 году и дополненного для русского перевода в 1995 г. В него входит около 1000 словарных статей; помимо персоналий, он содержит более 100 статей понятийно-теоретического характера (например, “Конструктивизм”, “Октябрь, литературная группа”, “Перестройка”, “Религия и литература”, “Тамиздат”, “Эмиграция” и др.; справки обо всех литературно-художественных журналах, альманахах, выходивших как в СССР, так и за рубежом, и пр.). При многих очевидных недочетах, пропусках и известном субъективизме (это, действительно авторская работа, отражающая точку зрения автора), “Лексикон” на сегодня - одно из наиболее адекватных современному состоянию литературы справочных изданий, полезных любителям и специалистам разного уровня.

Крусанов А. Русский авангард:
1907-1932. (Ист. обзор): В 3 т. Т. 1. Боевое десятилетие. - СПб.: “Новое лит. обозрение”, 1996. - 320 с.

Первый опыт создания истории русского авангарда был предпринят в конце 1920-х - начале 1930-х гг. учениками В. Шкловского. В этот же период были изданы мемуары деятелей литературного авангарда (А. Мариенгоф, Б. Пастернак, Б. Лившиц и др.). В 1960 - 70-е гг. появились новые исследования о В. Маяковском, В. Хлебникове, В. Каменском, т.е. появилась литература по различным аспектам истории русского авангарда. В настоящей работе, учитывающей опыт предыдущих, авангард рассматривается в социальном аспекте, как общественное движение с определенной идейно-художественной системой взглядов. Перед читателем история жизни течения, а не история творчества его создателей и последователей. Существующие оценки противников и сторонников авангарда систематизированы автором для более яркой обрисовки описываемых событий.

Озеров Л. Дверь в мастерскую:
Париж - Москва - Нью-Йорк: Третья волна, 1996. - 206 с. - (Б-ка воспоминаний).

Мастерская поэта. Что это значит? Что мы вкладываем в это понятие? Для нас более привычны мастерские скульптора или художника. У каждого ли поэта есть своя мастерская? На этот вопрос автор книги отвечает однозначно. У поэта-ремесленника нет морального права на мастерскую. Мастер же - неповторим. Л. Озеров открывает перед читателем двери в три мастерские: Бориса Пастернака, Анны Ахматовой, Николай Заболоцкого. Вместе с рассказами о судьбе и творчестве трех мастеров помещены записки Озерова о встречах с ними.

Серебряный век русской литературы.
- М.: Изд-во МГУ, 1996. - 176 с.

В сборник включены научные исследования и публикации архивных материалов, позволяющие более полно представить творчество поэтов, писателей, философов рубежа ХIХ-ХХ веков. В центре внимания авторов - А. Чехов, Вл. Соловьев, Ю. Балтрушайтис, М. Волошин, Г. Чулков, А. Белый, В. Розанов. Каждому из них посвящена глава, в которой идет осмысление одного из аспектов их творчества. Среди публикаций - неизвестное письмо А. Белого, годовые литературные обзоры К. Бальмонта, письма А. Ремизова, статья Вл. Соловьева. Сборник снабжен примечаниями, помогающими разобраться в калейдоскопе имен и изданий, упоминаемых в текстах.



И .Э. Бабель (1894-1941)

Хроника последних дней Исаака Бабеля. - М.: ТЕРРА, 1996. - 189 с.

В книге впервые просматривается трагический путь И. Бабеля с момента его ареста до расстрела в одном из тюремных московских подвалов. Портрет писателя дан на фоне Лубянки, на фоне общественной жизни тех лет. Автор опирается на материалы из архивов ФСБ, Главной военной прокуратуры и Военной Коллегии. Интересны материалы встреч Поварцова с деятелями отечественной культуры, так или иначе имеющими отношение к И. Бабелю. Поварцов приводит материалы допросов писателя, останавливается на записках, которые писатель вел в застенках. Среди глав: “Первые допросы”, “Как быть виновным”, “Советское искусство: взгляд из-за решетки”, “Конвейер смерти” и др.



М. А. Булгаков (1840-1940)




Новиков В. Михаил Булгаков - художник.
- М.: Моск. рабочий: 1996. - 357 с.

Автор прослеживает эволюцию творчества одного из крупнейших писателей ХХ века, стремясь передать художественное своеобразие булгаковской прозы и драматургии. При этом широко используются архивные материалы, малоизвестные документы. Среди глав: “Ранняя проза Михаила Булгакова”, “”Новый эпос. Роман “Белая гвардия””: “Булгаков-драматург”, “Философский роман“Мастер и Маргарита””. Большое место уделено творческой истории последней пьесы Булгакова “Батум”. В заключение Новиков исследует феномен Булгакова в отечественной литературе, подробно останавливаясь на его биографии, во многом трагической и загадочной. Книга снабжена комментариями.



М. Горький (1868-1936)




Примочкина Н. Писатель и власть:
М.Горький в литературном движении 20-х годов. - М.: Российская политическая энциклопедия” (РОССПЭН), 1996. - 256 с.

В монографии на основе неизвестных архивных материалов исследуется духовный и творческий путь М. Горького 20-х годов в соотношении с судьбами писателей-современников, анализируется его роль в литературном движении послеоктябрьского десятилетия. Особое внимание уделяется изучению взаимоотношений Горького с Е. Замятиным, М. Булгаковым, Н. Клюевым, С. Клычковым, Б. Пильняком, Л. Авербахом и др. литераторами, имена которых на долгие годы были вычеркнуты из истории русской литературы. На этом фоне заново решаются многие проблемы идейно-эстетических исканий Горького, до сего дня оставшегося для многих только “певцом революции”.



Н.С.Гумилев (1886-1921)




Оцуп Н. Николай Гумилев. Жизнь и творчество
/ Пер. с фр. Л. Аллена при участии С. Носова. - СПб.: Logos, 1995. - 200 с. (Судьбы. Оценки. Воспоминания. ХIХ-ХХ вв.).

Глубокое и всеобъемлющее исследование творческого и жизненного пути русского поэта Н. Гумилева, написанное его соотечественником, литератором-эмигрантом Николаем Оцупом, спустя тридцать лет после смерти поэта. Первоначально, в 50-е гг., исследование представляло собой диссертацию, остававшуюся до сего времени в рукописи.

Ученик Оцупа Луи Аллен взял на себя труд подготовить ее к печати и сделать доступной русскому читателю, т.е. перевести на родной язык автора. Настоящая работа не только приоткрывает некоторые тайны личности и творчества Н. Гумилева, но и изображает жизнь литературного Петербурга начала ХХ века. Постепенно, шаг за шагом, читатель вместе с автором прослеживает весь жизненный путь, начиная с детства, безвременно ушедшего поэта серебряного века.



В.В.Ерофеев (1938-1990)




Левин Ю. Комментарий к поэме “Москва - Петушки” Венедикта Ерофеева.
- М.: ГРАЦ, 1996. - 93 с.

Без преувеличений, поэма в прозе Венедикта Ерофеева “Москва - Петушки” - одна из талантливейших русских книг ХХ века. Как все гениальные произведения, она тесно связана с реалиями и атмосферой эпохи и написана так, что читатель и много лет спустя поймет, что ее герой - насквозь русский человек. Текст произведения изобилует скрытыми цитатами, реминисценциями из мировой культуры, аллюзиями, намеками на советскую жизнь и литературу. Юрий Левин взял на себя труд прокомментировать текст Ерофеева с тем, чтобы как отечественный, так и зарубежный читатель уяснил для себя основные приметы советской субкультуры 60 - 70-х годов и почерпнул множество интереснейших сведений об этой эпохе и ее “героях”.



М. М. Зощенко (1895-1958)




Воспоминания о Михаиле Зощенко
/ Сост. Ю. В. Томашевского. - СПб.: Худож. лит., 1995. - 608 с.

Первый том воспоминаний о М. Зощенко появился в 1981 г. Затем он был дополнен и выпущен в переработанном виде в 1990 г. Но шли годы, а папка с неизвестными до сего дня воспоминаниями о мастере сатирического цеха 30 - 40-х гг. продолжала пополняться. В настоящем издании собраны все воспоминания о М. Зощенко. Читателям, интересующимся, как Зощенко жил, работал, боролся за свою честь и достоинство, а также его будущим биографам предоставлена возможность узнать обо всем этом, обратившись к настоящему изданию. Среди авторов Вера Зощенко, И. Меттер, В. Ардов, М. Чуковская, М. Миронова, Л. Озеров, П. Капица, Д. Гранин, Д. Шостакович, А. Райкин, А. Мариенгоф и многие другие.



Вяч.И. Иванов (1866-1949)



- СПб.: Инпресс, 1996. - 307 с., портр.

Перед читателем история дружеских встреч В. Иванова и его студента по Бакинскому университету, впоследствии известного филолога М. Альтмана. Она составлена из рукописных материалов, содержащих дневниковые записи, записи выступлений, автобиографическую прозу, стихи и эпиграммы, бережно хранимые М. Альтманом в память о своем учителе. Открывают книгу стихотворения В. Иванова и М. Альтмана, которые они посвятили друг другу. По существу, перед читателем диалог двух мощных начал мировой культуры, носителями которых были собеседники. Их “разговоры” представляют собой уникальное введение в мир русской литературы ХХ столетия.

Вячеслав Иванов: Материалы и исследования.
- М.: Наследие, 1996. - 358 с.

Изучение наследия русского символиста Вячеслава Иванова было прервано на родине после Октября 1917 и возобновилось только с середины 1970-х годов. Настоящий сборник открывается письмами Иванова к детям и их воспоминаниями об отце (материалы хранятся в Римском архиве). В исследовательских работах, собранных в основном разделе, Вячеслав Иванов представлен как стихотворец и эстет, публицист и критик, ученый. Среди авторов П. Дэвидсон, Е. Ермилова, В. Келдыш, А. Шишкин и др. Широта интересов, словесное мастерство, глубокая ученость выделяли Иванова даже в среде русской духовной элиты серебряного века.



М. И. Цветаева (1892 - 1941)




Кудрова И. Гибель Марины Цветаевой.
- М.: Независимая Россия, 1996. - 320 с., портр.

В центре внимания автора - возвращение Марины Цветаевой на родину в 1939 году вслед за мужем, советским разведчиком и ее уход из жизни.

