Библиотека будет закрыта 29 апреля, 1, 5, 9 и 12 мая.
30 апреля и 8 мая — короткий день.
Подробнее


Читальные залы отдела изоизданий и Центрального основного фонда временно закрыты. Подробнее

Библиотека будет закрыта 29 апреля, 1, 5, 9 и 12 мая. Подробнее
Спросите библиотекаря

Литература и искусство 1997

Популярный библиографический справочник
Подготовлен в Отделе исследования чтения, пропаганды книги и рекомендательной библиографии в 1998 г.
Электронная версия: 2002

Авторы-составители разделов:

Редактор: С. П. Бавин

Содержание


ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА

ИСКУССТВО

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ И НАЗВАНИЙ

ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА


ПРОЗА


Азольский А. Женитьба по-балтийски : Морская лирич. повесть // Дружба народов. - 1997. - № 2. - С.8 - 50.
Азольский А. Облдрамтеатр : Роман // Новый мир. - 1997. - № 11. - С. 3 - 56.

В творческой судьбе Анатолия Азольского 1997 год останется знаменательной вехой. Писатель, чей литературный путь начался в конце 50-х, а первые крупные вещи, написанные в 60-е гг., пробились в толстые журналы лишь к концу 80-х годов, был, наконец, обласкан удачей. За роман "Клетка", напечатанный в "Новом мире" (1996. № 5-6), он получил букеровскую премию (Ремизова М. Зрячий одиночка среди послушных слепцов: Повести Анатолия Азольского до и после букеровского банкета // Лит. газ. 1997. 10 дек. С. 11; Грандова Е. Все мы вышли из одной "Клетки"// Культура. 1997. 4 дек. С. 10). Новые публикации этого автора, появившиеся в 1997 г., также были с интересом встречены и критикой, и читателями. В них А. Азольский продолжает исследовать человеческие судьбы, характеры, поступки в ситуациях нашего недавнего прошлого, когда существовавшая в стране Система диктовала, навязывала каждому свои правила игры, строго очерченные рамки поведения. Но, как не раз уже было отмечено (см. например: Елисеев Н. Азольский и его герои // Новый мир. 1997. № 8. С. 205 - 215), персонажи книг этого писателя относятся к той редкой категории "нетипичных" людей, которые не смиряются, не плывут по течению, а способны противостоять напору властных структур, обстоятельств и стереотипов мышления. "Прижатые к стенке, висящие над гибелью", они продолжают жить в этом мире, сообразуясь с обстоятельствами и упорно нащупывая пути спасения для себя и близких. Такова история лейтенанта Аныкина, так некстати оказавшегося свидетелем мерзкой "шутки" штабного офицера на одной из улиц Таллина, да еще "запятнавшего" себя женитьбой на вчерашней таллинской школьнице, оказавшейся дочерью эстонского националиста. То, что свет этой нежданно вспыхнувшей взаимной любви, которую загнанный в угол лейтенант оберегает с отчаянным упорством, оказывается сильнее крючкотворства компетентных органов, придает повести "Женитьба по-балтийски" особое лирическое звучание, жизнеутверждающую ноту. Она лишь подчеркивает общий мрак и ужас, "позднесталинский морок" (Немзер А. Взгляд на русскую прозу в 1997 году // Дружба народов. 1998. № 1. С. 169 - 170), в котором обитают герои "взрывных", "захватывающе сюжетных", "оборачивающих анекдот трагедией" произведений А. Азольского. То, что вся страна, как пишет А. Немзер, "превращена в огромный "облдрамтеатр", где уголовники успешно играют партийцев, а шлюхи моралисток", что кругом царствуют ложь, притворство, провокация, "мелкая пакость, легко перерастающая в пакость крупную", еще раз убеждается герой романа "Облдрамтеатр" недавний фронтовик юрист Гастев, который в конце 40-х гг. в ходе расследования одного из уголовных дел неожиданно выходит на преступную группу мошенников-вымогателей, среди которых - его близкая знакомая - партийная функционерка. Ситуация заведомого обмана, "постановочной лжи", когда партийное руководство делает вид, что помогает раскрытию преступления, на самом деле всячески препятствуя выявлению некрасивой истины, мастерски обрисована автором. "Абсурдность и антигуманность строя, при котором довелось жить действующим лицам в "Облдрамтеатре", - замечает М. Ремизова, - не проговаривается навязчиво вслух. Это вытекает из самого повествования, сюжетных ходов, логики текста. Здесь все соразмерно человеку, не бьет в глаза чрезмерными эффектами, фантастичностью, и читатель верит: так было, так могло быть".

В журнале "Дружба народов" (1997. № 11. С.74 - 78) напечатан рассказ А. Азольского "Гейнц Гудериан, Николай Гребенкин и другие" - о судьбе одного нашего соотечественника, который осенью 1941 года оказался в одном доме с немецким генералом, руководившим наступлением на Москву. История скорее всего полностью выдуманная, но весьма достоверная по своему жизненному материалу.

Аксенов В. Новый сладостный стиль : Роман // Знамя. - 1997. - № 5. С. 9 - 88; То же. - М.: Изограф, 1997. - 559 с.

Новое крупное произведение знаменитого писателя-шестидесятника Василия Аксенова (р. 1932). В журнале "Знамя" напечатано только его начало. Полный текст романа представлен в книжном издании. Сам автор говорит по этому поводу следующее: “Делать "журнальный вариант" большого романа для меня всегда мука. Поэтому я охотно согласился на предложение редакции представить "Новый сладостный стиль" первыми главами без сокращений. Такая публикация создаст своего рода ловушку для нашего "творческого читателя", в которую он охотно пойдет, поскольку знает условия игры, предложенной еще Андреем Белым. Проборматывая по его рецепту некоторые фразы вслед за автором, этот читатель к концу чтения почувствует себя соавтором и волей-неволей представит собственную модель всего текста, оставшегося за бортом журнала. Таким образом у читателя возникнет желание взять книгу и сравнить свою модель с авторской. Произойдет то, что почти уже утрачено в повседневности: литературная игра”. Автор добавляет еще, что название романа повторяет наименование поэтической школы, возникшей во Флоренции в XVIII в., куда входил молодой Данте. Кстати, герой романа Александр Корбах - известный бард, актер, создатель знаменитой молодежной театральной студии и "совершенно невероятного" кинофильма - сам испытывает жгучий интерес к Ренессансу. У него даже возникает замысел пьесы о любви Данте к Беатриче... Сверхпопулярная личность, непокорный талант, Корбах усилиями КГБ оказывается в эмиграции. Собственно содержание романа - жизнь героя в Америке, невероятные повороты его судьбы, взлеты, падения, любовь, нищета, богатство и снова нищета в обмен на ощущение свободы. Такое изобилие сюжетных ходов заставило одного из рецензентов романа А. Латынину ("Порабощенные страусы штата Очичерния" //Лит. газ. 1998. 8 апр. С. 11) заметить: "При всей иронии автора по отношению к стереотипам массовой культуры видно, что он хочет переиграть профессионалов команды "бестселлер-club" на их же собственном поле". То, что в романе мало психологии, но зато много действия, что автор использует несколько "известных клише", которые "безошибочно пронимают глотателей душещипательных сериалов" (почему бы не поиграть с ними современному писателю?), не ставится ему в упрек. "В зрелой прозе Аксенова, - пишет А. Латынина, - всегда было много игры, буффонады, пародии, и не один ученый-славист с глубокомысленным видом обнаруживал универсальную отмычку к гротескным образам Аксенова в бахтинской теории карнавальности. Теперь сам Аксенов напоминает о карнавале и Бахтине, не забывает предупредить читателя, что он глотает не какое-то там занимательное чтиво, но участвует в изысканной литературной игре". Читателю предстоит самому решить, интересна ли ему игра, предложенная автором книги, справедливы ли упреки в том, что вместо "бьющей через край энергии" в романе "проступают искусственность и натужность", другими словами, вполне ли съедобным оказался плод, полученный от "прививки к дичку телесериала с его бесконечными сплетениями судеб, бесчисленными персонажами, случайными совпадениями, роковыми страстями и любовными недоразумениями - почек элитарного культурного растения?". Заинтересованные критические заметки, посвященные новому роману В. Аксенова, можно найти также в обзорах А. Немзера (Взгляд на русскую прозу в 1997 году // Дружба народов. 1998. № 1. С. 166 - 167) и И. Куклина (Литературные журналы в 1997 году: Опыт путеводителя // Лит. обозрение. 1998. № 1.С. 81).

Алексиевич С. Чернобыльская молитва (хроника будущего) // Дружба народов. - 1997.- № 1. - С.8 - 102.

Новая работа Светланы Алексиевич (р. 1948) так же, как и её прежние книги - "У войны не женское лицо" (1984), "Последние свидетели" (1985), "Цинковые мальчики" (1990), "Зачарованные смертью" (1993) - целиком построена на документальной основе. Три года писательница ездила и расспрашивала работников чернобыльской АЭС, ученых, бывших партийных чиновников, медиков, солдат, переселенцев, самоселов... Ее интересовало "не само событие, ... а ощущения, чувства людей, прикоснувшихся к неведомому. К тайне". В том, что после Чернобыля мы живем в другом мире, где старого опыта уже недостаточно, у автора нет сомнения. "Я искала, - пишет Алексиевич, - человека потрясенного. Ощутившего себя один на один с этим. Задумавшегося... Чернобыль переместил нас из одного времени в другое... Не раз мне казалось, что я записываю будущее..."

"Материала, собранного и явленного в "Чернобыльской молитве", иному писателю хватило бы на целую жизнь, - считает В. Липневич, посвятивший этой публикации большую статью "Прощание с вечностью" (Новый мир. 1997. № 6. С. 214 - 218), - но именно этой высокой концентрацией фактов, деталей, эмоций, мыслей достигается особый художественный эффект..." Действительно, и открывающая книгу сухая, казалось бы, "Историческая справка", и "Интервью автора с самим собой" и звучащий в самом начале, а потом и финале повествования "Одинокий человеческий голос", повторяющийся "Детский хор" и образующая основную часть книги вереница нескончаемых "монологов" - все это складывается как бы в единое музыкальное произведение - драматическую симфонию жизни и смерти, любви, страданий, потерянных надежд, самоотверженности, человеческих судеб, едва теплящихся на отравленной, пораженной, изуродованной атомной катастрофой земле. По мнению того же критика, "то, что делает Алексиевич сегодня, можно назвать новой литературой факта". Не исключено, что сам этот термин кого-то не устроит. Но в том, что эта книга - настоящая большая литература, затрагивающая одну из самых больных и глобальных проблем современности, сомневаться не приходится.

Книге С. Алексиевич посвящены также статьи А. Туркова "Чернобыльский срез" (Знамя. 1997. № 8. С.217 - 219) и А. Латыниной "Хиросима и производство предметов ширпотреба" (Лит. газ. 1997. 29 янв. С. 4). В конце 1997 г. за книгу "Чернобыльская молитва" и другие произведения Светлана Алексиевич награждена независимой российской премией "Триумф".

Ананьев А. Призвание Рюриковичей, или Тысячелетняя загадка России : Ист. повествование. Кн. 2 // Октябрь. - 1997. - № 10. - С. 3 - 68; № 11. - С. 47 - 113.

Продолжение большого публицистического труда Анатолия Ананьева (р. 1925), над которым он работает уже долгое время (см. публикации в журнале "Октябрь" за 1993 - 1996 гг.). В предыдущей книге этого исторического повествования, как пишет сам автор, он "пытался в максимальных подробностях рассказать о том, как под ударами гуннов пала наша начальная Государственность - Русь Первая..." Главы второй книги отслеживают историю восточных славян с середины шестого столетия. Причем автор сосредотачивается в основном на особенностях отечественной исторической науки (от древних летописей до наших дней), анализирует глобальные подходы к изложению происходивших событий, упрекая историков прежних лет в том, что они не сумели "проникнуться сутью" славянской проблемы, подменили "историю народа историей княжеских (дворцовых) разборок и митрополитовых и патриарших противоборств". Многие страницы А. Ананьев посвящает губительной, на его взгляд, роли религий и церкви, доказывая, например, что основные христианские постулаты (очищение через страдание и др.) нанесли человечеству огромный вред, являясь для сильных мира сего "мощнейшим орудием духовного подавления" народов. Автор обвиняет "мир ученых и мир церковников", а также "гуманитарные науки" в том, что они "служат не истории, а политической конъюнктуре". Разорвать "многовековой тронный обман", развеять "миражи обещаний", которыми каждый новый правитель отвлекает народ от реальной жизни, направить интерес исследователей на главные движущие силы исторического развития - в этом видит повествователь тот положительный импульс, который может повернуть ход истории к лучшему. Окончание книги будет опубликовано в 1998 г.