Кудрова пытается разгадать тайну гибели поэта, привлекая ранее недоступные документы из архивов КГБ, воспоминания очевидцев, материалы личных архивов, прослеживая уже известные факты. Тайна гибели Марины Цветаевой в 1941 году в Елабуге предстает в новом свете, но все же она остается тайной. Жанр документальной исторической прозы, выбранный автором, придает исследованию как историческую, так и художественную ценность.





ОБ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ ПРОШЛЫХ ВЕКОВ



А. П. Сумароков (1717-1777)




Вишневская И. Аплодисменты в прошлое:
А. П. Сумароков и его трагедии. - М.: Лит. ин-т им. А. М. Горького, 1966. - 263 с.

Перед читателем книга о первом профессиональном русском драматурге. Как известно, Сумароков был объявлен “несчастнейшим из подражателей” Шекспиру, Корнелю, Расину, Вольтеру. Его заслуги перед российской сценой традиционно перекрываются заслугами “отца русской сцены” Федора Волкова. В своем исследовании Вишневская восстанавливает истинное художественное лицо писателя, очищает его творческую репутацию от всего наносного, случайного, призывает отойти от заданности в изучении его творчества и биографии. “Мне хотелось посмотреть на трагедии Сумарокова “свежими очами”, чтобы полнее разгадать его собственную трагедию”, - отмечает автор в предисловии, - разгадать и по возможности развеять ее беспросветный мрак, вернуть нашему драматическому классику его истинное место среди корифеев отечественной культуры”.



И. А. Крылов (1769-1844)




Коровин В. Поэт и мудрец:
Книга об Иване Крылове. - М.: ТЕРРА, 1996. - 472 с.

Книга В. Коровина продолжает серию биографий отечественных писателей и наиболее выдающихся деятелей российской культуры. В центре внимания автора - духовный и творческий подвиг Крылова - поэта и мудреца с крепким умом, иронической усмешкой и добрым взглядом на человека и окружающий мир. Уже при жизни сложился канонический литературный портрет великого баснописца, детали которого кочевали из одного сочинения в другое. Душа Крылова была скрыта от любопытных глаз. Каким же он был на самом деле? Для чего понадобилось Крылову надевать на долгие годы маску скептика, человека равнодушного и ленивого? Раскрыть его загадку пытается уже не одно поколение. Перед читателем еще одна оригинальная попытка.





А. С. Пушкин (1799-1837)




Дебрецени П. Блудная дочь:
Подход Пушкина к прозе: Пер. с англ. - СПб.: Гуманитарное агентство “Акад. проект”, 1966. - 392 с.

В центре внимания американского профессора славистики - проза и поэзия Пушкина. Автор показывает, как Пушкин, оставаясь приверженцем “голой” прозы, в своих прозаических произведениях невольно пользуется и поэтическими приемами. Исследователь обращается к первому прозаическому произведению Пушкина “Арап Петра Великого”, сопоставляя время его создания с поэтическими произведениями, написанными в этот период, к “Капитанской дочке”, “Дубровскому” и, наконец, к “Истории Пугачева”. В заключение Дебрецени приходит к выводу, что “продолжавшееся противостояние двух этих тенденций - одна к суровому, без украшательств стилю (в прозе), другая к поэтическим приемам (соответственно в поэзии) - и вызвало к жизни богатое разнообразие пушкинской художественной прозы”.

Могиленский А. Личность Пушкина.
- СПб., 1995. - 112 с.

Во вступлении автор предупреждает, что в его работе нет подробного исследования личности гения. “Необходимо оговориться, что писать о личности Пушкина при современном состоянии изучения его жизни и творчества очень трудно. Речь может идти только о предварительном очерке основных особенностей его личности”. На чем же основаны эти особенности? Прежде всего на наследственности, характере и интеллекте. Правда, автор исследует также поведение Пушкина, говорит о его психической неустойчивости, противоречивости, но это уже как следствие того, что заложено в нем от рождения. Работа несомненно представляет интерес, хотя сама постановка вопроса вызывает противоречивые чувства.

Парчевский Г. Пушкин и карты:
Налево ляжет ли валет? - СПб.: Русская Виза, 1996. - 148 с.: ил.

Пушкин и карты. Эта тема в биографической литературе о поэте либо вовсе не звучит, либо затрагивается мимоходом. А. Пушкин карты любил, играл часто, но, как правило, неудачно. Страсть к игре не могла не сказаться на его творчестве. Более того, карты сыграли в судьбе поэта роль весьма драматическую. Автор исследования в течение многих лет собирал по крупицам разнообразные материалы, свидетельства самого Пушкина и его современников о том, как проходили карточные застолья, как тема карт нашла отражение в творчестве Пушкина от первого прозаического наброска “Наденька” до “Пиковой Дамы”. Он точно указывает на детали карточной игры, описываемые Пушкиным, которые могли явиться лишь результатом его личного опыта.

Пушкин и современная культура.
- М.: Наука, 1996. - 328 с.

Сборник статей виднейших русских и зарубежных исследователей освещает ряд проблем, имеющих существенное значение для понимания и дальнейшего изучения творчества великого русского поэта: образ Пушкина в современном массовом сознании, современном фольклоре, кино, изобразительном искусстве, балете; восприятие Пушкина за рубежом - в США, Франции, Чехии, Японии; отношение к нему русских литераторов ХХ в. - В. Маяковского, В. Набокова, А. Синявского, В. Высоцкого. Ряд статей посвящен сравнительному анализу мировоззрения Пушкина и Чаадаева, отношению Пушкина к свободе, закону, государству, его взглядам на особый исторический путь России. Книга адресована филологам, искусствоведам, а также широкому кругу читателей, интересующихся историей отечественной литературы.

Сурат И. Жизнь и лира. О Пушкине:
Статьи. - М.: Книжный сад, 1995. -192 с.

В центре внимания Ирины Сурат - три стихотворения А. С. Пушкина: “Жил на свете рыцарь бедный...”, “Кто из богов мне возразит...”, “Я памятник себе воздвиг нерукотворный...”, каждому из которых посвящена отдельная статья. “Пусть не удивляется читатель, что про небольшие стихи пишутся обширные статьи, - отмечает автор в предисловии, - каждое пушкинское стихотворение - это живой мир... со своей судьбой и тайной” В трех стихотворениях, о которых идет речь, отражены крайне важные для Пушкина темы - любовь и женитьба, дружба и политика, религия и смерть.



Н .В. Гоголь (1809-1952)




Барабаш Ю. Почва и судьба. Гоголь и украинская литература: у истоков.
- М.: Наследие, 1995. - 224 с.

В монографии представлена характеристика культурного этноса оказавшего существенное, а во многом и решающее влияние на формирование личности Гоголя в детстве и юности, на его духовное развитие. В центре внимания автора семья писателя и ее традиции, домашнее и внедомашнее окружение, языковая среда, религиозная атмосфера, фольклорный фон и т.д. Рассматривается также проблема родства творчества Гоголя с традицией украинского литературного барокко, в связи с чем выдвигается и обосновывается концепция “гоголевского барокко”.

Павлинов С. Тайнопись Гоголя:
“Ревизор”. - М., 1996. - 64 с.

Трудно представить, что в творчестве одного из самых известных писателей России есть еще до сих пор не разгаданные, а иногда даже и незамеченные загадки. “Он жил между нами, его творения в наших руках: но сколько в них непонятного”, - так говорил о Гоголе В. Розанов. Тайна произведений Гоголя не выдумана, она существует. Что объединяет пушкинскую “Историю Петра Великого”, библейскую Книгу Иова, ритуалы древних культов, масонство, “Похвалу глупости” Эразма Роттердамского, “Риторику” Аристотеля и философию Гегеля? Как ни удивительно, - самое известное и самое загадочное произведение Гоголя “Ревизор”. В своей работе Павлинов раскрывает тайну этой комедии, знакомя читателя с подлинным замыслом великого писателя.



Ф. М. Достоевский (1821-1881)




Достоевский в конце ХХ века:
Сб. статей / Сост. К. А. Степанян. - М.: Классика плюс, 1996. - 621 с.

Сборник составлен из статей семи первых номеров альманаха “Достоевский и мировая культура” - периодического издания Российского Общества Достоевского. Среди авторов сборника - крупнейшие российские и зарубежные ученые, наиболее талантливые молодые исследователи. Из множества рубрик альманаха для настоящего издания были выбраны две: “Художник-провидец” - сюда вошли работы, существенно углубляющие наши прежние представления о творчестве великого русского писателя, и “Созвучия”, где представлены работы, содержащие сопоставительный анализ творчества Достоевского и Вл. Соловьева, о. Павла Флоренского, Гоголя, Ремизова, Бубера, Ницше, Кьеркегора, Кафки, маркиза де Сада. Книга снабжена обширным справочным и иллюстративным материалом.

Сараскина Л. Федор Достоевский:
Одоление демонов. - М.: Согласие, 1996. - 462 с.

Центральным сюжетом биографической истории, рассказанной в книге известной исследовательница творчества Ф. Достоевского, стал эпизод знакомства писателя с Н. А. Спешневым, вдохновившим его на создание одного из самых загадочных образов мировой литературы - Николая Ставрогина, главного героя романа “Бесы”. Н. Бердяев писал об особом отношении Достоевского к своему созданию: “Он романтически влюблен в своего героя, пленен и обогащен им. Никогда ни в кого он не был так влюблен, никого не рисовал так романтично. Николай Ставрогин - слабость, прельщение, грех Достоевского”. Книга Людмилы Сараскиной, сочетающая в себе качества серьезного научного исследования и увлекательного, почти художественного повествования, адресована самому широкому кругу читателей и специалистов-филологов?



Н. С. Лесков (1831-1895)




Старыгина Н. Роман Н. С. Лескова “На ножах”.
Человек и его ценностный мир. - М.: Прометей, 1995. - 114 с.

В одном из самых сложных и неоднозначно воспринимаемых произведений Лескова романе “На ножах” воплотилась авторская философско-религиозная концепция человека как “образа и подобия Божия”.

В настоящей работе Старыгина, анализируя общевременную проблему “человек и его ценностный мир”, пытается осмыслить произведение в контексте философско-религиозного спора о природе человека. Всем ходом исследования Старыгина подводит читателя к мысли о том, что настоящий роман - оригинальное и типическое произведение русской антинигилистической прозы второй половины 1860-х годов.





ОБ ИНОСТРАННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ





Жирмунский В. Немецкий романтизм и современная мистика
/ Предисл. и коммент. А. Г. Аствацатурова. - СПб.: Аксиома, Новатор, 1996. - Х + 232 с. - (Памятники и история европейск. романтизма).