Арбатова М. Меня зовут женщина . - М.: Альма-Матер, 1997. - 320 с.

Духовный отец, точнее - мать российских феминисток, драматург, одна из участниц ток-шоу “Я сама”, автор 14 пьес, идущих на сценах нескольких театров мира, дебютировала прозаической книжкой “Меня зовут женщина”. Книга соткана из нескольких повестей и рассказов, объединенных одной героиней Марией Арбатовой. Это не сексуально-эротическая проза, как считают многие, но проза именно об этом, скорее о тех проблемах, которые в совковом Союзе были табуированы. Но, несмотря на запреты, как пишет М. Арбатова, молодежь ее поколения только этим и занималась, поскольку именно так они и могли почувствовать единственную свободу - распоряжение собственным телом. Ведь в отличие от других табу за это не сажали. Свои первые сексуальные опыты М. Арбатова описала в повести “Учителя”, но не со стороны генитальных подробностей, а со стороны эмоциональных ощущений 15-летней девочки. Сюжет рассказа “Меня зовут женщина”, давший название книге, очень прост: в нем автор с откровенной документальностью описывает рождение своих мальчишек-близнецов “по блату” в предельно привилегированных условиях - в Институте гинекологии. Совершенно анекдотична ситуация, обрисованная в повести “Опыт “социальной скульптуры””. В ней М. Арбатова рассказывает об истории организации и проведения “Каравана культуры”, в составе которого она путешествовала из Берлина в Пекин в 1993 г. Акция называлась “Молодые деятели культуры за новую нравственность”. Что за этим скрывалось, можно только догадываться.

Один из рассказов М. Арбатовой посвящен “гениальной сумасшедшей”, которая называет себя не больше не меньше Наталья Гончарова. Она читает чужие мысли, может внушить что угодно и кому угодно, она обладает всей возможной информацией и может говорить на любые темы от литературных до высшей математики. С этим феноменом и столкнулась как-то М. Арбатова. Повесть “Уроки Европы” - это своего рода культурный шок совка периода падения “железного занавеса”.

Ставя в заслугу Марии Арбатовой растабуирование совковых комплексов, А. Латынина несколько обижена, что “фаллократический мир разносится вдребезги” и что “взамен ущербной мужской полноценная женская рефлексия обещана”, о чем и сообщает в рецензии “Долой фаллократию?” (Лит. газ., 1997, 19 нояб. С. 11).

Особых восторгов не испытывает и Ю. Рахаева от “коллекции”, собранной в книге Арбатовой, хотя и считает, что многие цитаты из книги войдут в будущие диссертации и все это будет называться российским феминизмом конца ХХ века” (Знамя. 1998. № 4. С. 223-224).

Ахмадулина Б. Миг бытия. - М.: Аграф, 1997. - 304 с.: фотоил. - (Символы времени).

Воспоминания и эссе Беллы Ахмадулиной (р. 1937) открывают еще одну грань дарования известного российского поэта. Не случайно книга прозы вышла в серии “Символы времени”. Имя Беллы Ахмадулиной не только символ литературного времени, но еще и символ поэзии шестидесятых. Ее прозу трудно назвать прозой, читается она тяжело. Как написал В. Березин в рецензии “Тяжелый подвиг быть пылким и возвышенным” - “это нечто записанное в рифму” “проза высокого уровня сложности”. Эссе, рассказы Ахмадулиной пестрят старыми фотографиями, дамами в брюссельских кружевах, офицерами, пикниками. Есть в них и стеклянный шарик, капустная девочка и жасминный мальчик и еще много чего. Но все же эта книга - летопись “частно-литературных” отношений, она о тех, кто составил содержание жизни поэтессы. Главное в воспоминаниях - не событийная канва, а эмоционально переживаемое. О чем или о ком бы ни писала поэтесса, она пишет, обожая: своих друзей, красоту события, города, страны (так например, Грузию, что спасла не одну ее от родной русской злобы,. С “напряженным женским вниманием к деталям... которое и есть любовь”, как сказал И. Бродский, выписаны литературные портреты Бориса Пастернака, Анны Ахматовой, Марины Цветаевой, Владимира Набокова, Венедикта Ерофеева, Владимира Высоцкого, Майи Плисецкой и многих-многих других. К юбилею Б. Ахмадулиной эссе И. Бродского “Зачем российские поэты?.., пер. с англ. В. Куллэ напечатано в журнале “Звезда”, 1997. № 4. С. 4-5.

В книгу вошли также письма, заметки, стенограммы выступлений на праздничных и траурных вечерах. Кроме фотографий, книга оформлена фрагментами картин Бориса Мессерера.

Бакланов Г. Подводя итоги : Гл. из книги // Знамя. - 1997.- № 10. - С. 8 - 63. Григорий Бакланов (р. 1923) - признанный мастер отечественной прозы, останется в истории литературы не только как автор замечательных произведений о Великой Отечественной войне ("Пядь земли", "Мертвые сраму не имут", "Навеки - девятнадцатилетние"), окопную правду которой он от имени поколения молодых фронтовиков-лейтенантов одним из первых поведал миру, и не только как художник-аналитик послевоенной и сегодняшней нашей действительности ("Друзья", "Меньший среди братьев", "И тогда приходят мародеры"). В конце 1980-х он возглавил журнал “Знамя” и превратил его в один из центров литературной и общественной жизни. Сегодня исследователи этого недавнего, перенасыщенного яркими событиями, открытиями и прозрениями времени получают документ "из первых рук". Г. Бакланов пишет о том, как протекала его работа в журнале "Знамя", какие задачи он перед собой ставил, с какими проблемами сталкивался. Автор рассказывает, как наполнялся практически пустой к его приходу портфель журнала, как менялись принципы отбора и работы с авторами, как трудно шло прохождение в печать недавно еще “закрытых” для отечественных читателей произведений, публикацию которых он считал своим гражданским, профессиональным и человеческим долгом. Истории появления на страницах журнала романа А. Бека "Новое назначение", поэмы А. Твардовского "По праву памяти", документальной книги А. Жигулина "Черные камни" и, наконец, повести М. Булгакова "Собачье сердце" сами по себе - захватывающая хроника, детектив, яркая иллюстрация времени. Автор сопровождает рассказ отрывками из писем, отзывов, а то и прямых жалоб и обращений в высшие инстанции, которые вызывала та или иная публикация. Г. Бакланов делится появившимися за эти годы приемами работы в журнале, пишет о сложностях, разочарованиях, интригах, которые преподносили жизнь и конкуренция в литературной среде, говорит о своих отношениях с власть имущими и представителями цензуры. В целом эти записки - своего рода отчет писателя о том, чего удалось добиться для восстановления истинной, полной картины отечественной литературы, подведение итогов того, что было сделано и чем автор, далекий от каких-либо сантиментов, везде сохраняющий спокойный, сдержанный тон, по праву может гордиться.

Басинский П. Московский пленник : Исповедь провинциала // Октябрь. 1997. - № 9. - С. 100 - 132.

"Начиная с этого номера, мы предполагаем вести постоянный (не обязательно ежемесячный) раздел "малой" писательской прозы, которая возникает как бы на границах нескольких жанров: автобиографии, мемуаристики, "записок на манжетах", путевых впечатлений, психологических зарисовок и проч. Единственное условие - несочиненность содержания. Тем более - не станем лукавить! - настоящий писатель и в "несочиненное" неизменно привносит самого себя; и от этой сшибки многим знакомой реальности и прихотливого (порой капризного) писательского "я" рождается основной шарм (иногда - шок), который и отличает этот странный жанр от обыкновенных записок и воспоминаний..." Такое редакционное пояснение сопровождает появление в журнале "Октябрь" рубрики "Нечаянные страницы", в которой печатается “исповедь” известного современного критика Павла Басинского. Автор вспоминает о том, как в начале восьмидесятых годов приехал в Москву из Волгограда поступать в Литературный институт, рассказывает о студенческих годах, об амбициях молодых провинциалов, стремившихся в столицу, чтобы утвердиться здесь, доказав всем свою профессиональную и личностную значимость. Большая часть записок посвящена истории "завоевания" Москвы, литературной жизни 90-х годов. Поскольку повествование касается вполне конкретных лиц и известных сегодня литераторов, а оценки коллег по критическому цеху и характеристики их весьма субъективны, часто запальчивы и категоричны, то вполне понятно, что публикация вызвала довольно нервную полемику, раздраженные или иронические отклики. См., например, статью Н. Елисеева "Московский пленник и другие" (Новый мир. 1998. № 5. С. 221-231) с помещенными здесь же комментариями С. Костырко, И. Роднянской, А. Василевского, или главу "Мемуарный синдром" в статье Н. Александрова "Синдромы" (Лит. обозрение. 1998. № 1. С. 59 - 60). "Кокетливый, лукавый мемуар" - так охарактеризовала эту работу Т. Морозова в обзорной статье, посвященной мемуаристике года (Ребята с нашего двора, или Воспоминания о воспоминаниях //Лит. газ. 1998. 11 марта. С.11).

Битов А. Азарт, или Неизбежность ненаписанного // Звезда. - 1997. - № 7. - С. 108 - 154.

Осмысление писательского творчества на собственном примере - сквозная тема этой работы Андрея Битова (р. 1937). Писатель опубликовал здесь куски (или наброски) своего так и не увидевшего свет романа "Азарт", над которым трудился в 1970-е гг., и показал, как порой складывается судьба произведения, из какого материала возникает книга, какие изменения претерпевает текст в зависимости от времени, обстоятельств и воли автора. Роман "Азарт", который по замыслу писателя должен был стать продолжением его "Пушкинского дома", был задуман как жизнеописание "рано умершего гуманитарного гения по фамилии Чизмаджев" - выдающегося лингвиста (человека по складу своему подобного таким ученым-интеллигентам, как С. С. Аверинцев и М. Л. Гаспаров). Впрочем, И. Куклин в обзоре “Литературные журналы в 1997 году” (Лит. обозрение. 1998. № 1. С.79) замечает: "Еще Чизмаджев,- не знаю у Битова это сознательно или нечаянно, - своей молниеносной судьбой похож на погибшего в 32 года великого русского лингвиста Владимира Иллич-Свитыча (1934 - 1966)". Позже А. Битов сделал героя писателем и "переадресовал" ему свои рассказы, не проходившие тогда в печать. Но "в пору гласности, - свидетельствует автор, - я отобрал у Чизмаджева свои произведения и опубликовал их под собственным именем. Так что теперь "Азарт" из одних дыр и состоит". То, что события, которым посвящен "неслучившийся" роман, развертываются в близкие А. Битову шестидесятые, определило его появление в специальном тематическом номере "Звезды", посвященном этому знаменательному периоду. Именно под таким углом зрения публикация рассмотрена в статье В. Березина "Азарт и Неизбежность. Шестидесятые годы" (Лит. газ. 1997. 10 сент. С.11). Утверждая, что это произведение Битова - "не роман и не повесть. Это записная книжка о том, как не был написан роман", - критик не исключает некоторого авторского лукавства: "Текст Битова написан сейчас (или собран сейчас). Глаголы мешаются, как эпизоды повествования". Наличие вполне вероятной мистификации предполагает и А. Немзер (Взгляд на русскую прозу в 1997 году// Дружба народов. 1998. № 1. С. 161), считающий, что этот текст - "то ли клочки когдатошнего ненаписанного (недописанного?) романа, то ли их сегодняшняя имитация". Кстати, по мнению В. Березина, жанр "записной книжки" - своего рода "симптом, эволюционный итог битовской прозы, ее нынешнее свойство". "Недосказанное, - замечает критик, - вообще читать интереснее - если, конечно, интересен и прочитан автор". И хотя существуют иные мнения: "С одной стороны пиршество постмодернистских двусмысленностей (все не то, чем кажется). С другой - апофеоз осознанного самоповтора, ревности к имевшей когда-то место творческой свободе" (А. Немзер). Одно бесспорно. Тем, кто следит за книгами Битова, кого привлекают личность писателя, его взгляды на жизнь, время, на своих современников, не стоит проходить мимо этой публикации, во многом проясняющей литературные и человеческие позиции писателя ("Не знаю, в чем дело, - сказала мне главный редактор издательства <...> со вздохом подписывая всю книгу, - у вас ничего такого нет, чтобы нельзя было печатать...но каждое слово вызывает во мне протест <...> Я был горд ее отзывом как орденом"), передающей его раздумья и ощущения, касающиеся таинственных процессов творчества: "Автор ли проливает свой свет сквозь негатив действительности, получая свой позитив? Действительность ли пропечатывается сквозь душу автора, не узнавая свой негатив? И что негатив, а что позитив? Что отражает нам эта кружевная тень или этот испещренный свет... если еще и ветерок подует, и прогуляется не то тень, не то свет по неведомым закоулкам..."

Бородыня А. Бесы...: Роман. - М.: Локид, 1997. - 556 с.

Плодом “удачного скрещивания постмодерна с бестселлером” назвал Е. Александров роман А. Бородыни “Бесы...” в обзоре “Синдромы” (Лит. обоз., 1998. № 1. С. 63), заметив далее, что автор проявил такт по отношению к классики, поставив после “бесы” многоточие, что и является ключом к прочтению.

Остросюжетный, динамичный роман повествует о мировом заговоре тоталитарных сект во главе с американцами, разработавшими тринадцать вариантов будущего для нас и во имя этого будущего плетущими свои сети. Поскольку наша планета не в силах прокормить пять миллиардов ртов, разнообразные “белые братства”, Аум Сенрикё, сиентологи, Богородичный центр, члены Храма Солнца и прочие “брахма кумарис”, вплоть до потребителей гербалайфа, представляющие единую организацию взяли на себя “гуманную роль” - избавить будущих жителей Земли от голодной смерти. Используя гипноз и другие средства психотропного воздействия, контролируя телецентр и высшие эшелоны власти, секты превращают доверчивую паству в зомби, главная цель которых - облиться бензином и вспыхнуть. Самосожжение религиозных фанатиков приправлено еще и бандитскими наездами черных мстителей, выстрелами в упор, взрывами и бесконечными упоминаниями о групповых и негрупповых изнасилованиях. Ну, а противостоят смертоносной программе, финансируемой Фондом Сороса, конечно, типичные отряды боевиков-патриотов и лихих казаков, штурмующих Останкино. Герои хоть и устояли от психической агрессии, однако тяжесть исторической миссии сделала из них фанатичных опять-таки зомби. Они утратили собственную память, забыли свою жизнь, но обзавелись памятью ложной, помня то, что с ними никогда не случалось. Им удается донести миру страшную весть о заговоре, но ничего не происходит, роман заканчивается многоточием. Что это? Реальность или видения сумасшедшего? Ясно одно: если кто-то хочет быть обманутым, он им будет. А “доверчивый читатель, не знакомый с отечественным постмодернизмом, будет несколько обескуражен таким открытым издевательством над законами жанра”, - заканчивает свою мысль Н. Александров о романе “Бесы...”.

Буйда Ю. Борис и Глеб : Роман // Знамя. - 1997.- № 1.- С. 8 -49; № 2.- С.106 - 157.

"Роман? Фантасмагория? Кинофильм?" - эти вопросы, вынесенные в заголовок критической статьи Е. Щегловой, посвященной творчеству Юрия Буйды (Лит. газ. 1998. 1 апр. С.11), имеют прямое отношение к последней крупной работе писателя - роману "Борис и Глеб". Развивая тенденцию, проявившуюся еще в предыдущем его романе "Ермо", автор идет путем откровенного конструирования текста. В этой гротескно-фантазийной исторической хронике - множество ярких эпизодов, событий, относящихся к насыщенной мистическими знаками летописи древнего княжеского рода Осорьиных, прослеженной со времен убийства древнерусских князей Бориса и Глеба почти до наших дней. Причем свод семейных легенд и преданий, портреты и судьбы представителей разных поколений "проклятого" рода возникают на страницах романа отнюдь не в хронологической последовательности. Главы, связанные с фигурой командира "красногвардейского батальона Иисуса Христа Назаретянина" Бориса Осорьина, "смерчем" налетевшего в 1918 г. на городок Осорьин, сменяются легендой о жившей в XVIII в. роковой красавице Амалии Осорьиной-Вишневецкой - прекрасной и мерзкой женщине, чей живописный портрет стал зловещей семейной реликвией, а легенда - жизнеописанием генерала Бориса Осорьина, который по заданию Сталина (затем Хрущева и Брежнева) строил в родных местах таинственный Объект № 1 - подземное царство всеобщего счастья. Но, как считает А. Латынина ("Здесь торговали заячьими когтями, сушеными змеями и самой разнузданной буйдой..." // Лит. газ. 1997. 12 марта. С.11), - и отлично рассказанные истории и прелестные сами по себе детали не очень-то хотят складываться в единый узор". Роман, по мнению другого критика - Н. Александрова ("Синдромы: Некоторые литературные приметы 1997 года"; глава "Синдром бестселлера" //Лит. обозрение. 1998. № 1. С. 62), - "лишний раз подчеркнул достоинства и недостатки писателя". Юрий Буйда, считает критик, "был и остается одним из лучших мастеров рассказа, короткой сюжетной истории... Но то, что восхищает на короткой дистанции мастерски построенной новеллы с неожиданными сюжетными поворотами, с особой значимостью художественной детали, в большой прозаической форме приводит к аморфности. Впрочем, даже признавая роман тяжеловесным и громоздким, "сработанным по рецепту бестселлера", никто из аналитиков литературного потока года не прошел мимо него. Этот "масштабный текст" (Куклин И. Литературные журналы в 1997 году // Лит. обозрение. 1998. № 1. С. 82 - 83), "затрагивающий серьезнейшие философские и религиозные проблемы", в котором "в качестве средств философской сатиры действуют параллельная реальность, невероятные объяснения подлинных исторических событий, совмещение различных времен", привлекает еще своей игровой направленностью. "Интеллектуальной провокации, - пишет А. Латынина, - в романе предостаточно, игра с понятливым читателем - через голову непосвященного - одно из непременных правил..." В общем пародийно-стилизационном котле, - замечает Н. Александров, - плавают куски и кусочки разнообразных литературных памятников Древней Руси, и читатель удивленно вылавливает то прихотливо переиначенную "Повесть о Петре и Февронии", то летописный рассказ об ослеплении Василька Терльбовского, то вдруг натыкается на вполне серьезное историческое эссе с цитатами из П. Чаадаева, С. Франка и Г. Федотова..." Словом, по выразительному определению той же А. Латыниной, "есть что-то привлекательное в романе Буйды - и немало раздражающего...Чтение не из худших. Красочность, яркость, жестокость мира, где действуют герои и злодеи, воины и убийцы, попавшие под власть родового проклятия князья и слившиеся с ними двойники-самозванцы, порой завораживают. Но чары эти - вроде дешевеньких сновидений осорьинских чародеев. До первых петухов..."

В журнале "Новый мир" (1997. № 5) под общим заголовком "Слишком, чтоб было правдой" напечатана подборка рассказов Ю. Буйды ( "Чарли Чаплин", "Тема Быка, тема Льва", "Все больше Ангелов", "Голубка", "Маленькая и Масенькая", "О реках, деревьях и звездах") , не разочаровавшая поклонников своеобразного новеллистического дара этого писателя. Еще три рассказа Ю. Буйды ( "Зимнее время", "Сан-Мадрико", "С четырнадцати до восемнадцати" ), выполненных в манере тонкого увлекательно преподнесенного сюра, помещены в журнале "Октябрь" (1997. № 1. C. 49 - 50).

Варламов А. Дом в деревне : Повесть сердца // Новый мир. - 1997. - № 9. - С.3 - 36.

Варламов А. Затонувший ковчег : Роман / Послесл. авт. // Октябрь. - 1997.- № 3.- С.3 - 60; № 4. - С.61 - 115.

"На мой взгляд, эта повесть - лучшее и самое значительное, что до сих пор написал Варламов", - заявляет П. Басинский в рецензии на "Дом в деревне" ("Куперовский герой в лесах под Архангельском" // Лит. газ. 1997. 5 нояб. С.11). Несомненно одно: это полноценная лирическая художественная проза, автор которой рассказывает о своем соприкосновении с сегодняшней северной деревней, о грустно завершившейся попытке стать "своим" в глухих исконно русских краях, приобщиться к жизни простых сельчан, отыскать (или возродить?) в их существовании следы того деревенского лада, которым так привлекали книги наших знаменитых "деревенщиков". Для автора повести, "потомственного москвича", покупка деревенского дома стала попыткой обрести свою Россию, скрыться от суеты современного мира, погрузившись в тишину сельской жизни, в неповторимую красоту северных лесов и вод. Без надрыва и лишних рассуждений рассказывает писатель историю своего неудавшегося врастания в жизнь русской глубинки, для которой он так и остался приезжим дачником, случайным, чужим человеком. Легко, без нажима очерченные персонажи, неподдельные характеры и судьбы, честность, понимание ситуации и отсутствие обиды у самого автора - всё это привлекает в повести Варламова. В конце концов у автора-повествователя есть чем жить и куда отсюда уехать, а "деревня живет своей жизнью. Или вернее, своей смертью умирает..."

Роман "Затонувший ковчег", построенный по всем классическим канонам литературного жанра, вовлекает читателя в сложную сюжетную интригу, связанную с затерявшимся в глухих российских лесах поселением бывших раскольников, обитатели которого живут своей замкнутой "растительной" жизнью, не признавая проникающей повсюду цивилизации. Впрочем, автор не ограничивается изображением русской глубинки, отправляя своих героев в современный Петербург, сталкивая со зловещими сектами, обосновавшимися в самом центре города, расчетливо и хладнокровно ломающими жизнь, здоровье, психику людей, попавших под их влияние. В послесловии А. Варламов говорит о том, что им руководило "стремление распознать те вирусы, которыми поражено сознание современного русского человека". В сектантстве автор видит уход от реальности, "тотальное обезличивание", происходящее на фоне общего неблагополучия, и хочет предостеречь от этого соотечественников. Кстати, он признается, что видит в литературных кругах некий "прообраз тоталитарных сект для интеллектуалов" со своими вождями, правилами игры, с "невозможностью выйти за отведенные тебе кем-то границы". Эта схожесть подтолкнула автора к "одной, быть может, рискованной параллели". В "Затонувшем ковчеге", - откровенничает А. Варламов, - "я зашифровал некоторые события литературной жизни девяностых годов, свидетелем и участником которых мне довелось быть, а за образами главных героев скрываются знакомые мне очно и заочно писатели и критики". Справедливости ради заметим, что эту литературную шараду пока еще никто не разгадал, имеющиеся ввиду реальные прототипы и факты так никем и не узнаны.

Веллер М. Самовар // Дружба народов. - 1997.- № 3. - С. 8 - 81; То же. - СПб.: Издат. дом "Нева", 1997. - 399с.