Впервые работа основположника российской германистики ХХ века академика В. Жирмунского увидела свет в 1914 г. и с тех пор не переиздавалась. В советское время на это были исключительно идеологические причины: слово “мистика” в названии не могло пройти цензуру. В книге глубоко и разносторонне исследовано романтическое “чувство бесконечности” и его преломление в поэтике, философии, эстетике, религии. Жирмунский дает целостное и монументальное описание романтической картины мира, равного которому в отечественной германистике нет и по сей день.

Современное зарубежное литературоведение:
Страны Западной Европы и США: Концепции, школы, термины. - М.: Интрада, 1966. - 319 с.

Это первый в нашей стране энциклопедический справочник, дающий системное и прикладное представление о панораме литературно-критических школ в Западной Европе и США. В справочнике представлены: герменевтика, “новая критика”, структурализм, рецептивная эстетика, феноменологическая школа, мифологическая критика, постмодернизм и др. В каждой из школ даны ключевые термины, понятия и их расшифровка. Все концепции рассматриваются в широком контексте современного гуманитарного знания.

Ван Спакерен К. Очерки американской литературы.
Пер. с англ. - М.: Олимп, 1996. - 208 с.

В книге прослеживается развитие американской литературы, начиная с устных мифов и легенд, рассказов и стихов индейских племен, что совпадает с периодом до 1776 г. Автор обращается к творчеству революционных писателей, к романтикам и эссеистам, модернистам и экспериментаторам, реалистам. Среди них: Т. Пайн, Ф. Купер, Г. Торо, У. Уитмен, Г. Мелвилл, Э. По, М. Твен и др. Отдельные главы посвящены американской поэзии и прозе после 1945 г. Это связано прежде всего с тем, что современная американская поэзия и проза очень децентрализованы и не поддаются обобщению. Автор пытается все-таки объединить творчество современных прозаиков и поэтов сообразно направлениям с тем, чтобы наметить черты, которые наиболее характерны для современного литературного процесса в американской литературе.



Ч. Диккенс (1812-1870)




Боборыкина Т. Художественный мир повестей Чарльза Диккенса.
- Санкт-Петербург, ТОО “Гиппократ”, 1996. - 138 с.

Эта книга адресована прежде всего тем, кто любит не просто читать, а перечитывать, для кого литература - это искусство.

В центре внимания автора пять “рождественских повестей” Чарльза Диккенса. Их первоначальная незамысловатость таит в себе множество подводных камней. Подробное чтение позволяет обнаружить, что эти повести имеют не один, а несколько сюжетов, не один счастливый конец, а целый “клубящийся хаос” незавершенности, или отличный от традиционного хэппи-энда финал. Проникая в “волшебство Диккенса”, читатель обнаружит, что повести таят в себе почти кинематографическую природу: сюжет играет в них роль фона, а фон выходит на первый план и существенно меняет весь смысл произведения.





Овидий П.Н. (43 до н.э. - 17 н.э.)




Вулих Н. Овидий.
-М.: Мол. гвардия - ЖЗЛ; Соратник, 1996. - 280, [8] с.: ил. - (Жизнь замечат. людей).

Перед читателем - итог многих десятилетий серьезной и кропотливой работы доктора филологических наук Н.Вулиха, крупнейшего специалиста, посвятившего себя исследованию творчества и библиографии римского поэта Публия Овидия Назона. Автор раскрывает перед читателем историю судьбы оригинальнейшего и глубочайшего художника, о котором А.С.Пушкин написал: “Имел он песен дивный дар и голос, шуму вод подобный”. Относительно творчества Овидия в разное время высказывались весьма полярные суждения. Вулих знакомит читателей со своим видением легендарного поэта. Большой интерес представляет раздел “Приложения”, в котором - новые авторские переводы.





Сенгор Л. (р. 1906
)



Ляховская Н. Леопольд Седар Сенгор.
- М.: Наследие, 1995. - 112 с.

Исследование посвящено старейшему сенегальскому поэту ХХ века, одному из первых, кто уже в 30-е годы начал диалог между Африкой и Европой. Автор рассказывает о его творческом пути, становлении личности, раскрывая в рамках очерка идейную и художественную эволюцию человека, духовный образ и творчество которого представляет гармоничный образец синтеза культур. Поэзия и публицистика Сенгора расширили культурное пространство планеты, а общественно-политическая деятельность заложила основы взаимосвязей людей нескольких континентов. Патриот Африки Сенгор представлен как человек открытого мира, Человек на все времена.


ИСКУССТВО

ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЕ ИСКУССТВО. АРХИТЕКТУРА



Виноградова Н., Каптерева Т., Стародуб Т. Традиционное искусство Востока:
Терминологич. словарь / Под ред. Т. Х. Стародуб. - М.: Эллис Лак, 1997. - 359 с.: ил.

Словарь, подготовленный коллективом авторов Научно-исследовательского института Российской Академии художеств, содержит термины архитектуры, изобразительного и декоративно-прикладного искусства народов Азии и Северной Африки. Помимо объяснений искусствоведческих терминов имеются статьи о выдающихся религиозных деятелях, мифологических персонажах, религиозно-философских учениях, объектах и предметах культа, которые так или иначе оказали влияние на художественные процессы или нашли отражение в художественном творчестве. Из необъятного моря терминов, порожденных многотысячелетним развитием восточных цивилизаций, авторы выделяют и в доступной форме истолковывают значение наиболее употребляемых слов, ярко характеризующих особенности искусства различных регионов и стран. Словарную часть книги предваряют статья “Что такое Восток” и “Вехи истории”.

Власов В. Стили в искусстве:
Словарь: Архитектура. Графика. Декоративно-прикладное искусство. Живопись. Скульптура. - СПб.: Кольна: 1995. - 672 с.: ил.

Книга посвящена истории стилей в мировом изобразительном искусстве. В первом томе дается толкование более тысячи названий художественных направлений, течений, стилей, школ, творческих объединений. В статьях содержатся этимологические, исторические и географические сведения, объяснения профессиональных терминов, высказывания художников, мнения историков, критиков, философов, поэтов. Тексты снабжены библиографическими ссылками, иллюстрациями, хронологическими таблицами. Открывается том введением “Взгляд художника на теорию стилей”.

Гнедич П. Всемирная история искусств.
- М.: Современник, 1996. - 494 с.: ил.

Петр Петрович Гнедич (1855-1925) - русский драматург, переводчик, историк искусств, автор пьес “Холопы”, “Болотные огни” и др. Его литературно-художественные очерки по истории искусств, публиковавшиеся с 1877 г. в журнале “Нива”, составили иллюстрированную книгу “История искусств с древнейших времен”, вышедшую в Петербурге в 1885 г. и иллюстрированную многочисленными гравюрами.

Настоящая книга является перепечаткой издания 1885 г. В ней в увлекательной форме излагаются сведения по истории архитектуры, живописи, скульптуры, быта и нравов различных народов с древнейших времен по ХIX век.

Оценки ряда явлений и событий в истории искусства отдельных стран и народов в наши дни изменялись по сравнению с прошлым веком, что следует иметь в виду читателям, обращающимся к книге П.П.Гнедича.

Живопись: Кн. для учащихся
/ Сост. Л.А.Шитов, В.Н.Ларионов. - М.: Просвещение, АО “Учебная литература”, 1995. - 192 с.: ил. - (Уроки изобраз. искусства).

Книга адресована тем, кто любит изобразительное искусство и хотел бы научиться владеть красками, понять особенности живописи, узнать, как работали замечательные художники разных времен.

“Живопись” - первый сборник в этой серии, которая будет включать пособия по рисунку, скульптуре, композиции. Авторы настоящей книги - известные художники, педагоги, искусствоведы, в разные годы сотрудничавшие с журналом “Юный художник”. Они размышляют об особенностях изобразительного искусства как вида творчества, о том, как стать художником, с чего начинается живопись и мн. др. Читатель найдет здесь конкретные советы по технике работы акварелью, гуашью, темперой, маслом, узнает об особенностях живописи на пленэре, о методике создания натюрморта, пейзажа, портрета. В книге, иллюстрированной замечательными полотнами, раскрывается весь процесс создания художественного произведения - от рождения замысла и воплощения его в материале до выполнения своими руками рамы для картины.

Николаева Н. Япония - Европа.
Диалог в искусстве. Середина ХVI - начало ХХ века. - М.: Изобраз. искусство, 1996. - 400 с.: ил.

Это первое исследование на русском языке, посвященное контактам в изобразительном искусстве Японии и Европы. На многочисленных примерах автор прослеживает, как постепенно осваивались японцами приемы и методы европейской живописи, а Европа от поверхностного увлечения восточной экзотикой пришла к пониманию значимости иной художественной системы, законы которой повлияли на развитие искусства конца ХIХ - начала ХХ в. В книге анализируются произведения таких мастеров, как Хокусай, Хиросигэ, Уистлер, Мане, Дега, Моне, Тулуз-Лотрек, Ван Гог, Гоген, Борисов-Мусатов, Кузнецов. Издание содержит большое количество цветных и черно-белых иллюстраций.

Синий всадник
/ Под ред. В.Кандинского и Ф.Марка; Пер., коммен. и ст. З.С.Пышновской. - М.: Изобраз. искусство, 1996. - 192 с.: ил.

Альманах “Синий всадник”, подготовленный В.Кандинским (1866-1944) и Ф.Марком (1880-1916), вышел в Мюнхене в 1912 г. на немецком языке, а на русском публикуется впервые. Он явился манифестом авангардистов разных стран. В сборник вошли статьи В.Кандинского (“Желтый цвет. Сценическая композиция”, “К вопросу о форме” и др.), Ф.Марка (““Дикие” Германии” и др.). Д.Бурлюка (“”Дикие” России”), А.Шенберга (“Отношение к тексту”), Н.Кульбина (“Свободная музыка”) и др.

Авторы выступали от имени всех “молодых” или “диких” в Германии, России, Франции, Италии: художников, музыкантов, деятелей театра, философов и поэтов, которые искали новые пути в искусстве, отвергали старые каноны. Издание иллюстрировано работами немецких, русских и французских художников.



Отечественное искусство

Архитектура. Живопись. Скульптура. Графика

Бенуа А. История русской живописи в ХIХ веке
/ Сост., вступ. ст. и коммент. В.М.Володарского. - М.: Республика, 1995. - 448 с.: ил.

Богато иллюстрированная книга известного русского художника, историка искусства и художественного критика Александра Николаевича Бенуа (1870-1960), раскрывающая широкую панораму развития русской живописи в ХIХ столетии, стала не только классикой отечественного искусствоведения, но и замечательным памятником серебряного века в русской художественной культуре. Она отражает уровень знаний, вкусы и пристрастия рубежа столетия, характерную атмосферу культа красоты и широко распространившейся тогда идеи автономии искусства.

Автор, стремившийся воссоздать общую картину развития русской живописи в ХIХ веке, вначале освещает ее истоки в искусстве ХVIII столетия и затем обрисовывает главные линии и основные этапы последующей эволюции. Он дает яркие характеристики неповторимой творческой индивидуальности множества мастеров искусства от Кипренского, Сильвестра Щедрина и Венецианова до находившихся в расцвете сил Бакста и Сомова. Умение остро чувствовать и передавать другим “тайну красоты”, придают особый интерес живой, написанной просто и раскованно талантливой работе А.Н.Бенуа, впервые переиздающейся со дня выхода в свет в 1902 году.

Бусева-Давыдова И., Нащокина М. Архитектурные прогулки по Москве.
- М.: Ворон, 1996. - 320 с.: ил.

Иллюстрированный путеводитель содержит очерк архитектурно-градостроительного развития Москвы и краткие рассказы почти о семистах архитектурно-художественных памятниках столицы ХIV-ХХ вв. Вся территория Москвы разделена авторами на 32 района, каждому из которых посвящен самостоятельный раздел в книге. Такое деление в основном отражает исторически сложившуюся структуру города.

Разделы предваряются текстами об истории данной местности и ее застройке, а также схемами с указаниями расположения отдельных объектов. Далее помещены статьи-справки о зданиях и сооружениях. Даются датировка, сведения о перестройках, историко-архитектурный анализ.

В путеводителе приводятся преимущественно исторические названия архитектурных памятников, многие из которых впервые обозначены по именам владельцев построек. Большой материал знакомит с московским метрополитеном и его спецификой. Имеются именной и предметный указатели, краткий словарь архитектурых терминов, основная библиография.

Глинка Н. “Красуйся, град Петров...”:
Золотой век архитектуры Санкт-Петербурга. - СПб.: Лениздат, 1996. - 286 с.: ил.

Об архитектурных шедеврах Санкт-Петербурга, созданных в ХVIII - первой трети ХIХ в., - Петропавловской крепости, Адмиралтействе, Зимнем и Меньшиковом дворцах, Александро-Невской лавре, Смольном монастыре, Летнем саде и Летнем дворце Петра I, Инженерном замке, Казанском соборе, Бирже, Академии художеств и многих других прекрасных зданиях и постройках увлекательно повествуется в книге. Ее герои - замечательные зодчие, навсегда связавшие свою судьбу с городом на Неве - Д.Трезини, Ф.-Б.Растрелли, А.Ринальди, Дж.Кваренги, Ч.Камерон, А.Захаров, А.Воронихин, В.Стасов, К.Росси и др. Издание можно использовать как путеводитель при осмотре историко-архитектурных памятников города.

Заварихин С. Явление Санктъ-Питеръ-Буха.
- СПб.: Стройиздат, 1996. - 214 с.: ил.

В книге в увлекательной форме повествуется об истории строительства и архитектуре Петербурга петровского времени. Тысячи домов - деревянных, мазанковых, каменных, построенных при Петре I, множество улиц и переулков исчезли, вытесненные новыми монументальными зданиями. Но остались главные оси развития города, его центр, некоторые постройки. Время пощадило начальное ядро Петербурга - крепость с собором и знаменитой на весь мир колокольней. Вместе с автором читатель совершит путешествие по улицам, площадям и каналам молодого города, увидит здания и ансамбли, возведенные архитекторами Д. Трезини, И. Коробовым, М. Земцовым, окажется свидетелем исторических событий и эпизодов первой четверти ХVIII в.

Несин В., Сауткина Г. Павловск Императорский и Великокняжеский.
- СПб.: ТОО “Журнал “Нева””, 1996. - 288 с.: ил.

Дворцово-парковый ансамбль Павловска в течение 140 лет (1777-1917) принадлежал членам Российского Императорского Дома и являлся летней Императорской и Великокняжеской резиденциями. Его владельцами были: император Павел I и его супруга Мария Федоровна, великий князь Михаил Павлович и его супруга Елена Павловна, великий князь Константин Николаевич и его супруга Александра Иосифовна, великий князь Константин Константинович и его супруга Елизавета Маврикиевна, князь крови императорской Иоанн Константинович и его супруга Елена Павловна. Издание впервые знакомит читателей со всеми владельцами Павловска. Представленный в книге редкий фотографический материал и планы дают читателям уникальную возможность как бы побывать в Императорском и Великокняжеском Павловске, увидеть и представить себе местонахождение утраченных или находящихся в настоящее время в разрушенном состоянии архитектурно-парковых сооружений, памятников, культовых зданий, а также виды Павловска и его окрестностей. В приложении приводятся иллюстрированные прижизненными портретами и фотографиями биографии владельцев Павловска и членов их семей.

Овсянников Ю. Великие зодчие Санкт-Петербурга:
Доменико Трезини. Франческо Растрелли. Карл Росси. - СПб.: Искусство-СПб; Северо-Запад, 1996. - 591 с.: ил.

В книге рассказывается о судьбах трех замечательных зодчих, тех, кто сотворил неповторимый облик города на Неве и принес ему всемирную славу. Благодаря их таланту город получил тот “строгий, стройный вид”, который восхищает нас и сегодня. Д.Трезини (1670-1734) первым наметил главную тему архитектурной мелодии Санкт-Петербурга. Его Петропавловский собор и Петропавловская крепость стали незыблемым памятником петровской эпохи. Приверженец пышного барокко Ф.-Б.Растрелли (1700-1771) украсил северную столицу нарядными дворцами и храмами. Такие его творения как Смольный монастырь и Зимний дворец словно бы задали особую тональность всех будущих построек. Созданные К.Росси (1775-1849) величественные ансамбли площадей перед Александрийским театром, Михайловским и Зимним дворцами, Инженерным замком, Сенатом и Синодом стали контрапунктом прекрасной каменной симфонии города. События и герои воссозданы автором живо, хотя повествование строго документально, все факты, даты, имена - точны, ситуации - правдивы. Представить себе облик жемчужин петербургской архитектуры и их творцов помогают литографии, гравюры, акварели, чертежи, фотографии. В конце имеется краткий словарь архитектурных терминов.

Петербург и другие новые российские города ХVIII -первой половины XIX века
/ НИИ теории архитектуры и градостроительства; Под общ. ред. Н.Ф.Гуляницкого. - М.: Стройиздат, 1995. - 404 с.: ил. - (Русское градостроительное искусство).

Книга посвящена русскому градостроительству Нового времени. Вместе со следующей - “Москва и сложившиеся города России в ХVIII - первой половины ХIХ века” - она составляет единое целое, поэтому в ее начале помещены общее введение и главы, в которых рассматриваются предпосылки развития регулярного города, описаны принципы формирования, методы и организация проектирования русских городов на регулярной основе. Далее рассказывается о новых городах, возникших и развивавшихся в ХVIII в. Центром и образцом для них стал Санкт-Петербург, первый из российских городов, построенный по единому плану. Он с самого начала объединил в себе все основные городообразующие факторы - крепость, заводы, крупнейшую судостроительную верфь, морской порт, военные поселения, административный аппарат.

Авторы характеризуют регулярные планировочные схемы, присущие новым городам, которые возводились как города-крепости (Выборг, Омск, Оренбург, Семипалатинск), судостроительные и портовые города (Архангельск, Севастополь, Таганрог, Одесса), города-заводы (Тула, Петрозаводск, Екатеринбург, Алапаевск), города при дворцовых резиденциях (Царское Село, Гатчина, Петергоф), города как административные центры (Пермь, Екатеринослав, Новочеркасск).

Широко привлечены архивные материалы, иконография, изображение городов современниками описываемых событий. Издание предназначено для всех, кого интересует история и культура России.

Рапацкая Л. Искусство “серебряного века”.
- М.: Просвещение: “Владос”, 1996. - 192 с.: ил. - (История мировой культуры).

Книга посвящена русской художественной культуре “серебряного века”, охватывающей первые два десятилетия ХХ в. и оставившей заметный след в истории русского и мирового искусства. Рассматриваются такие столь разные направления и явления, как символизм и футуризм, неоклассицизм и стиль “модерн”, художественное объединение “Мир искусства”. Обращаясь к творчеству поэтов (А.Блок, К.Бальмонт, И.Северянин, В.Маяковский, А.Ахматова, В.Хлебников, Н.Гумилев), художников (М. Врубель, В.Борисов-Мусатов, А.Бенуа, Н.Рерих), музыкантов (А.Скрябин, С.Рахманинов, С.Прокофьев, И. Стравинский, А. Чесноков), философов (П. Флоренский, В. Розанов), автор показывает тесное взаимодействие и взаимовлияние различных видов искусства в это время.



П.Д.Барановский (1892-1984)


Петр Барановский: Труды. Воспоминания современников
/ Сост.: Ю.А. Бычков и др. - М.: Отчий дом, 1996. - 280 с.: ил.

В сборнике, иллюстрированном фотографиями, собрано научно-творческое наследие выдающегося архитектора-реставратора, страстного поборника национальной культуры Петра Дмитриевича Барановского. Им были выработаны научные принципы и методика воссоздания утраченных архитектурных памятников или их ценнейших элементов. Благодаря чему стало возможным воскрешение из мертвых многих древних сооружений. Так по обмерным чертежам древнего Казанского собора на Красной площади в Москве, сделанным П.Барановским, удалось воссоздать эту национальную святыню, которая была уничтожена в 1930-е гг. Читатель найдет в книге автобиографию, доклады, методические разработки, планы исследований, документы, выявленные в архивах и книгохранилищах. Они рассказывают о многообразной деятельности ученого: Барановский первым начал осуществлять в 20-е гг. организацию музея под открытым небом памятников деревянного зодчества в Коломенском, он предложил и обосновал проект организации музея-заповедника Андрея Рублева в Андрониковом монастыре, определил дату смерти и место погребения Андрея Рублева, им была предложена организация комплексных охранных зон для групп памятников истории и культуры в ряде древнерусских городов и мн. др. Уже в конце жизни ученый-подвижник стал легендой, друзья называли его “Аввакум ХХ века”. Представить его личность помогут включенные в книгу очерки и воспоминания близких реставраторов и архитекторов, деятелей культуры. Среди авторов - художник и историк искусства И.Э. Грабарь, архитектор-реставратор, ученик Барановского О.И. Журин, историк и журналист Ю.А. Бычков, инженер-строитель А.М. Пономарев, дочь ученого О.П. Барановская.