Еще одна книга Михаила Веллера (р. 1948), некоторые главы которой печатались в журнале "Новая Юность" (1996. № 4-5).В одном из интервью автор назвал это сочинение своей главной книгой, но ошибутся те читатели, которые решат, что уютное домашнее название "Самовар" - приглашение к свойственной М. Веллеру ироничной беседе о сегодняшнем (или недавнем) нашем житье-бытье, наподобие прежних, полюбившихся публике его книг "Ножик Сережи Довлатова", "Хочу быть дворником", "Легенды Невского проспекта". На самом деле - это очень жесткое, во многом шокирующее повествование, в котором если и присутствует юмор, то мрачный. И "самоварами" здесь называют собранных в одной больничной палате мужчин-инвалидов, у которых в силу разных обстоятельств "под самый корень нет рук и ног". Их жизненные истории как бы очерчивают невеселый круг известных общественных событий: ГУЛАГ, Карибский кризис, ввод советских войск в Чехословакию, война в Афганистане, землетрясение в Армении и т.д. Плюс горестные судьбы молодых целинников, подводников, вертолетчиков, танкистов, которые с открытым сердцем шли служить Родине, но, став инвалидами, оказались никому не нужны и даже изолированы. Последнее, впрочем, требует уточнения. Ведь, по замыслу автора, герои повествования содержатся в засекреченной клинике, а парадоксальные идеи, возникающие в их изнемогших от безысходности головах, тщательно фиксируются и используются сотрудниками спецслужб, становясь основой для целого ряда политических акций. И все-таки главная отличительная особенность книги - откровенная приземленность изображения. Ведь когда сам автор предупреждает читателя: "Это очень неприличная книга. В ней много неприличных слов, неприличных сцен, а главное - неприличных мыслей... Честно говоря, возможно, лучше и вам ее не читать. Возможно, ее вообще писать не следовало...", - такие слова не только кокетство литератора, но и вполне трезвое размышление.

"Дайте наконец Веллеру Букера! Может, тогда он перестанет писать романы”, - озаглавивший так свою рецензию (Лит. газ. 1997. 16 апр. С. 11) критик М. Борисов считает эту книгу не самым удачным произведением талантливого автора и надеется, что тот вернется в "свой родной жанр" и создаст еще множество "милых вещиц", в основу которых снова будут положены байки, миниатюры, ироничные беседы с читателем.

Голованивская М. Противоречие по сути (Contradictio in anject): Маленький роман // Октябрь. - 1997. - № 2. - С. 81 - 121.

Лирическое повествование Марии Голованивской - еще одна история любви. Это внутренний монолог достаточно опытного неженатого мужчины, до умопомрачения, до болезни влюбленного в некую загадочную Наташу, которой он некоторое время давал уроки итальянского языка. Ихтиолог по профессии, герой произведения, возвращаясь домой с научной конференции, проходившей в одной из стран Европы, всю дорогу мучительно перебирает в памяти подробности встреч и разговоров с этой молодой, независимой, всякий раз удивлявшей его своей непредсказуемостью женщины. Ведь ему так и не удалось узнать точно, кто она на самом деле, как живет и чего добивается в жизни; понять, что из рассказанного ею о себе соответствует действительности, а что - просто фантазия, текст для упражнений на разговорную тему. То, что герой не позволил себе (хотя и мог бы) выйти за рамки предложенной игры, во многом - результат болезненных комплексов этого человека, увлекающегося, но достаточно рационального, чтобы понять, что его скромное существование не для этой уверенной в себе, привыкшей к респектабельности современной женщины. Может быть, именно в таком несоответствии и заключается "противоречие по сути", мешающее счастью и составляющее драму сегодняшних взаимоотношений “сильного” и “слабого” пола.

Гостева А. Дочь самурая : Повесть // Знамя. - 1997. - № 9. - С. 85 -107.

Прозаический дебют студентки физического факультета МГУ Анастасии Гостевой (р. 1975), выпустившей в 1993 г. в издательстве "Голос" сборник стихов "Слепые акварели", привлек внимание литературной общественности (см. интервью, взятое у молодой писательницы О. Кучкиной - "Дочь самурая: весть" // Лит. газ. 1998. 11 марта. С.6). Текст А. Гостевой, отмеченный премией журнала по итогам года, "зацепил" читающую публику своим содержанием, стилем, той особой раскованностью творческой манеры и авторского мироощущения, в которых одни (например, А. Немзер // Дружба народов. 1998. № 1. С. 162) увидели "редкостную претенциозность", другие - обнадеживающую весть о появлении совершенно нового поколения, впервые так явственно проявившего себя в литературе. Написанная в форме напряженного, изобилующего современными образами и понятиями монолога повесть "Дочь самурая" трактуется как попытка молодой героини( или самого автора?) "прорваться к себе настоящей сквозь все напластования, которые связаны с воспитанием, образованием, предрассудками". Судя по интервью, напечатанному в "Литературной газете", здесь нашли отражение некоторые автобиографические моменты, но это, конечно, лишь общая канва, на которую автор нанизывает витки своего сегодняшнего эмоционально-духовного восприятия жизни, окружающей действительности, человеческих отношений. Ставя во главу угла сопоставление двух составляющих бытия, двух независимых и в то же время глубоко связанных личностных миров Мужчины и Женщины - двадцатитрехлетний автор высказывает свои пристрастные суждения, основанные на некоем реальном опыте судьбы. В них открывается своеобразие ощущений и представлений тех, кто вступил в этот мир в последние десятилетия и для кого хаос нашей жизни - естественная (хотя совсем не безвредная) среда обитания. Одна из самых привлекательных сторон написанного А. Гостевой, - умелое обращение со словом, своего рода игра слов, придающая "Дочери самурая" особую ритмику, выразительность и афористичность звучания.

Гранин Д. Страх // Нева. - 1997. - № 3. - С. 133 - 174.

"В жизни моего поколения страх занял слишком большое место. Мне захотелось рассчитаться с этим чувством, попробовать взглянуть ему в глаза, не уклоняться, а спокойно рассмотреть, что это за штука", - пишет Даниил Гранин (р. 1918) в небольшом вступлении к циклу эссе. Понимая, что "осмыслить природу страха во множестве ее видов - дело философов и психологов", автор хочет рассказать о том, что испытал сам и что испытывали люди вокруг него. В поле его зрения - анатомия страха, рожденного советской действительностью, с ее шпиономанией, классовой враждой, боязнью компромата и анкетных несоответствий, угрозой партийных взысканий, разоблачений, проработок с последующими увольнениями, отчислениями, арестами, тюремными сроками и расстрелами. Он рассматривает также естественные страхи, сопровождающие человека в жизни (страх смерти, страх за близких, страх перед Временем), обостренные отторжением народа от религии, говорит о смещении и перерождении понятия страха в условиях ленинградской блокады и во фронтовой обстановке. Чувства, пережитые автором (совсем еще юным) на войне в 1941 году, яркий урок преодоления страха, преподнесенный Михаилом Зощенко в 1954 г. на собрании ленинградских писателей, участником которого был и Д. Гранин, - все это живые иллюстрации к размышлениям писателя. "Душа человека - это арена борьбы добра и зла, страха и отваги. Их поединки у каждого проходят по-своему. Достигнуть свободы можно лишь преодолев страх", - таково авторское резюме написанному. Отрывок, посвященный М. Зощенко, читатели помнят по публикации в "перестроечном" "Огоньке", еще у В. Коротича.

Грекова И. Свежо предание: Роман. - М-: Текст, 1997. - 255 с.

Роман И. Грековой, написанный еще в 1962 г., впервые был опубликован в США в 1995 г. Российские читатели увидели его только спустя 36 лет. Авторское предисловие предельно короткое, всего в две строчки, вместило в себя ту проблему, из-за которой роман “отсидел” положенный ему срок в знаменитом сейфе Твардовского: “Все газетные цитаты, приведенные в книге, - подлинные. Автор по национальности - русский”. Его можно отнести к одним из самых смелых произведений нашей прозы середины века. Коротко говоря, роман о судьбах еврейской семьи в России первой половины ХХ в. Выразителем жизненной трагедии российских евреев стал главный герой романа - Константин Исаакович Левин, чья судьба вобрала в себя все приметы эпохи. Начнем с того, что он родился в 1917 г. Страницы о детстве героя необычайно трогательные и нежные, от упоительного радужного солнечного зайчика на стене до познавательной беседы с одноклассником и чтения “Тараса Бульбы”. Вот тогда и возникает вопрос: “Мама, я жид?” Раннее сиротство, неразделенная первая любовь - это всего лишь мелкие уколы судьбы, как бы разминка перед неотвратимой драмой. Далее - потеря в войну жены и сестры, ранение, блокадный Ленинград. Послевоенные годы работы в научном институте, защита диссертации - как бы затишье перед бурей. Но в общем тогдашнем фоне чувствуется неумолимое надвижение беды. Вот тут-то в жизнь героя входят те самые газетные цитаты и понятие “борьба с космополитизмом”, о которых говорилось в авторском предисловии. В результате - потеря любимой работы, ссора с другом детства и в финале сумасшедший дом и смерть, оставшаяся за кадром. Жена Левина видит лишь запись на больничной карточке - тоже символ времени. Тяжесть ноши Константина Левина - “это не столько трагедия русского еврея, сколько трагедия советского интеллигента, на которую лишь накладываются проблемы национальности”, - пишет в рецензии “Мама, я жид?” О. Вронская (Лит. газ,, 1997. 2 июля. С. 11). Недаром судьба друга Левина Юрия Нестерова ничуть не проще: он исчезает в недрах Лубянки.

Демидов Г. Два рассказа / Предисл. В. Шенталинского; Публ. В. Г. Демидовой // Новый мир. - 1997. - № 5. - С. 116 - 145.

Это первое знакомство читателей с талантливым автором, человеком трагической судьбы. Автор представленных здесь ярких, талантливых, запоминающихся произведений Георгий Демидов (1908 - 1987) - физик, в 1938 г. попавший в полосу сталинских репрессий и отсидевший в ГУЛАГе 18 лет. Он прототип одного из рассказов В. Шаламова ("Житие инженера Кипреева"), который называл Г. Демидова одним из самых умных людей, встреченных на Колыме. Литературное творчество, запечатлевшее крестный путь самого автора, из-за преследований КГБ было не только скрыто, но и практически уничтожено (все экземпляры рукописей изъяты, черновики сожжены). В 1980 г. семидесяти-двухлетний писатель "остался без единой строки". Лишь в наши дни (уже после его смерти) "в результате длительных и упорных усилий" рукописи Демидова были возвращены его дочери. В составивших публикацию рассказах "Люди гибнут за металл", "Художник Бацилла и его шедевр" с большой художественной выразительностью воссозданы картины лагерной жизни, трагические портреты наделенных талантом творческих людей, оказавшихся в этом рукотворном аду и сгинувших там, приняв свою мученическую судьбу.

Джин Н. Иосиф Сталин. Учитель / Лит. запись: Нодар Джин // Дружба народов. - 1997. - № 9. - С. 7 - 143.

Дав волю собственной фантазии, Нодар Джин (давно уже живущий на Западе) предлагает читателю большой роман, написанный от лица... Иосифа Сталина и озаглавленный "Учитель". Центральный персонаж произведения (отдаленно напоминающий образ Вождя из искандеровских "Пиров Валтасара") сам рассказывает о себе, о своем ближайшем окружении, не без иронии изображает друзей-соратников (Берию, Маленкова, Хрущева, Булганина), истово выполняющих свои обязанности генерала Власика, шоферов, охранников и обожающих Хозяина женщин из числа домашней прислуги. Основное действие происходит в день семидесятилетия вождя на даче, где, вернувшись с торжественного заседания, он сначала отдыхает, а потом отмечает событие в узком кругу с теми же соратниками и приехавшим на праздник Председателем Мао. В этот вечер Иосиф Виссарионович часто вспоминает о своем детстве, учебе в семинарии, о своих отношениях с отцом и матерью, о своей умершей жене Наде, присутствие которой он продолжает внутренне ощущать. Попутно он касается множества известных лиц и событий (например, судьбы поэта Мандельштама), давая свою интерпретацию происходившему. Но это не просто история Сталина, рассказанная им самим. Философская подоплека произведения, которое А. Немзер (Взгляд на русскую прозу в 1997 году // Дружба народов. 1998. № 1. С. 160) обозначил как "эссе Нодара Джина на сталинско-иудейско-гностические темы", гораздо сложнее и запутаннее. Ведь Учитель, о котором идет речь в названии, - это не сам Сталин и даже не, как многие в романе уверены, Владимир Ильич. Настоящим своим Учителем еще со времен пребывания в семинарии герой романа считает распятого на Кресте Иисуса Христа. Именно к нему обращает он свои самые сокровенные суждения о людях, о народах, об устройстве и судьбах мира. Читателю предстоит самому разобраться в непростых поворотах мысли и толкованиях евангельских текстов и постулатов, чтобы понять, какой обвал в жизненную философию героя привносит появление приведенного Лаврентием некоего майора Панисмедова, представившего "доказательства" того, история Христа не более чем "миф, который следует воспринимать не буквально, а аллегорически". Ответить на некоторые вопросы отчасти поможет сам автор, с которым о замысле и содержании его нового романа беседовал член редколлегии журнала: Джин Н. Не люблю, когда навязывают политику / Беседу ведет Л. Бахнов // Дружба народов. 1997. № 12.С. 209 - 215. Из этого материала можно узнать также, что Нодар Джин - в прошлом один из самых молодых докторов философских наук в СССР - эмигрировал в США "от скуки. От лжи... Искать самого себя", что он написал книгу "История моего самоубийства" (Роман в 100 картинах. - М.: Худож. лит., 1995), где, в частности, рассказал о своем идеологическом конфликте и судебном разбирательстве с радиостанцией "Голос Америки", сотрудником которой являлся. В настоящее время работает на Би-Би-Си.