С.И.Мамонтов (1841-1918)


Арензон Е. Савва Мамонтов.
- М.: Русская книга, 1995. - 238 с.: ил. - (России славные имена).

Савва Иванович Мамонтов - крупный промышленник и предприниматель в области железнодорожного строительства, человек разносторонних талантов, меценат, видный деятель русской культуры. В документально-биографической книге характеризуется его яркая неповторимая личность, прослеживается богатый событиями жизненный путь, роль Мамонтова в судьбе таких личностей, как И.Е.Репин, В.М.Васнецов, В.Д.Поленов, М.М.Антокольский, К.А.Коровин, В.А.Серов, М.А.Врубель, Ф.И.Шаляпин, С.В.Рахманинов, К.С.Станиславский. Автор рассказывает о деятельности участников Абрамцевского художественного кружка, о создании в Москве на средства Мамонтова Частной русской оперы, ее репертуаре и значении для русского музыкального искусства, о различных культурных акциях, проведенных при поддержке Саввы Ивановича.

Издание богато иллюстрировано редкими фотографиями, репродукциями многочисленных произведений искусства.

Отдельным эпизодам из биографии замечательного мецената посвящено документальное повествование В.Бахревского “Савва Мамонтов” (Наш современник. 1996. № 6. С. 68-116).

Б. Б. Пиотровский (1908-1990)


Пиотровский Б. Страницы моей жизни
/ Предисл. Р.Джанполадян-Пиотровской. - СПб.: Наука, 1995. - 288 с.: ил.

Воспоминания принадлежат перу знаменитого археолога и многолетнего директора Эрмитажа Бориса Борисовича Пиотровского (1908-1990), первооткрывателя древних цивилизаций. Они охватывают около 40 лет жизни ученого - от периода отрочества до 1956 г. Автор увлекательно и искренне пишет о своей семье, наставниках, об учебе в Петербургском университете и формировании личности, о многочисленных археологических экспедициях в Армению, Азербайджан, Грузию, Среднюю Азию, Крым, о научных открытиях и своих коллегах. Им нарисованы запоминающиеся портреты Н.Я.Марра, И.А.Орбели, В.В. Струве, М.С. Сарьяна, В.А. Амбарцумяна и мн. др. Одним из главных героев книги является Эрмитаж, музей, куда Б.Б.Пиотровский пришел мальчиком, где работал всю свою жизнь пройдя длинную лестницу должностей от практиканта до директора.

Особый интерес представляют страницы, на которых повествуется о создании в музее новых отделов и прежде всего Отдела Востока, о страшной трагедии Эрмитажа - распродаже советским правительством музейных ценностей в 30-е годы, о подвигах сотрудников по спасению эрмитажных сокровищ в годы Великой Отечественной войны.

Книга снабжена рисунками, выполненными самим автором, его основными датами жизни и творчества, фотографиями.

Н.К.Рерих (1874-1947)


Рерих Н. Листы дневников:
Международный Центр Рерихов. Т. 2-3. - М.: Фирма “БИСАН - ОАЗИС - Мастер-Банк”, 1995-1996.

Т. 2 (1936-1941). - 1995. - 511 с.: ил.

Т. 3 (1942-1947). - 1996. - 529 с.: ил.

Творчество русского художника Николая Константиновича Рериха принадлежит к крупнейшим явлениям мировой культуры первой половины ХХ столетия. Он оставил потомкам не только свои картины и рисунки, эскизы декораций и археологические коллекции, но и обширное литературное наследие. Значительную часть его составили дневники, публикация которых завершается в 3-м томе. Собранные во 2-м и 3-м томах очерки и заметки, часть которых публикуется впервые, были написаны с 1936 по 1947 гг., когда Рерихи жили и работали в Индии. Основным событием этого десятилетия стала Вторая мировая война. Главная тема дневников - война и культура, сохранение ее памятников и достижений от фашистского вандализма.

Полем деятельности Н.К.Рериха на ниве культуры был весь мир, но духом и сердцем он был устремлен в Россию. Именно поэтому много материалов в томах посвящено Отечеству, памятникам русской истории и культуры, видным деятелям русского искусства. Это очерки о Великом Новгороде и древнем Пскове, о Софийском соборе в Киеве и русской иконе, об Академии художеств в Петербурге и художественном объединении “Мир искусства”, о Троице-Сергиевой Лавре и Русском музее. Среди замечательных русских писателей, художников, композиторов, актеров, о которых он пишет, - Л.Толстой, М.Горький, А.Блок, Л.Андреев, И.Репин, М.Врубель, А.Куинджи, И.Грабарь, Н.Римский-Корсаков, И. Стравинский, Ф. Шаляпин, С. Дягилев.

“Листы дневников” содержат страстный призыв к культурному единению человечества, отражают этико-философские воззрения мыслителя-гуманиста. Издание снабжено указателями имен, географических названий, алфавитным перечнем очерков, составивших тома.

В.Е.Цигаль


Цигаль В. Встречи в пути.
- М.: Галарт, 1996. - 232 с.: ил.

Художник-график Виктор Цигаль - наш современник, за плечами которого большая и интересно прожитая жизнь, вспоминая которую в своих мемуарах, он воспроизводит картину Времени. Это Москва 1930-х гг., где началось его приобщение к искусству, “трудные версты” Великой Отечественной войны, и уже после Победы дороги творчества, которые приводили автора на Север, в Дагестан, за рубеж, в русское село и Коктебель. На его пути было много встреч с яркими личностями, среди которых М.Шагинян, М. Куприянов (из Кукрыниксов), С.Герасимов и Т.Макарова, Н.Эрдман, Б.Окуджава и др. Обо всем этом автор пишет в своей книге.

Декоративно-прикладное и народное искусство

Валеева-Сулейманова Г. Декоративное искусство Татарстана.
1920-е - начало 1990-х годов: Монография. - Казань: Фэн, 1995. - 191 с.: ил.

Первое исследование, в котором прослеживается история развития современного декоративного искусства Татарстана, характеризуются его основные виды (декоративные ткани и ковры, художественная обработка кожи, керамика и фарфор, художественный металл, ювелирное искусство, искусство костюма, резьба и роспись по дереву). Автор рассказывает о взаимодействии профессионального и народного творчества, о лучших работах народных мастеров, некоторые из которых показаны в иллюстрациях.

Калмыкова Л. Народное искусство Тверской земли.
- Тверь, 1995. - 384 с.: ил.

На протяжении столетий на Тверской земле складывались традиции русской национальной культуры, донесшие до наших дней свои древние истоки. Огромное орнаментальное наследие с удивительным миром ярких образов и широким кругом редких по своей иконографии древних изобразительных мотивов, многообразие самобытных художественных форм, эстетическая ценность произведений свидетельствуют о высоком художественном уровне народного искусства Тверской земли. Автором была собрана богатейшая коллекция тверского народного искусства, находящаяся в Сергиево-Посадском государственном историко-художественном музее-заповеднике, на базе которой написано настоящее исследование, однако им привлекаются произведения и из других музейных собраний. В книге впервые воспроизводятся в иллюстрациях свыше 200 памятников народного искусства. В приложении - сведения о центрах производства отдельных видов искусства.

Мухин В. Искусство русской финифти конца ХIV - начала ХХ века.
- СПб.: Грифон, 1996. - 208 с.: ил.

Богато иллюстрированная и хорошо полиграфически выполненная монография знакомит более чем с пятивековым периодом развития эмальерного искусства в России. Многоцветную эмаль называли на Руси финифтью, здесь сложилась самобытная национальная школа этого вида отечественного декоративного искусства. Автор рассказывает, как мастера средневековых Новгорода и Москвы совершенствовали разнообразные технические приемы финифти, унаследовав традиции византийской культуры. Важную роль для развития этого искусства сыграли организованные царем Иваном IV Грозным златокузнечные мастерские в Московском Кремле, где работали местные и зарубежные художники. Деятельности этих мастерских посвящена одна из глав книги. В конце ХVII в. своеобразную эстафету от столичного художественного центра приняли “изографы” вотчин Строгановых в Сольвычегодске, Великом Устюге и других городах Русского Севера. Век блестящих цариц Елизаветы и Екатерины II вызвал к жизни моду на “памятные” портреты - миниатюры на финифти. Традиции петербургских мастеров миниатюры восприняли художники Ростова Великого, в столице же интерес к эмальерному искусству возобновился лишь во второй половине ХIХ в., в деятельности ювелирных предприятий И.Сазикова, И.Хлебникова, П.Овчинникова, К.Фаберже и др. Их произведения принесли всемирную славу русскому эмальерному искусству. Многие замечательные образцы русской финифти показаны в цветных репродукциях.



Зарубежное искусство

Иллюстрированная энциклопедическая библиотека:
Древняя Греция: Искусство и философия / Под ред. В.Бутромеева. - Мн.-М.: Алкиона - Молодая гвардия - Х.Г.С., 1995. - 400 с.: ил. - (Наследие знаменит. энциклопедий).

Иллюстрированная энциклопедическая библиотека:
Искусство Западной Европы: Италия. Испания / Под ред. В.Бутромеева. - М.: Современник, 1996. - 310 с.: ил. - (Наследие знаменит. энциклопедий).

Иллюстрированная энциклопедическая библиотека:
Искусство Западной Европы: Германия. Нидерланды / Под ред. В.Бутромеева. - М.: Современник, 1996. - 321 с.: ил. - (Наследие знаменит. энциклопедий).

Иллюстрированная энциклопедическая библиотека:
Искусство Западной Европы: Англия. Франция / Под ред. В.Бутромеева. - М.: Современник, 1996. - 301 с.: ил. - (Наследие знаменит. энциклопедий).

Настоящее издание включает статьи-справки, заимствованные из таких русских энциклопедий, как “Энциклопедический словарь” Брокгауза и Ефрона, “Энциклопедический словарь” Ф. Ф. Павленкова, “Большая энциклопедия” С. Н. Южакова. Несмотря на почти столетнюю давность, они остаются ценнейшими справочными изданиями, особенно в областях истории и искусства.

“Иллюстрированная энциклопедическая библиотека” включает, как подчеркивают составители, все “неустаревающие” статьи и соответствует требованиям сегодняшнего дня. Каждый том является самостоятельной книгой. Он снабжен иллюстративным (графическим) материалом, подобранным по современным источником, и библиографическим списком, включающим книги за 1900-1990 гг.

Издание открывается томом, посвященным искусству и философии Древней Греции. Он составлен из статей о деятелях архитектуры, скульптуры, живописи, вазописи и их наиболее прославленных творениях, а также о философах и писателях, значительных явлениях древнегреческой культуры.

Второй том знакомит с искусством Италии и Испании IХ - ХIХ вв., третий - с искусством Германии и Нидерландов IХ - ХIХ вв., четвертый - с искусством Англии и Франции IХ-ХIХ вв. Они составляют комплекс книг об искусстве Западной Европы и содержат статьи об отдельных национальных школах, видах и жанрах искусства (например, немецкое или нидерландское искусство, голландская или фламандская живопись, французская архитектура), а также статьи о выдающихся художниках и их произведениях, об известных художественных семьях.

Даты приводятся по старому стилю. В ряде случаев сохраняется написание имен и названий, принятое прежде.

500 мастеров зарубежной классики:
Архитектура, живопись, графика, скульптура, декоративное искусство: Энциклопедия / Под ред. В.М. Синкова, М.И. Андреева. - М.: БРЭ; СПб: Фонд “Ленинградская галерея”: Норинт, 1995. - 287 с.: ил.

Основную часть энциклопедии составляют творческие биографии выдающихся мастеров зарубежного искусства от времен Древнего Египта и до конца ХIХ в. Это наиболее яркие явления художественной культуры Европы, Северной Африки, Северной и Южной Америки, Ближнего, Среднего и Дальнего Востока. Их дополняет глоссарий (краткий словарь искусствоведческих терминов и понятий), а также указатель упоминаемых в энциклопедии памятников архитектуры и аннотированный перечень крупнейших художественных музеев. Издание включает богатый цветной и черно-белый иллюстративный материал и библиографические списки. В нем использованы материалы 2-го и 3-го изданий Большой Советской энциклопедии, краткой художественной энциклопедии “Искусство стран и народов мира”, Популярной художественной энциклопедии, энциклопедии “Мифы народов мира”.

300 имен зарубежного искусства:
Справочно-энциклопедич. издание / Ред.-сост.: Ю.С. Бочаров, Е.А. Коровина, Е.М. Чернецова. - М.: Прест, 1996. - 303 с.: ил.

Издание знакомит с жизнью и творчеством крупнейших мастеров изобразительного искусства и архитектуры зарубежных стран от античности до ХХ века включительно. Оно состоит из небольших эссе, расположенных в алфавитном порядке, написанных специально для данного издания искусствоведами и художниками Москвы и С.-Петербурга. Прослеживается творческая эволюция мастеров многих стран и национальных школ, характеризуются их главные темы и особенности художественного почерка, наиболее значительные произведения, указывается литература по теме.

Т.Шассерио (1819-1856)


Шассерио
/ Авт.-сост. М.Н. Прокофьева. - М.: Изобраз. искусство, 1996. - 64 с.: ил.

Искусство французского художника Теодора Шассерио известно у нас пока немногим. Однако он создал немало живописных и графических портретов, несколько монументальных циклов. Среди его станковых произведений - жанровые и батальные полотна, картины, связанные с ветхозаветными и христианскими сюжетами, античной мифологией. Своеобразное воплощение получили в его картинах герои Шекспира. Чувственные и утонченные женские образы и изысканные восточные сцены, написанные художником, волновали не только его современников, но и мастеров следующих поколений, принадлежащих к разным направлениям в живописи. В альбоме репродуцированы более 30 работ художника, в числе которых “Сидящая купальщица”, “Эсфирь”, “Интерьер гарема”, графические портреты и т.д. Вступительная статья посвящена жизни и творчеству Шассерио.

МУЗЫКА

Отечественная музыка

З.А.Долуханова


Яковенко С.Б. Волшебная Зара Долуханова
/ Вступ. ст. Е. Образцовой, М. Сабининой. - М.: ОВА, 1996. - 331 с.: ил.

Зара Александровна Долуханова (р. 1928 г.) - одна из известных певиц (меццо-сопрано), чье имя на рубеже 50-х годов в нашей стране было овеяно громкой мировой славой и признанием. В ее необъятном репертуаре были песни Баха и песни отечественных композиторов, оперные партии Россини и Верди, Пуччини и Чайковского, романсы Шуберта, Глинки, Рахманинова, Прокофьева и др. Книгу о ней написал певец, лауреат международных конкурсов, Заслуженный артист России, музыковед, член Союза композиторов России Сергей Борисович Яковенко.

Издание своеобразно по жанру. Это одновременно и биография Зары Долухановой и творческий портрет певицы, воссозданный на основе рецензий, воспоминаний современников, собственных высказываний артистки и непосредственных наблюдений автора.

В первом разделе подробно рассказано о семейном положении З.Долухановой, о ее родителях, первых учителях, воссозданы ранние впечатления детства, черты характера будущей певицы, оказавшие большое влияние на выбор профессии.

Два других раздела посвящены рассмотрению особенностей вокальных данных певицы, ее репертуару и педагогическим принципам. В четвертом разделе представлено искусство и личность Долухановой в оценках современников - Елены Образцовой, Владимира Спивакова, Гедре Каукайте и др., приведены письма друзей и знакомых к певице и “пламенные оды” поклонников Долухановой, сохранившиеся в ее архиве, как например, трогательно-нежные стихотворные “опусы” Мстислава Ростроповича. На протяжении всего повествования автор включает эпизоды, рассказывающие о своих юношеских “встречах” с искусством Долухановой, окрашенные мягким теплым юмором, он цитирует также записи своих личных бесед с артисткой. В конце - репертуар певицы и дискография. В издание включены документальные фотографии и репродукции с картин, написанных Зарой Долухановой.

И.А.Мусин


Мусин И. Уроки жизни.
- СПб.: Просветительско-издательское объединение ДЕАН+АДИАМ, 1995. - 232 с.

В воспоминаниях Ильи Александровича Мусина (р. 1904 г.) подытоживается его 65-летняя деятельность педагога и дирижера. Он рассказывает о своем детстве, о том, как стал музыкантом, как добился успеха и признания на музыкальном поприще не только в нашей стране, но и за рубежом. Читатель узнает о музыкальных вкусах и предпочтениях Ильи Александровича и его творческой деятельности в оперных студиях Ленинградской консерватории и Ленинградской филармонии. Воспоминания не ограничиваются рамками личной жизни автора. Перед читателями предстает широкая панорама музыкальной жизни нашей страны тех лет: репертуар столичных и ленинградских музыкальных театров, в том числе несуществующих в настоящее время (Камерный театр Таирова, Театр Мейерхольда и др.), концертные выступления ведущих музыкантов (А.Глазунова, Э.Купера и др.), творческие портреты педагогов консерватории (Б.Асафьева, Н.Загорного, М.Черного и др.), дирижеров-гастролеров (О.Фрида, О.Клемперера, Г.Абендрота, Б.Вальтера, Д.Митропулоса и др.). Книга иллюстрирована документальными фотографиями.



Д.Д.Шостакович (1906-1975)


Хентова С. В мире Шостаковича.
- М.: Композитор, 1996. - 388 с.

Книга отвечает на некоторые вопросы, связанные с именем и судьбой композитора Дмитрия Дмитриевича Шостаковича: каким он был как личность, творец, деятель культуры. В ней собраны и прокомментированы первоисточники, накопившиеся у автора в процессе многолетнего изучения биографии композитора. Книга состоит из трех разделов. Первый раздел представляет собой беседы с Шостаковичем, проходившие в период с 1947 по 1975 годы. Во втором - собраны беседы о Шостаковиче с теми, кто ему близок и знаком: с его сестрами М.Д.Шостакович и З.Д.Шостакович, с Т.И.Гливенко - первой большой любовью композитора, с его дочерью Г.Д.Шостакович, с композиторами А.И.Хачатуряном, Н.И.Пейко, Н.А.Тимофеевым, А.С.Ойстрахом, Д.М.Цыгановым, с кинорежиссером С.Ю.Юткевичем и др. В третьем разделе представлены письма Д.Шостаковича к разным адресатам, раскрывающие разнообразие интересов, увлечений, богатый мир творческой души композитора, глубину и силу его чувств.

Зарубежная музыка

Сапонов М.А. Менестрели:
Очерки музыкальной культуры западного Средневековья. - М.: Прест, 1996. - 360 с.: нот., ил.

Автор книги - доктор искусствоведения - впервые рассказывает о музыке средневековой Европы в целом как о менестрельной (жонглерской, шпильманской) культуре, основанной на устном профессионализме особого рода. Средневековью были неведомы наши сегодняшние специализации и понятия “композитор”, “исполнитель”, “произведение” и т.п. Говоря о музыке, человек той эпохи пользовался словами “менестрельство”, “жонглерство”. На основе подлинного исторического материала, старых текстов, нотированных памятников исследователь раскрывает поэтику творчества, инструментарий, язык, жизнь, обычаи, художественный мир средневековых музыкантов. Иллюстративный материал издания - репродукции древних рисунков, старинных гравюр, миниатюр поможет читателю наглядно представить музыкальную культуру западного Средневековья.

ТЕАТР

Отечественный театр

Драматический театр

Амаспюрянц А.А. Принцесса Турандот-63
. - М.: Фолиум, 1996. - 147 с.: ил.

Автор книги, театральный режиссер и педагог, присутствовал на всех репетициях возобновленного Р.Симоновым спектакля "Принцесса Турандот" в Вахтанговском театре. Книга представляет собой стенографически точные записи всех репетиций спектакля, а также бесед режиссера с актерами -исполнителями ролей. Здесь же воспроизведен текст пьесы, снабженный подробным описанием мизансцен, рисунками к ним, режиссерскими комментариями. Издание богато иллюстрировано фотографиями всех актеров, занятых в спектакле.

Константинов В., Рацер Б. Рядышком со знаменитостями.-
СПб.: ТОО Журнал "Нева", 1996. - 144 с.