Добродеев Д. Путешествие в Тунис : Повесть // Дружба народов. - 1997.- № 11. - С. 36 - 70.

Путевые заметки, в которых автобиографические мотивы растворяются в картинах, сюжетах и образах, рожденных воображением художника, окрашенных и видоизмененных его творческой фантазией. Стиль, структура, художественная манера повествования, как замечено в статье Н. Александрова "Синдромы: Некоторые литературные приметы 1997 года" (Лит. обозрение. 1998. № 1. С.60), во многом перекликаются с книгой "Возвращение в Союз", сделавшей Дмитрия Добродеева букеровским финалистом 1997 года. Здесь "все тот же дробящийся на мелкие, в общем-то, сюжетно самостоятельные эпизоды рассказ, все тот же оттенок абсурда и ирреальности, несмотря на пространственно-временную конкретность и натуралистическую гипердотошность и педантичность в описании реалий". Сорокашестилетний герой произведения - русский эмигрант, покинувший страну в конце 80-х, в мае 1996 года решает отдохнуть в экзотической обстановке африканского континента и отправляется туристом в Тунис. Жизнь в отелях, встречи с "новыми русскими", поездка в Сахару, интерес к местным путанам и приезжим красавицам из Петербурга, разнообразие напитков, пресыщенность и поиски новых развлечений, и, наконец, "открытый финал", ничего не проясняющий в дальнейшей судьбе героя, а также "подчеркнуто отстраненное переключение повествователя от первого лица на безлично-авторский рассказ", - все эти содержательные признаки повествования не исчерпывают его своеобразия. Главное в поэтике повести, как справедливо сказано у Н. Александрова, - то, что "мельтешение типажей, названий, предметов, пестрый, постоянно меняющийся калейдоскоп производят впечатление иллюзорного, как будто осыпающегося мира, скольжение по поверхности неожиданно намекает на суть вещей, и то, что могло бы быть обыкновенными очерками журналиста, вырастает в художественную прозу".

Екимов Б. Наш старый дом : Повесть // Новый мир. - 1997. - № 7.- С.3 - 48.

Автобиографическая повесть, в которой Борис Екимов (р. 1938) рассказывает о своей семье, поселившейся когда-то в крепком деревянном доме на берегу реки Дон. Теперь этот дом состарился - "горбится, усыхает, уходит в землю", как его последняя хозяйка. "Они умрут вместе - мама и старый дом", - думает герой-рассказчик, по ночам прислушиваясь к скрипам и стукам. "Старый дом мой - словно старый человек; в непогоду ему неможется: он охает, стонет, тяжко вздыхает, жалуясь, и порой потихоньку плачет". "Вместе с ним уходит старая жизнь, с которой наступила пора прощаться, потому что нет в мире вечного". Дорогие воспоминания послевоенных детских лет, лица близких, их характеры, поступки, приметы сельского быта - все это оживает в повести, увиденное уже умудренным "сегодняшним" взглядом, добавляющим нежности и грусти. Повествование исполнено доброго сочувствия простым людям, прожившим трудную жизнь и умевшим радоваться каждому дню и радовать тех, кто был с ними рядом. В то же время автор с горечью отмечает многие невеселые тенденции развития действительности, говорит о несложившихся, загубленных судьбах. Повествование о близких постепенно переходит в зарисовки сегодняшней жизни этих мест, в галерею портретов соседей - тех, кто обитает теперь неподалеку от "старого дома", который все еще "живет, дышит, наполняет душу теплом".

Ермаков О. Транссибирская пастораль : Роман // Знамя. - 1997. - № 8. - С. 10 - 88.

Тема Афганистана, опыт войны, запечатленный пером очевидца и участника событий, - своего рода визитная карточка Олега Ермакова, автора целого ряда талантливых рассказов и романа "Знак зверя", в 1993 г. выдвигавшегося на Букеровскую премию. Новое произведение писателя, казалось бы, уводит совсем в другой мир. Его герой - 17-летний Даниил Меньшиков уезжает из родного среднерусского городка в Сибирь (“туда, где встает солнце”) на поиски “молодости и свежести”, новых впечатлений, больших чувств и сильных людей. Автор неторопливо прослеживает его путь по стране в вагоне поезда через Урал до Байкала, его путешествие по прибайкальским местам, рисует людскую жизнь, простой быт, незамысловатые развлечения, и - как бы отдельно существующую и мощно звучащую жизнь природы. Прозрачные воды, таежные тропы, потревоженный хозяин тайги - медведь, красочная смена времен года - все это "ложится" на настроения молодого героя. Оставшийся работать в заповеднике, он учится понимать жизнь, окружающий мир, природу, узнает, как выживать в одиночестве и как вести себя с людьми, встречает немало колоритных личностей, наконец переживает нежную юношескую влюбленность. Критики (А. Латынина. Беспечный кочевник перед бурей // Лит. газ. 1997. 8 окт. С.11; А. Немзер. Взгляд на русскую прозу в 1997 году // Дружба народов. 1998. № 1.С.160 - 161) сетуют на "медлительность", растянутость, незавершенность повествования. Но они же обращают внимание читателей на то, что в редакторской сноске к публикации эта вещь обозначена как первая книга романа "Свирель вселенной", и потому жизнеописание Даниила Меньшикова по всей вероятности будет продолжено. А поскольку время действия здесь - конец семидесятых, и через несколько месяцев герою предстоит идти на армейскую службу, то и возникновение в дальнейшем афганской темы кажется почти неизбежным. Во всяком случае только вторая часть до конца раскроет авторский замысел. "И тогда, - пишет А. Латынина, может быть, неторопливый ритм нынешнего повествования, какая-то нарочитая замедленность действия покажутся оправданными? На смену томительному adagio грянет бурное allegro. Беспечный кочевник, свободно странствующий по миру, окажется захваченным страшной бурей. Пасторальную утопию слияния человека с природой сменит технократическая антиутопия, апокалипсис XX века. Но это в будущем времени. И в сослагательном наклонении..."

Ефимов И. Зрелища : Роман / Послесл. авт.// Звезда. - 1997. - № 7. - С. 4 - 93. Игорь Ефимов (р. 1937), живущий теперь в США, известен в нашей стране как автор большого исторического романа "Не мир, но меч", опубликованного в "Звезде" (1996. № 9 - 10). На этот раз журнал предоставил свои страницы его роману "Зрелища", написанному в середине 60-х годов. Это повествование о первых самостоятельных жизненных шагах молодого человека - Сережи Соболевского, мучительно переживающего собственные несовершенства, страдающего многими юношескими комплексами. Волею случая он оказывается в коллективе Народного театра, где одаренный режиссер ставит необычный спектакль, готовит зрелище, создание которого становится для героя произведения как бы частью его мироощущения. Сюжетный ход романа во многом определяют отношения внутри театральной труппы, влюбленность Сережи в исполнительницу главной роли - женщину старше и опытнее его. Самым неожиданным и сильным местом повествования оказывается финал, когда после шумного успеха спектакля, получив известность и приглашение на фестиваль в Москву, все вдруг теряют интерес к Сереже, и, оставшись один на один со своей тоской и внезапной болезнью, он неожиданно умирает. Оказывается, именно этот исход никак не устраивал издателей как “неприемлемый для советской литературы”. И тогда автор, который "очень хотел увидеть свое произведение напечатанным", переписал его окончание, воскресив героя. Но роман так и не был издан, а за долгие годы "блужданий по разным редакциям" первоначальный вариант оказался утерянным. Поэтому нынешнюю публикацию решено было оставить без финальной главы. "Часть персонажей, - пишет И. Ефимов в послесловии, - вырвалась со страниц, захватила власть, узнала себя и зарезала роман - разве это недостаточно драматичный финал?" Автор полагает, что читатель, “обогащенный опытом прошедших тридцати лет”, вправе домыслить судьбу главного героя. Заключая послесловие, автор приносит читателю извинения "за проявленную тридцать лет назад слабость - воскрешение героя по идеологическому заказу", а журналу "Звезда" - искреннюю благодарность "за воскрешение литературного произведения, за извлечение его из бездны подцензурного небытия".

Залыгин С. Ирунчик : Маленькая повесть // Новый мир. - 1997. - № 4. -С. 68 - 87.

Залыгин С. Уроки правнука Вовки : Маленькая повесть // Новый мир. - 1997. - № 7. -С. 54 - 79.

Две небольшие вещи маститого автора повествуют о наших рядовых соотечественниках, их сегодняшней жизни. Ирунчик - двадцатипятилетняя медсестра отделения хирургической травматологии, куда "скорая" свозит бомжей. Обычно сдержанная, деловая, она порой срывается до слез: невозможно работать без бинтов, без наволочек, без простыней! И все же она так бесконечно предана своей работе, коллегам, больным, делу, в котором заключается для нее смысл жизни, что это стало уже ее человеческой и женской сутью. И свою личную жизнь Ирунчик устраивает, как подсказывает сердце - просто, может быть, буднично, но сообразно потребности ее милосердной души. "Уроки правнука Вовки" - тоже довольно обыкновенная история взаимоотношений пенсионера Юрия Юрьевича с оставленным на его попечении двенадцатилетним правнуком. Два мира, два поколения - современный подросток и старый интеллигент - не то чтобы сталкиваются, а просто с некоторым удивлением присматриваются друг к другу, открывая для себя много нового. Кто у кого учится? Это в общем-то не так уж и важно. Главное, что обоим процесс общения нужен и полезен, и оба проявляют достаточно терпимости и понимания, руководствуясь добрым друг к другу отношением. Писатель не создает никаких иллюзий. Он просто зовет к необходимому диалогу.

Зантария Д. Золотое Колесо: Роман // Знамя. - 1997. - № 3. - С. 8 - 89; № 4. - С. 44 - 93.

В палитре русскоязычной прозы 1997 г. книга Даура Зантария выделяется особой причудливой красочностью, притчевой усложненностью образов, высокой символикой зашифрованного в тексте авторского понимания глобальных законов жизни человека на Земле и существования народов. Миф о владычице Рек и Вод, которая в наказание за людские просчеты покинула водоем, дававший жизнь древнему горскому народу, становится зачином произведения, в центре которого глубоко волнующая автора судьба его родной Абхазии, история, традиции, быт и предания абхазов, трагические события последних лет, связанные с началом военного абхазо-грузинского конфликта. Богатый этнографический материал, стремление автора нащупать "мифопоэтическую подоплеку" происходящего, фантастические образы, перемешанные с реалистическим описанием народной жизни, - таковы особенности произведения. Развитие жизни в круговороте времен предстает на страницах романа не только в преданиях и сказах, но и в истории целомудренно-наивного юноши Могеля, каждое изменение в психологии и поведении которого, по определению критика Д. Бавильского ("Одиночное плаванье методом погружения: Семь романов одного года". Глава "Сто дней одиночества" // Лит. обозрение. 1998. № 1. С. 68 - 69), "рифмуется с жизнью целого народа, экзаменуемого ныне либеральными ценностями". И даже в приключениях ставшей полноправной "героиней" повествования умной породистой собаки Мазакуль, которая, как считает А. Немзер ("Взгляд на русскую прозу в 1997 году" // Дружба народов. 1998. № 1. С.165 - 166), оказывается подчас "благороднее, тактичней и человечней людей", из-за "дури и мелочности" неспособных остановить надвигающуюся беду. "Собака, - пишет критик, - умеет смотреть вперед, ориентироваться в новых ситуациях, хранить собственное достоинство, умеет даже прощать. Ни одним из этих качеств люди "Золотого Колеса" похвастаться не могут. Поэтому их удел - война. И виноваты в ней не только описанные с жестким сарказмом "поэтичные" лидеры, но и все, кто так очаровывал нас на первых страницах. Виноваты все, кроме живности". Роман Д. Зантария (в прочтении Д. Бавильского) убеждает в мысли: "Все начинается с утраты и забвения первородных инстинктов и страхов, что невидимой сетью-паутиной связывали жизни разных народов в единое целое". Финал же произведения "оборачивается началом какой-то новой, до конца еще совершенно не понятой и на наших глазах творимой истории. В центре ее находится индивид, окончательно оторвавшийся от своих корней, какими бы они ни были. Род, семья, национальность - все в прошлом: нынче - холодный космос, когда от человека до человека, как от звезды до звезды".

Зорин Л. Авансцена . - М.: Слово, 1997.

Зорин Л. Тень слова : Повесть // Знамя. - 1997. - № 9. - С. 39 - 77.

"Общий контекст творчества, не сводимый к мемуаристике", - такого эффекта, по мнению А. Немзера (Дружба народов. 1998. № 1. С. 174), сумел достичь Леонид Зорин, завершивший свою многолетнюю работу над мемуарами выходом книги "Авансцена". "Мягкие автобиографические ноты", по словам того же критика, можно расслышать в другой публикации этого автора. "Одна из безусловных удач года, - считает А. Немзер, - лирическая, очень грустная и человечная, ускользающая от анализа повесть Зорина "Тень слова". Читателю предлагаются здесь отрывки из дневника и незаконченной рукописи героя-литератора, в которых постепенно проступает судьба писателя и человека, для которого служение слову стало ни то чтобы навязчивой идеей, но приобрело характер неотвратимой роковой силы, ведущей его по жизни и как бы переведшей его существование в другую "систему координат".

Зубчанинов В. Повесть о прожитом / Вступ. ст. О. Павлова // Октябрь. - 1997. - № 7. - С. 22 - 85; № 8. - С. 64 - 134.

Владимир Зубчанинов (1905 - 1992) крупный ученый-экономист, прошедший в сталинские времена (30 - 40 гг.) через воркутинские лагеря. "Повесть о прожитом", как пишет во вступлении О. Павлов, "восполняет и продолжает лагерную тему". Автобиографические записки, сделанные для себя, без стремления увидеть их напечатанными, выдержаны в спокойном повествовательном тоне. Хороший язык, ясность изложения, неоспоримое литературное дарование автора, его понимание сути происходивших в стране событий, умение сдерживать эмоции, рассказывая о том, что выпало пережить, давая фактам говорить самим за себя, - все это делает повесть заметной страницей художественной летописи ГУЛАГа. В статье “Не погибший в "Архипелаге"” (Лит. газ. 1997. 27 авг. С. 12) тот же Олег Павлов называет эти записки своего рода послесловием к общей лагерной эпопее, справедливо прочитывая в них не только свидетельство несломленного духа, но и понимание судьбы народа. Вспоминая о своем юношеском интересе к истории, В. Зубчанинов замечает: "Мне хотелось чувствовать, что за люди скрывались за историческими именами, как они жили, как выглядели, что говорили; представить себе тогдашнюю обстановку, тогдашний город, его улицы, толпу, так, чтобы, закрыв глаза, увидеть все как наяву". Сегодняшний читатель по его "Повести о прожитом" узнает, увидит и почувствует, как это все было.

Искандер Ф. Думающий о России и американец : Диалог // Знамя. - 1997. - № 9. - С. 7 - 34.

Иронический диалог, воспринятый критикой (Куклин И. Литературные журналы в 1997 году: Опыт путеводителя // Лит. обозрение. 1998. № 1. С. 81) как "возвращение Искандера" в качестве автора "Созвездия Козлотура", как бы подытоживает раздумья писателя о нынешней России, об особенностях стиля жизни, мироощущения, воззрений и поведения всех нас, живущих сегодня в этой стране. Чем наши соотечественники отличаются от своих современников на Западе, что движет их поступками, как они мыслят, чувствуют , воспринимают происходящее вокруг - обо всем этом неспешно рассуждает "думающий о России" интеллигент, в вестибюле московской гостиницы вступивший в беседу с остановившемся здесь американцем. Автор по сути обобщает здесь целый ряд своих запомнившихся читателям публицистических выступлений, придавая художественную завершенность собственному пониманию исторического момента, реальных, происходящих в обществе процессов, затрагивающих духовную жизнь людей. "Эта публикация, - пишет А. Немзер ("Взгляд на русскую прозу в 1997 году" // Дружба народов. 1998. № 1. С.161 - 162), - не варьирование фирменных "чегемских" моделей, а попытка беллетризации собственной умудренной иронической эссеистики, опыт игрового заземления интеллигентных статей о назначении России, человечества, народа и интеллигенции, которым в свою пору отдал дань не один Искандер". Любопытна и прочерченная автором модель отношения "думающего о России" к американцу, для которого он остается, в сущности, малопонятным, диковинным существом и к которому, в свою очередь, подходит с откровенной прагматичностью.

Канович Г. Парк забытых евреев : Роман /Послесл. - беседа с авт.// Октябрь. - 1997. - № 4.- С. 3 - 57; № 5. - С. 96 - 147.

Грустная и мудрая книга Григория Кановича - дань памяти людям старшего поколения, прожившим долгую и трудную жизнь и обреченным временем и обстоятельствами на одинокую, фактически нищенскую старость. "Парк забытых евреев" - это Бернардинский сад в Вильнюсе, куда приходят герои романа, -старики, потерявшие своих близких и ищущие общения, чтобы вспомнить о прожитых годах, о дорогих им людях, поговорить о том, что их волнует и тревожит. В эти последние дни "истончившейся" жизни они, "никому не нужные, кроме своих покойников", словно погружаются в иную реальность, где живы все, кто им дорог, и где они, всех простив и ничего не ожидая, из последних сил помогают друг другу. Собственно содержание романа - бесконечный внутренний монолог бывшего портного Ицхака Малкина, поток его воспоминаний и дум, лишенных суетности и сосредоточенных на том, что было и осталось главным в его человеческой судьбе. Философское отношение к смерти, предстающей как естественный переход туда, где уже скрылась вся прежняя жизнь еврейского местечка, когда-то существовавшего в этих краях, - таков общий тон этого произведения. Автор, живущий сейчас в Израиле, говорит в послесловии: "Я знаю, никакая книга не в силах возродить то, что стерто с лица Земли, проще говоря - воскресить из мертвых. Но литература может и должна помочь каждому человеку независимо от его национальности и вероисповедания укрепиться в непреложности заповеданной нам библейской истины: что нет на свете больших ценностей, чем любовь к ближнему и памятливое уважение к его трудам и могилам". Роману "Парк забытых евреев" посвящена отдельная глава ("Коричные лавки. Кадиш") в критическом обзоре Д. Бавильского "Одиночное плаванье методом погружения: Семь романов одного года" (Лит. обозрение. 1998. № 1. С. 67 - 68 ).

Клех И. Крокодилы не видят снов : Берлинская повесть // Октябрь. - 1997. - № 3. - С. 80 - 97.

Психологические этюды, выстроенные по принципу сопоставления двух, казалось бы, далеких человеческих судеб, двух разных миров, двух неожиданно схожих своей глубинной неустроенностью душ. Избегая лобовых соответствий, автор выразительными штрихами набрасывает портреты двух героев - мужчин среднего возраста, волей судеб на некоторое время оказавшихся под одной крышей. Один из них немец, преподаватель физкультуры, хозяин приобретенного в кредит коттеджа, за который ему предстоит расплачиваться до старости, другой - его постоялец, приехавший из России в длительную командировку. Каждый из них при внешней деловитости и вполне сложившемся образе жизни в общем-то одинок, недоволен тем, что преподнесла ему судьба, и нуждается хотя бы во внимательном собеседнике. Но современный мир устроен так, что, даже постоянно встречаясь, каждый живет и мучается сам по себе, и даже открывшаяся вдруг человеческая драма ничего не изменит в их, чисто внешних, иногда чуть раздраженных отношениях, не сделает ближе тех, между кем обнаруживается немало общего.

Кошелева И. Пламя судьбы. - М.: Букмэн, 1997. - 348 с.

Не откладывайте книгу в сторону, она не из серии “Афродита”, хотя это и женский роман. Нет смысла пересказывать всем известную историю любви, женитьбы, вечной разлуки знаменитого графа Шереметьева и его крепостной актрисы Параши Жемчуговой, сокрушившей сословные и возрастные преграды. Шереметьеву было за тридцать, а Параше - тринадцать, он богат, европейски образован, она - его собственность, хоть и талантливая актриса, но все же дикарка рядом с ним. Она была даже не во вкусе графа (судя по предыдущим опытам) и совсем не красавица, но чувство к ней было настолько глубоко, что после смерти Параши, граф сошел с ума. Конечно, роман построен на документальной основе. И хотя автор вводит и много допущений, они органично вплетены в повествование.

Крестовский В.В. В дальних водах и странах / Сост., вступ. ст. и примеч. С.С. Москаленко . в 2 кн. - М.: Век, 1997.

Кн. 1. 415 с.

Кн. 2. 389 с.

Всеволод Владимирович Крестовский (1839-1895) - поэт, прозаик, публицист и журналист. Сын потомственного дворянина и уланского офицера он еще в гимназии писал стихи и занимался переводами; его первое опубликованное произведение - перевод оды Горация (1857). Крестовский был разносторонне одаренным человеком - он музицировал, пел, рисовал, считался замечательным рассказчиком, чем снискал признание в литературных салонах и кружках. В то же время он отличался редким непостоянством, быстро и резко менял свои убеждения и привязанности. Так, от сотрудничества в сатирическом журнале “Искра”, органе революционной демократии он пришел к осуждению и высмеиванию Чернышевского и его романа “Что делать?”.

Наиболее известное произведение Крестовского - Роман “Петербургские трущобы” (1864-1867) - многоплановое, многогеройное произведение, представляющее собой, по удачному определению одного из критиков, “смесь сливок общества с его подонками” ( на основе романа был создан телесериал “Петербургские тайны”, имевший большой успех у зрителей).

Значительное место в творчестве Крестовского занимает военная тема. Его перу принадлежат “История 14-го уланского Ямбургского полка”, “Очерки кавалерийской жизни” и др. Во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Крестовский был первым русским журналистом, официально прикомандированным к штабу действующей армии.

Очерковая проза Крестовского связана с его служебным положением. В 1880-1881 гг. он выполнял обязанности секретаря при начальнике Тихоокеанской эскадры. Книга “В дальних водах и странах” представляет собой путевые заметки Крестовского - участника экспедиции адмирала С.С. Леовского и его штаба из Одессы в Японию и Китай через Босфор, Средиземное море, Суэцкий канал и Индийский океан. В путевых заметках ярко раскрылся недюжинный талант писателя как наблюдательного путешественника, талантливого бытописателя, владеющего образным, выразительным слогом.

Кунины Е. и И. Октаэдр : Фантаст. роман в 2-х ч. / Публ., предисл. и послесл. С. Гиндина // Знамя. - 1997. - № 4. - С. 104 - 138.

Этому фантастическому, с юношеским задором написанному роману исполнилось уже 75 лет. Его создали в начале 20-х годов брат и сестра студенты Евгения и Иосиф Кунины, видевшие себя в мечтах профессиональными литераторами. В жизни все получилось сложнее. Иосиф Филиппович в конце концов стал библиографом, редактором в журнале "Советская музыка", автором биографических книг о Чайковском, Римском-Корсакове, Мясковском. Евгении Филипповне пришлось "сменить мать у зубоврачебного кресла", но при этом она всю жизнь писала стихи, публиковала переводы (в их числе переписка Мюссе с Жорж Санд). В 1990-е она стала известна как автор воспоминаний о Б. Пастернаке, лирической трагедии "Франческа да Римини", выпустила поэтический сборник “Самое дорогое” (М.: Отечество, 1994).