Известные комедиографы, проработавшие бок о бок сорок лет, написали эту книгу о тех знаменитостях, с которыми им не раз приходилось встречаться. На протяжении многих лет они записывали анекдотичные истории, происходившие со знаменитостями, оброненные ими смешные фразы, многие из которых стали афоризмами. Из всего этого и сформировалась настоящая книга. Героями ее стали: режиссеры Н.Акимов, Г.Товстоногов, композитор В.Соловьев-Седой, актеры М.Боярский, И.Дмитриев, М.Светин, Н.Смирнов-Сокольский и мн. др. Завершают книгу остроумные эпиграммы, посвященные знаменитостям.

Мацкин А.П. По следам уходящего века
.- М.: АСЕАН, 1996. - 272 с.

А.П.Мацкин (1906-1996) - известный критик, театровед, автор пяти изданных и одной неопубликованной (о Мейерхольде) книг. На суд читателей представлены его мемуары. Автору, бывшему свидетелем многих событий есть, что вспомнить: поездки по стране в качестве корреспондента газеты "Пролетарий", встречи с драматургом Афиногеновым, партийным деятелем Радеком, общение с актерами МХАТа и мн. др. Все это, происходившее на фоне событий 20 - 30-х гг. описано в первой части книги "Сам о себе. Пестрая хроника одной долгой жизни". Здесь же помещены рассуждения автора о творчестве Станиславского. Во второй ее части "С кем вы, мастера культуры? На крутых поворотах истории" автор размышляет о жизни и творчестве В.Короленко, К.Чуковского, В.Мейерхольда. Завершают хронику событий и судеб воспоминания о друзья и товарищах автора: Б.Слуцком, Л.Курбасе, Б.Рунине и др.

Славкин В.Н. Памятник неизвестному стиляге. -
М.: Артист. Режиссер. Театр, 1996. - 314 с.: ил.

Книга посвящена стилягам, тем, кто в 50-е - 60-е годы осмелился бросить вызов серому суконному быту своими взбитыми коками, яркими галстуками и пиджаками, узкими брюками, стиляжьими песенками, странными танцами. Ее автор - известный драматург, чья пьеса "Взрослая дочь молодого человека", шедшая на сцене театра им. К.С.Станиславского в 80-е годы, посвящена названной теме. Эта пьеса стала лейтмотивом книги, а сцены из нее отправными моментами для воспоминаний. История поколения рассказывается остроумно и увлекательно. Книга изобилует анекдотами, байками, отрывками песен тех лет.

М.И.Бабанова (1900-1983)
Воспоминания и письма / Предисл. авт.; в прилож. ст-я И.Аксенова "Мария Ивановна Бабанова".- М.: Артист. Режиссер. Театр, 1996. 366 с.: ил.

Н.Берновская - филолог и переводчик - прожила рядом с М.И.Бабановой около 30 лет. Она была постоянным и часто единственным свидетелем того, что происходило с этой великой актрисой, о жизни которой все мы знали немного. Эта увлекательная, глубокая и правдивая книга содержит факты из драматической жизни М.И.Бабановой ранее никому неизвестные. Половину ее составляют письма актрисы, адресатами которых были Н.Погодин, А.Арбузов, В.Розов, Л.Кассиль, Ф.Кнорре, А.Гвоздев, М.Лозинский, К.Лавров и мн. др. В приложении к книге помещена выдающаяся статья поэта, переводчика, искусствоведа и критика М.А.Аксенова "Мария Ивановна Бабанова", не переиздававшаяся с 1933 года. В качестве иллюстраций в книге использованы фотографии Бабановой как артистические, так и семейные.

А.Д.Бениаминов (1903-1991)
Воспоминания / Предисл. К.Куликовой.- СПб.: Худож. лит., 1996.- 304 с.: ил.

Александр Давыдович Бениаминов - замечательный российский актер комедийного дарования. Он начинал свою сценическую жизнь в театре "Синяя блуза", затем блистал в Театре комедии Акимова. В кино ему приходилось играть в основном эпизодические роли: инкассатор - "Семь стариков и одна девушка", укротитель в "Полосатом рейсе", дядя в "Соломенной шляпке" и др. В основу воспоминаний легла книга, которую Бениаминов писал на Ленинградском фронте. Она называлась "Фронтовые записи артиста". Издать ее тогда не удалось. С годами книга обрастала новыми страницами, посвященными теперь уже артистическим воспоминаниям. Артист рассказывает о работе с Н.Акимовым, о киносъемках, театральных буднях и праздниках. Бениаминов завершил свою книгу уже будучи в Америке, куда эмигрировал в 1978 году. Первое ее издание было осуществлено за океаном в 1995 г. Теперь она увидела свет в России. Книга иллюстрирована большим количеством фотографий актера. Кроме этого, в приложении к книге помещены воспоминания об артисте его родных и друзей.

О.Л.Книппер-Чехова (1868-1959)
. - М.: Сполохи, 1995. - 464 с.: ил.

Автор книги - Владимир Владимирович Книппер - племянник русской актрисы Ольги Леонардовны Книппер. Своей книгой он сделал попытку "оглянуться в прошлое семьи" и найти ответ на вопрос "почему события, вошедшие в историю как правда, рано или поздно становятся для иных похожими на вымысел, галлюцинацию?" Книга состоит из нескольких литературных произведений разных жанров, объединенных одной темой. В первом из них - "Голоса старого дома" - содержится хроника семьи Книппер. Пьеса "Вуаль кинозвезды" посвящена известной актрисе Ольге Чеховой (урожденной Книппер), жившей во время второй мировой войны в Германии. Пьеса имеет подзаголовок "Ольга Чехова и диктаторы ее времени". Суть ее составляют "исповедальные” страницы книги воспоминаний самой О.Чеховой "Мои часы идут иначе", некоторые документы из архива КГБ, отмеченные грифом "Совершенно секретно", а также семейные легенды. Все это должно было помочь автору в разрешении одной из волнующих загадок, связанных с именем этой женщины, а именно, была ли она сверхсекретным агентом Сталина. В другой пьеса "Автор и актриса" В.Книппер сделал "попытку осторожно прикоснуться к двум сердцам в их нелегкой любви". Речь идет о взаимоотношениях двух великих людей - О.Л.Книппер-Чеховой и А.П.Чехове. Чем же на самом деле был этот брак, самоубийством Чехова, как то считал Бунин, или, наоборот, лекарством, продлившим жизнь больному писателю, как полагал Станиславский.

Я.О.Малютин (1886-1964)
/ Ред.-сост., авт. вступ. ст., примеч. и указ. Т. Б. Забозлаева. - СПб.: Дума, 1996.- 170 с.: ил.

Яков Малютин - замечательный актер Александринского театра, выступавший на этой сцене одновременно с К. А. Варламовым, В. Н. Давыдовым, М. Г. Савиной, В. В. Стрельской, Ю. М. Юрьевым и др. Настоящее издание является продолжением книги Малютина "Актеры моего поколения", изданной в 1959 г. Здесь собраны статьи, написанные автором в начале 60-х гг. Он вспоминает о своих товарищах по сцене, о К. С. Станиславском, В. Э. Мейерхольде, А. К. Толстом, Б. М. Кустодиеве, размышляет о театральной режиссуре, о постановках пьес Островского на сцене Александринки и др. Вторая часть книги посвящена воспоминаниям о самом Якове Малютине.

К.С.Станиславский (1863-1938)
/ Сост. Г.Ю.Бродская; Вступ. ст. А.М.Смелянский; Коммент. З.П.Удальцова. - М.: Искусство, 1995. - 735 с.

Продолжается издание собрания сочинений К.С.Станиславского. В настоящем томе представлены его письма, около трети из которых публикуется впервые.



А.О.Степанова
/ Предисл. и коммент. В. Вульфа. - М.: Иван-ПРЕСС, 1995.- 256 с.; ил.

Эрдман - знаменитый драматург, автор пьес "Мандат" и "Самоубийца", сценариев фильмов "Веселые ребята", "Волга-Волга", "Актриса", "Смелые люди", "Каин XVIII", "Город мастеров" и мн. др. Степанова - прославленная актриса МХАТ. Они встретились в 1928 году, когда ей было 23, а ему - 28. Это было время славы Эрдмана: пьеса "Мандат", поставленная В.Мейерхольдом имела шумный успех. Степанова в это время играла в спектаклях К.Станиславского и В. Немировича-Данченко и ее карьера актрисы складывалась удачно. Их роман начался сразу. Но в самый его разгар в 1933 г. Эрдман был арестован и сослан на несколько лет в Красноярский край. Собранные в книге письма, которые они писали друг другу на протяжении семи лет, "приоткрывают дверь" в историю их любви.

Музыкальный театр

Добровольская Г.Н. “Щелкунчик”.
- СПб.: Рос. ин-т истории искусств, 1996. - 201 с. - (Шедевры балета).

В книге воссоздается история создания и судьбы балета П.И.Чайковского “Щелкунчик”. Автор сосредоточила свое внимание на самых существенных моментах его истории: рождении партитуры, первое ее сценическое воплощение, наиболее значительные постановки отечественных балетмейстеров. Исследование дополнено публикацией писем Чайковского, относящихся к истории написания музыки “Щелкунчика” и суждений специалистов о ней, представлены также сценарии и заметки авторов постановок, балетмейстерские экспозиции, программы спектаклей, статьи о разных версиях. Книга иллюстрирована фотографиями сцен из балета.

В.Ф.Нижинский (1890-1950)


Нижинская Р. Вацлав Нижинский
/ Пер. с англ. Н.И.Кролик. - М.: Русская книга, 1996. - 168 с.: ил. - (России известные имена).

Вацлав Нижинский - танцовщик поистине легендарной славы и трагической судьбы. Питомец петербургской школы, солист балета Мариинского театра, он в 1911 году был изгнан с императорской сцены, хотя не имел там равных себе. С тех пор Нижинский выступал за рубежом и был одним из тех, кто принес мировую славу русскому балету. Книгу о нем написала его жена, танцовщица, Р.Нижинская, разделившая с ним все тяготы жизни, выпавшие на его долю. Она рассказывает о детстве Вацлава, его учебе в императорском балетном училище, показывает причину разрыва с администрацией Мариинского театра. Интересны страницы книги, посвященные дружбе Нижинского с С.Дягилевым, участию танцора в Русских сезонах в Париже и Лондоне, новаторской хореографической деятельности и американским гастролям. Р.Нижинская пишет о своей личной жизни с мужем, раскрывает с присущей ей субъективной оценкой личные взаимоотношения Вацлава Нижинского с С.Дягилевым и другими людьми.

В книгу включены репродукции А.Н.Бенуа и Л.С.Бакста к эскизам театральных костюмов Нижинского и декораций к балетам, поставленных в те годы с участием танцора, а также репродуцированные произведения Ф.А.Малявина, В.А.Серова, Жана Кокто, Пабло Пикассо и др.