Фантастические события романа “Октаэдр” происходят не в будущем, а в том настоящем, в котором живут авторы-повествователи и их предполагаемый читатель. "Герои со странными иноплеменными именами и таинственное Братство, объединяющее их, погружены в реальную обстановку Москвы и отчасти Петрограда". Причем у читающего роман не остается сомнений в том, что создатели "Октаэдра" хорошо знают не только изображенный ими мир, но и своих героев. "Однажды, - свидетельствует С. Гиндин, - когда мне привелось расспрашивать их обоих о романе, Евгения Филипповна сказала: "Мы просто собирались вместе каждое утро, садились и начинали думать, а что стало бы с нашими друзьями, если..." Молодая затея, наивно-шутливый роман, свидетельствующий об атмосфере беззаботного веселья и тогдашнем настрое московской студенческой молодежи, учившейся у В. Брюсова, дружившей с Б. Пастернаком, Н. Асеевым, А. Адалис, как теперь можно понять, оказался глубоко связан с тем тревожным временем. Он заканчивается страшным катаклизмом, чуть ли не гибелью всей цивилизации, а вслед за этим - открытием новой лучезарной Атлантиды, общества, опирающегося прежде всего на мощь знания. Как видно из послесловия ("О некоторых символах и прототипах "Октаэдра"), в основу "причудливых" образов положены вполне реальные яркие, теперь уже почти забытые, творческие личности. В этом смысле публикация романа - своего рода напоминание о них, возможность ближе рассмотреть "черточки их характеров и поведения" в юношеские годы, а так же повод задуматься о том, как "распорядилось жестокое двадцатое столетие" многими человеческими и творческими судьбами.

Кураев М. Золотуха по прозвищу Одышка : Маленькая повесть // Новый мир. - 1997. - № 11. - С.118 - 137.

Небольшая повесть известного петербургского прозаика Михаила Кураева (р. 1939), написанная в 1997 г. и посвященная памяти Андрея Синявского, - еще один, тщательно выстроенный аргумент в процессе осуждения советского тоталитаризма. Концерт в Ленинградской филармонии, где исполнялась хоровая оратория Д. Шостаковича "Песнь о лесах", становится поводом для воспоминаний о целой цепочке событий ноября 1949 года, когда страна готовилась отметить семидесятилетие Сталина. Подарки вождю готовили взрослые и дети, каждый старался, как мог. Приехавший в Ленинград Георгий Маленков занимался чисткой городской партийной организации, руководящая верхушка которой попала в немилость, была арестована и обвинена во вредительстве и измене. А ученик 4-го класса Золотарев - "Золотуха по прозвищу Одышка" - участник юбилейного концерта, где пел с другими "Пионеры сажают леса", собственноручно, несмотря на слабое здоровье, собравший килограмм желудей для лесозащитных полос, решил еще и совершить самоотверженный поступок: взять на себя вину за чей-то хулиганский поступок, чтобы весь класс не держали после уроков в школе. В том, как отнеслись к его искреннему порыву товарищи и учителя и как "система" распорядилась с наивным мальчишкой, видятся писателю черты эпохи. "Безликий школьник и первое лицо в городе, недалекий и совестливый мужик, вас зарифмовало, как гром и эхо, безжалостное время, присвоившее себе безраздельное право на честь и бесчестье", - такова мораль произведения, сформулированная самим автором.

Лазарев Л. Записки пожилого человека // Знамя. - 1997. - № 2. - С. 173 - 202.

“Моя внучка, еще до школы выучившая наизусть очень понравившееся ей лермонтовское "Бородино", спросила меня: "Дед, а тебя ранили на Бородинском поле?"” Этой грустно иронической фразой известный критик и журналист, ветеран Великой Отечественной войны Л. Лазарев (р. 1924) заключает свои "записки пожилого человека". В отличие от опубликованных ранее документальных хроник, посвященных его работе в "Литературной газете" 50 - 60-х гг. ("Шестой этаж" // Знамя. 1993. № 6; Дружба народов. 1994. № 4), настоящая публикация представляет собой подборку любопытных фактов, свидетельств, высказываний, которыми богата память прошедшего большой жизненный путь, много и многих повидавшего человека и литератора. "Это не жизнеописание, это накопившиеся за долгую жизнь и вдруг вспомнившиеся какие-то случаи, истории, чьи-то рассказы. Они, - замечает автор, - не связаны друг с другом, не объединены общим сюжетом, но, кажется мне, содержат те живые подробности ушедших лет, которые сито исторических трудов не удерживает, а без них трудно воскресить атмосферу ушедшего времени". Это время - отчасти сталинская эпоха, фронтовой опыт Великой Отечественной войны, но более всего послевоенные десятилетия, с которыми связана активная литературная деятельность автора. В интересном, порой неожиданном, но всегда убедительном контексте записки Л. Лазарева "высвечивают" имена М. Шолохова, И. Сталина, Н. Хрущева, Г. Жукова, Е. Фурцевой, М. Храпченко, В. Катаева, В. Лебедева-Кумача, В. Шкловского... И, конечно же, близких друзей автора - К. Симонова, Б. Балтера, А. Адамовича, а также многих других деятелей культуры 50 - 60-х гг. Они доносят до читателя выразительные штрихи, характеризующие обстановку в стране, конкретных людей, мысли о ходе истории, ее парадоксах, о нелегкой, но очень важной для человека необходимости во все времена оставаться самим собой.

Лазарчук А., Успенский М. Посмотри в глаза чудовищ. - М.: АСТ-СПб.: Terra Fantastika, 1997. - 640 с. - (Вертикаль).

Сообщество известных российских фантастов новой генерации (выступающих также и в жанре детектива) породило на этот раз настоящего героя-супермена, великого поэта, которому запрещено писать стихи и предоставлена возможность противодействовать чудовищному бытию нашего столетия, совершать подвиги, побеждать зло. Знакомьтесь: Николай Степанович Гумилев. По воле авторов, он, выкупленный из лап чекистов тайной организацией, проходит мистическое обучение на Мадагаскаре. Оттуда он начинает свой путь благородного рыцаря-мага - вплоть до наших дней.

Как и полагается, в книге есть все необходимое современному бестселлеру: бандиты, тайные союзы и ордены, непрерывная стрельба и немного любви. Оказывается, Гумилев послужил Яну Флемингу прообразом Джеймса Бонда, он же разгадал тонкую психологическую игру Агаты Кристи, у него страстный роман с Марлен Дитрих, он оказывает тайное влияние на ход событий Отечественной войны, нарушая правила тайного ордена, воздает по справедливости партийному негодяю тов. Жданову, излечивает безнадежного ракового больного из бывших зеков (а кто этот бывший зек - читатели, конечно, догадываются). Вообще роман напоминает некое “Поле чудес”, чьи кроссворды и ребусы приходится постоянно разгадывать. К примеру, сатирическое изображение гитлеровского оккультного института явно смахивает на описание НИИЧаВо у братьев Стругацких. Или, скажем, встреча Гумилева на первом писательском съезде с улыбчивым, круглолицым детским писателем. Пройдя все испытания, наш герой выдерживает и самое последнее испытание “чудовищ”, отказываясь принять другую реальность. Он не рассыпается в прах, как другие члены тайного ордена, а обретает бессмертие.

“Что делает этот роман произведением многоразового использования? - размышляет А. Василевский в статье “Он нашелся” (Новый мир. 1997. № 11. С. 211-217). - Думаю, вставные эпизоды, занимающие не менее половины текста и построенные на том, что известные по истории и художественной литературе события и обстоятельства получают новое фантастическое истолкование и объяснение”.

Лимонов Э. 316, пункт “В”: Роман. - М.: ВАГРИУС, 1997. - 304 с.

Экстравагантная исповедальная проза Эдуарда Лимонова хорошо знакома российскому читателю по знаменитым “Эдичке”, “Палачу”, “Великой эпохе”. В новом остросюжетном романе, названном столь необычно и таинственно, писатель впервые выступает в жанре социальной антиутопии. Приоритет государства над личностью - неотъемлемый атрибут тоталитаризма. В произведении рассказывается об очередной модификации упомянутого строя, датированной самым ближайшим завтра, а точнее 2015 годом, спустя 7 лет после ядерной войны между США и Россией. После подобной катастрофы, когда за одни сутки погибло 56 миллионов человек, при всеобщей апатии и безволии, правительства США и Российского Союза провели законы, согласно которым стариков в возрасте 65 лет (в США) или 68 лет (в Российском Союзе) следовало уничтожать, решая таким образом демографическую проблему.

Фантастические допущения в романе минимальны (например: выведение расы людей неразмножающихся: возделанные из клеток, они не будут оставлять потомства - чем не клонирование). В основном же, государство в романе “316, пункт В” устроено совершенно так же, как и современное. Те же учреждения, должности, полиция, дипломатия. Не случайно Э. Лимонов придал своему роману пугающую силу реализма. Все зло сосредоточено здесь в великом инквизиторе ХХI секретаре американского департамента Демографии Дженкинсе. Исповедуя полную безнаказанность и бесконтрольность государственной силы по отношению к обществу, чуждый любых человеческих слабостей, он искренне верит, что такая власть священна и она не может быть преступной, даже при ужесточении закона “316, пункт “В”. В романе, как и полагается, существует главный герой, подлежащий уничтожению русский эмигрант, писатель Ипполит Лукьянов. Борясь за свою жизнь, скрываясь в трущобах Нью-Йорка, он обнаруживает удивительное сходство с мистером Дженкинсом, основным претендентом на президентское кресло. Нетрудно догадаться, что после гибели Дженкинса, его место занимает Лукьянов. Но это ровным счетом ничего не меняет. Государственная машина запущена и она моментально делает Лукьянова рабом, вынужденным продолжать политику своего предшественника. Книгу Эдуарда Лимонова уместно было назвать “роман-крик”, - пишет в рецензии “Крик в тюремном коридоре” Д. Володихин (Кн. обоз., 1998. 19 мая. С. 19). Человек, которого ведут какие-то кафкианские исполнители, долго не замечает, куда его направляют, и только осознав, что он уже в тюремном коридоре и что впереди камера со свирепыми уголовниками или “стенка”, кричит. Ему страшно. И может быть, ему хочется пробудить миллионы элоев от безмятежности: тюремный коридор ожидает всех!”

Личутин В. Раскол : Роман. Кн. 3-я. Вознесение // Наш современник. - 1997. - № 7. - С. 119 - 160; № 8. - С. 65 - 95; № 11. - С. 79 - 121; № 12. - С. 144 - 196.

Окончание третьей книги (начало см.: Наш современник. 1996. № 3 - 6; 11-12) романа Владимира Личутина (р. 1940), посвященного событиям XVII в., истории раскола русской церкви, связанного с именами патриарха Никона, протопопа Аввакума, боярыни Морозовой, царя Алексея Михайловича. Перед читателем раскрывается панорама жизни русского государства от суровых северных земель до далеких сибирских скитов, возникают картины московской жизни, быта царского двора. Выписанные сочными красками в зримых запоминающихся деталях оживают в романе страницы отечественной истории, эпизоды яростной и жестокой борьбы с инакомыслием староверов, непримиримых раскольников, готовых принять любую казнь, но не отступиться от своих убеждений. Главы, опубликованные в 1997 г., подводят итоги повествованию, рисуя последние дни царствования Алексея Михайловича, кончину патриарха Никона, расправу над Феодосьей Морозовой, казнь протопопа Аввакума. Массовые самосожжения раскольников, их скиты, затерянные в глухих таежных местах, северные монастыри, живущие своей несуетной, но напряженной жизнью - все это ярко запечатлено В. Личутиным. Действие романа заканчивается в начале 1690-х гг., когда после смерти унаследовавшего престол слабого здоровьем старшего сына Алексея Михайловича - Федора царем стал Петр Алексеевич, с приходом которого началась другая историческая эпоха.

Мелихов А. Высокая болезнь : Повесть // Октябрь. - 1997. - № 8.- С. 27 - 60.

Мелихов А. Роман с простатитом // Новый мир. - 1997. - № 4. - С. 3 - 58; № 5.- С.9 - 93; То же. - СПб.: Лимбус Пресс, 1997. - 464 с. - (Мастер).