КИНОИСКУССТВО

Отечественное киноискусство



Вишневский В.Е. Документальные фильмы дореволюционной России. 1907-1916
/ Сост., вступ. ст., указ. Н.Цволова. - М.: Музей кино, 1996. - 285 с.: ил.

Автор - известный российский киновед, собравший огромный информационный банк по документальному и художественному кино дореволюционной России. Публикуемый справочник Вишневского (1898-1952) беспрецедентен по количеству собранных фильмографических и библиографических данных и качеству их обработки. По каждому фильму здесь приводится исчерпывающая информация: название фильма, дата выпуска и кинотеатр, дата съемок и их автор, описание сюжета, даты и места повторных выпусков, библиография. В отдельных случаях приводится некоторая дополнительная информация: о заказчике картины или лицах, принимавших участие в ее производстве. Помимо фильмографической информации, в книге содержится множество чисто исторических фактов. Издание снабжено обширным справочным аппаратом: именные указатели, указатель фильмов, подвергшихся монтажу и др.

Кино: Политика и люди. 30-е годы
: Сборник. - М.: Материк, 1995.- 230 с.: ил.

Авторы этого сборника попытались внести свою лепту в написание истории советского кино, переосмыслить с сегодняшних позиций "кино тоталитарной эпохи": как создавалась модель киномифов в 30-е годы, каким были "лица врагов" и "образы-образцы" в кинопродукции тех лет, а также детский кинематограф и мультипликация. Некоторый пробел в истории отечественного кино заполняют статьи о запрещенных тогда фильмах (среди которых "Бежин луг" С.Эйзенштейна, "Женитьба" Э.Гарина, "Старый наездник " Б.Барнета) и "неосуществленных замыслах". Один из разделов книги посвящен тем кинематографистам, кто разделил судьбу многих советских людей того времени. Речь идет о репрессированных актерах, режиссерах, операторах: Л.Оболенском, П.Вельяминове, К.Андроникашвили, М.Барской и др.

Российское кино: парадоксы обновления
. К 100-летию мирового кино. - М.: Материк, 1995. - 140 с.

Отечественные кинематографисты обеспокоены сегодняшним состоянием российского кино. Давно бьют тревогу критики и социологи, предлагая различные способы преодоления кризисных явлений. Авторы этого сборника, не претендуя на бесспорность и истинность, пытаются взглянуть на кинопроцесс с исторической точки зрения. М.Зак, например, с этих позиций исследует в своей статье взаимосвязь "политики и поэтики" в кинематографе; Л.Рошаль прослеживает "зигзаги кинопроцесса" от кино периода оттепели до постперестроечного; И.Шилова анализирует взаимовлияние "действительности и художественного сознания"; Д.Дондурей рассматривает отечественное кино в ракурсе рыночных взаимоотношений.

Советские художественные фильмы:
Аннотированный каталог (1970-1971) / Сост. М.И.Павлова, Е.М.Барыкин. - М.: Нива России, 1996. - 308 с.

Настоящее издание является третьей книгой из возобновленной Госфильмофондом России серии аннотированных каталогов "Советские художественные фильмы". В данный выпуск включены фильмы, снятые в 1970-1971 гг. на всех киностудиях бывшего СССР. Подробная фильмография составлена на основе титров фильмов и монтажных листов. Здесь помещены следующие данные: название фильма, жанр, формат экрана, цвет, количество частей, метраж, киностудия, год производства и дата выпуска на экран, полный состав съемочной группы, сведения о наградах и премиях, а также краткое содержание фильма ( кроме литературных экранизаций).

С.А.Герасимов (1906-1985)
: Сборник / Сост. и ред. М.А.Ростоцкая, М.О.Воденко. - М.: ВГИК, 1996. - 250 с.: ил. С.Герасимов - целая эпоха в Российском кино. Каждый из его фильмов ("Семеро смелых", "Учитель", "Комсомольск", "Маскарад", "Молодая гвардия”, "Тихий Дон", "Журналист", "У озера", "Любить человека", "Красное и черное", "Лев Толстой" и др.) был ярким кинематографическим событием. В сборник вошли воспоминания о нем известных кинодеятелей, друзей режиссера: актеров Т.Макаровой, Н.Еременко, режиссеров Ф.Феллини, Н.Бондарчук, М.Хуциева, Л.Кулиджанова, сценариста И.Прута, академика В.Гольданского и др. Здесь опубликованы письма Герасимова к писателям Н.Кончаловской и В.Шкловскому, режиссеру М.Ромму и актеру Оболенскому и др. В книгу включены высказывания самого Мастера на различные темы: как рождается замысел, как снимается фильм, работа с актером, размышления о творческом методе.

Г.М.Козинцев (1905-1973)
Воспоминания / Сост., ред., примеч. и доп. В.Г.Козинцева и Я.Л.Бутовского. - М.: Артист.Режиссер.Театр, 1996.- 225 с.

Так подписывал свои письма выдающий кинорежиссер, фильмы которого вошли в золотой фонд отечественного кинематографа (трилогия о Максиме, "Дон Кихот", "Гамлет", "Король Лир" и др.). Эта книга воспоминаний о Мастере его друзей, товарищей по цеху: А.Я.Каплера, С.И.Юткевича, С.А.Герасимова, Н.Н.Кошеверовой, М.И.Жарова, С.И.Ростоцкого и др.

И.Е.Хейфиц
Жизнь, труд, опыт / Вступ. ст. А.Баталова. - СПб.: Искусство, 1996. - 335 с.

Известный кинорежиссер, имя и фильмы которого вошли в историю отечественного кино ("Депутат Балтики", "Член правительства", "Дама с собачкой", "Плохой хороший человек", "Единственная", "Впервые замужем" и др.) в этой книге вспоминает "детали своей жизни", начиная с самого главного - своего детства, а также размышляет о творчестве, мастерстве, сомнении, рассказывает о своих "друзьях-товарищах": А. Баталове, Г.Козинцеве, Ю.Германе, В.Марецкой и др. На протяжении многих лет он фиксировал все, что было для него интересно, казалось смешным или грустным. Некоторые из этих историй вошли в книгу и представлены в ее заключительном разделе.



Зарубежное киноискусство

Звезды Голливуда
. - М.: ТЕРРА, 1996. - 440 с. : ил.

Впервые в нашей стране предпринято издание подобного рода справочник. В него включены 200 коротких, но интересно написанных, биографий кумиров Голливуда за всю историю существования "фабрики грез" с указанием фильмов, в которых они играли и книг, о них созданных.



Г.Келли (1929-1982)
/ Пер. с англ. Т.С.Бушуевой. - Смоленск: Русич, 1996. - 624 с.: ил.

Свою книгу биограф голливудской кинозвезды 50-х годов написал основываясь на более ранних публикациях о ней, беседах с предыдущими исследователями ее творчества , а также на интервью с друзьями княжеского дома Гримальди, на архивных материалах и документах. Опираясь на все эти свидетельства, автор попытался создать максимально достоверную картину жизни Грейс Келли. Ее артистическая карьера началась благодаря "мастеру ужасов" Хичкоку. Сыграв в его картине "Поймать вора", она сразу стала звездой, популярность которой перешагнула через океан. С 1950 по 1956 год она снялась в 11 фильмах (российскому зрителю она известна по фильму А.Хичкока "Окно во двор", а также по ряду телепередач, посвященных ей). В 1955 г. она была приглашена на Каннский кинофестиваль, где встретилась с принцем Монако Ренье. Вскоре она вышла за него замуж и стала принцессой, сыграв свою самую важную и трудную роль, с которой как показала жизнь она блестяще справилась. Автор сумел вместить в своей книге все события неординарной, но не слишком длинной жизни актрисы-принцессы, погибшей в автокатастрофе 13 сентября 1982 года. Книга иллюстрирована фотографиями актрисы, сделанными в голливудский период, а также в интерьерах княжеского дворца.

ЭСТРАДА

Отечественная эстрада

Р.Романов


Романов Р. Ну и сожгите меня на костре!..
- М.: ТОО “Фантастика для всех”, 1996. - 256 с.: ил.

Большая жизнь заслуженного артиста России, известного конферансье эстрады Романа Романова (настоящее имя Роман Иванович Букин) связана не только со знаменитыми звездами современной эстрады, но также с выдающимися мастерами сцены прошлых лет: Иваном Козловским, Лидией Руслановой, Леонидом Утесовым, Смирновым Сокольским, артистами МХАТа. Кроме того, автор еще и физик-теоретик, изобретатель, писатель-фантаст. Книга - это автобиографические записки и рассказы Романа Романова о трудном послереволюционном детстве, о том, как он стал артистом эстрады. Литературные произведения автора познакомят с его артистической деятельностью на эстраде, с известными певцами и музыкантами, с которыми артисту приходилось работать - И.Кобзоном, А.Пугачевой, Ф.Киркоровым и др. В книгу включены также его научно-фантастические рассказы (“Чудесная машина”, “Взгляд в одну точку”, “Ключ”, “Селена” и др.), опубликованные ранее в периодической печати, его научные статьи (“Что мы знаем об атоме”, “Размышления о состворении мира”, “Комета - природный космический корабль” и др.), а также схемы и рисунки его технических изобретений.

Лейси Р. Княгиня грез

Хейфиц И.Е. Пойдем в кино!

Ваш Григорий Козинцев:

Послесловие: С.А.Герасимов в высказываниях, воспоминаниях, письмах

Письма. Николай Эрдман. Ангелина Степанова

Станиславский К.С. Собр. соч. в 9-ти т. Т.8. Письма. 1874-1905

Малютин Я.О. Звезды и созвездия

Книппер В.В. Пора галлюцинаций

Бениаминов А.Д. Артист без грима:

Берновская Н.М. Бабанова: "Примите... просьбу о помиловании..."

Альтман М. Разговоры с Вячеславом Ивановым.

Поварцов С. Причина смерти - расстрел:
Во время посещения данного сайта на Ваш компьютер, телефон или иное устройство могут быть временно загружены файлы Cookie — небольшие фрагменты данных, обеспечивающие более эффективную работу сайта. Продолжая использование данного сайта, вы соглашаетесь с приёмом файлов cookie.
Подтверждаю ознакомление и согласие
Пройдите регистрацию, чтобы заказывать книги РГБ из дома и сократить ожидание!
Зарегистрироваться