"Пожалуй, самая большая опасность для Александра Мелихова, - считает критик Д. Быков ("Поиск гипноза"// Лит. газ. 1997. 16 июля. С. 11), - попасть в разряд сочинителей, муссирующих модные темы". Его нашумевший в 1996 г. роман "Исповедь еврея (Изгнание из Эдема)", повесть "Эрос и Танатос", "перестроечно-рыночный" роман "Горбатые Атланты" продолжены "Романом с простатитом", самая первая фраза которого ("Уже мое рождение было бунтом против материи: я был зачат сквозь два презерватива") звучит вызывающе. Но элементы эпатажа и проявляющаяся местами некоторая инфантильность героя (Н. Иванова в одном из обзоров приписала автору "подростковые комплексы"), постепенно уступают серьезности осмысления им - уже немолодым мужчиной - своего эмоционального состояния, того болезненного столкновения Духовного и Телесного, через которое он мучительно пробивается на протяжении всего повествования. "Взаимоотношения со своим телом", "физиология, как на есть, без прикрас, стыдливых умолчаний, интеллигентских эвфемизмов", "тяжелая поступь жизни, уязвленная собственной уязвимостью, скоротечностью, скорописью" таков, по мнению Д. Бавильского ("Одиночное плаванье методом погружения: Семь романов одного года" // Лит. обозрение. 1998. № 1. С. 71 - 72), "социокультурный пафос" произведения. "Простатит в романе, - как бы добавляет к этому И. Куклин ("Литературные журналы в 1997 году: Опыт путеводителя // Там же. - С.83), - действительно описан весьма подробно (хотя описание по объему и невелико), но не для эпатажа. Это "работает на идею": воссоздание опыта человека, у которого жизнь сложилась бестолково и странно", и который, как сказано в упомянутой здесь рецензии Д. Быкова, страдает "простатитом духа". Критики сходятся также на том, что роман А. Мелихова - настоящая "интеллектуальная проза", что это сочинение "очень хорошо написано, остроумно и сжато (хотя в журнальном варианте многое ушло...)" - но есть уже полное книжное издание, - что "мощнейший стилевой темперамент " и "грамматическое пиршество" придают этому "мрачноватому роману силу и эпичность". Правда, также отметивший это произведение А. Немзер ("Взгляд на русскую прозу в 1997 году" // Дружба народов. 1998. № 1.С.166) не без иронии замечает: "Где кончается "Роман с простатитом" и начинается ...повесть "Высокая болезнь", я разобраться не могу. Как всегда, теряюсь в безбрежном и отрицающем само понятие формы мелиховском лирическом монологе". Действительно, повесть, в которой "высокой болезнью" называются романтические устремления души, во многом воспринимается как своего рода материалы, не реализованные в романе. Внимательный читатель легко увидит прямые фактические совпадения и параллели. В вихре жизненных метаний герой повести (почти неотличимый от героя романа) продирается сквозь время, возраст, обстоятельства, инстинктивно стараясь сохранить в душе что-то важное, не подчиниться стереотипам. Его рассказ о себе - это подробнейший самоанализ ощущений, побед, поражений личности, существующей в реальном и далеком от совершенства мире. Начав когда-то с простого "движения" ("Когда моя первая жена выставила меня из своего роскошного профессорского дома..., я устремился на восток, меняя самолеты и суда на попутные грузовики и товарные вагоны..."), герой повести на сегодняшнем отрезке времени выступает "носильщиком тяжестей... при загранмешочниках". Ему уже не до умствований. Ведь надо "допереть мешок до места, чтоб не растоптали, не зацепили дверью, не отняли, не порвали, - о себе уже думать некогда". А это, как ему теперь кажется, и есть секрет счастья. Но итог всему подводит заключительная фраза: "Я ненавижу животное в человеке. Но, не обращаясь в него, выжить невозможно. А выживать зачем-то нужно". "Роман с простатитом" и "Высокая болезнь" А. Мелихова (р.1947) проанализированы также в статье А. Агеева "Странствующий гуманист" (Знамя. 1997. № 12. С.209 -210).

Мещерская Е. Конец “Шехерезады”: Повесть / Публикация Г. А. Нечаева. - Москва, 1997. № 11. С. 92-130.

“Конец “Шехерезады”” - еще одна страница из жизни княжеского семейства Мещерских, чье существование было разрушено одним росчерком пера Советской власти. Хронологически эта небольшая повесть - недостающее звено между воспоминаниями княжны Мещерской “Трудовое крещение” (Новый мир, 1989), в которых она поведала романтическую историю неравного брака своих родителей: 73-летнего князя Мещерского и 25-летней певицы Екатерины Подборской и автобиографическими записками “Жизнь некрасивой женщины” (Москва, 1996), относящиеся к периоду ее жизни в Москве 20-х гг. И хотя записки относятся к жанру художественного повествования их документальный характер вполне очевиден. С позиции женщины униженной, оскорбленной, страдающей от голода читатель видит оборотную сторону того, что многие десятилетия было скрыто за сакраментальной фразой “триумфальное шествие Советской власти”. Психологически убедителен исполнитель воли новой государственной системы - озлобленный, полный ненависти ко всему красный комиссар Агеев. Не зря Мещерская рисует его, как какое-то “чудище”, весь интеллект которого сводился к понятиям “свой” и “чужой”, измерявшее этими понятиями личность человека и его право на жизнь. В его-то руках и оказались две женщины и три юные девушки, испытавшие на себе неограниченную власть “строителя светлой жизни”. Единственной отдушиной для “изгоев” стала потайная комната “Шехерезада”. Но и она не устояла против разбушевавшихся красноармейцев.

Михайлов О. Забытый император : Роман // Москва. - 1997. - № 1. - С. 9 - 119.

Олег Михайлов (р. 1932) - автор биографических книг о русских полководцах ("Суворов", "Ермолов"), исследователь литературы Русского Зарубежья - выступил с историческим романом, посвященным судьбе императора Александра III. Начало повествования воссоздает годы, предшествующие правлению Александра Александровича, когда на престоле был его отец - отменивший в России крепостное право Александр Николаевич Романов, на жизнь которого совершалось одно покушение за другим. Заключительные страницы романа рассказывают о последних минутах умирающего Александра III, в Ливадийском дворце завещающего своему сыну и наследнику Николаю II "служить ко благу, чести и достоинству России", охранять самодержавие, в котором видел главную силу, "историческую индивидуальность" вверенной ему страны. При Александре III, "русейшем из царей", по мнению О. Михайлова, "Россия отдыхала от войн, набиралась сил и, управляемая твердой рукой самодержца, спокойно смотрела в будущее". Читатель найдет в повествовании немало любопытных подробностей из жизни большого царствующего семейства Романовых. Особо пристальное внимание автор уделяет личности и поступкам Николая Александровича, которому суждено было стать последним русским царем и который, по версии автора произведения, во всем был значительно слабее своего отца.

Мордюкова Н. Записки актрисы // Октябрь. - 1997. - №. 3. - С. 63 - 76; № 8. - С. 135 - 160.

Продолжение автобиографических записок Нонны Мордюковой (см.: Октябрь. 1996. № 2) - запись впечатлений от кинофестиваля "Шок", проходившем в Анапе и принесшем успех режиссеру А. Сахарову (фильм "Барышня-крестьянка" по повести А. Пушкина). Попутно автор рассказывает об одной прошедшей на ее глазах актерской судьбе, вспоминает о своих отношениях с Никитой Михалковым на съемках фильма "Родня" ("Закадровые страсти-мордасти"). Другие новеллы ("Дурка", "Мама", "Туда, сюда, обратно") - возвращение в далекое станичное детство. Тепло и сочно оживают в воспоминаниях образы родных и соседей, сельская жизнь 50-х гг., смешные и грустные истории, среди которых одна - о поездке односельчан-колхозников в Москву на встречу с М. Калининым. Актриса касается событий, связанных со временем учебы во ВГИКе, рассказывает историю своего замужества, пишет о рождении сына, о своей неудавшейся семейной жизни ("Каретка"). Сегодняшняя жизнь любимой народом "киноартистки" со всеми плюсами и минусами повсеместной популярности, отношения со зрителями, которые не дают ей "сиднем сидеть", хотя и доставляют немало хлопот - тема новеллы "Вот так и живем". Доброжелательным и заинтересованным отношением к сегодняшней творческой молодежи, пониманием ее проблем и интересов и готовностью к сотрудничеству проникнута глава "Молодая гвардия клипменов".

Морозов А. Чужие письма : Этопея // Знамя. - 1997. - № 11. - С. 5 - 65.

Полной неожиданностью для литературной общественности оказалось появление в финальном списке претендентов на очередную Букеровскую премию этого текста, опубликованного журналом "Знамя". Не столько потому, что это первая публикация прозы филолога и журналиста Александра Морозова (р. 1944), сколько потому, что это произведение тридцатилетней давности. Оно было написано автором - тогда выпускником филфака МГУ - в 1968 г., и Владимир Турков рекомендовал его Лакшину для "Нового мира". Но, признав повесть по духу своей, журнал так и не смог ее напечатать. Слово "этопея", как пояснено в сноске, означает - "правдоподобные речи вымышленного лица". Действительно, текст составлен из "писем", регулярно посылаемых сорокалетним москвичом своей жене, живущей где-то в провинции (судя по постоянным просьбам выслать ему побольше сала, в небольшом украинском городке). Время действия - 1959 - 1960 годы. Кратко информируя своих читателей об этой публикации, журнал "Нева" (1998. № 3. С. 220) характеризует ее как "одно из последних "задержанных" произведений 60-х, доживавших век в писательском столе", замечая при этом, что "метко схваченный тип героя - автора "писем", злого пошляка, убежденного в собственной порядочности, - явно из "зощенковского" ряда. И едва ли устаревший."

Найман А. Б.Б. и др. : Роман // Новый мир. - 1997. - № 10. - С. 11 - 78.

Найман А. Великая душа : Из книги "Славный конец бесславных поколений" // Октябрь. - 1997. - № 8. - С. 3 - 22.

Найман А. Славный конец бесславных поколений : Гл. из книги / Послесл. авт. // Октябрь. - 1997. - № 11. - С. 3 - 46.

Поэт, переводчик, литературовед, автор книги "Рассказы об Анне Ахматовой" и романа "Поэзия и неправда", в последние годы опубликовавший серию глав из автобиографической книги "Славный конец бесславных поколений", Анатолий Найман (р. 1936) продолжает создавать исторический портрет поколения своих друзей и сверстников - ленинградских литераторов и филологов 60 - 70-х гг., среди которых стали наиболее известны И. Бродский, Е. Рейн, Д. Бобышев и др. Они строили свою судьбу по законам "поэзии", не приемля "неправды", навязываемой существовавшей системой. Впрочем, ни о какой идеализации, сентиментально-ностальгической умильности во взгляде на соратников своих молодых лет в книгах Наймана нет. Напротив, он бывает так язвителен, въедлив и безжалостен, что уже появилось немало обиженных, обвиняющих автора в заносчивости, в бестактности, в недоброжелательном смещении акцентов. Особенно острую реакцию в этом плане вызвал роман "Б.Б. и др." Центральная фигура здесь - некто Б.Б., молодой филолог, чья жизнь и карьера прослежены с первых юношеских шагов и до момента, когда он, уже сложившийся профессионал, специалист по творчеству обериутов, за "чтение и распространение" запрещенных в нашей стране книг оказался в заключении. Автор показывает человека, выросшего в обеспеченной семье известных ленинградских литературоведов, рисует среду, в которой он существует, его взаимоотношения с людьми, творческие интересы, поведение в различных жизненных ситуациях, часто не укладывающиеся "в рамки", раздражающие. Что это - эгоизм, фрондерство, избалованность или презрение к любым установленным "нормам"? Об этом спорят и будут спорить критики, находящие в произведении то пасквиль на конкретных лиц, то черты романа-памфлета, то эпос “антипоэтической” эпохи, которая здесь хорошо, хотя и "обидно узнаваема" (см. высказывания А. Немзера - "Взгляд на русскую прозу в 1997 году" // Дружба народов. 1998. № 1. С. 174 -176; М. Золотоносова - "Роман друга"// Моск. новости. 1998. № 3. 25 янв.-1 февр.; Н. Александрова - "Синдромы" // Лит. обозрение. 1998. № 1. С. 59 и др.). Стоит напомнить, что очевидный документализм текста, который, кстати, написан от лица Германцева (героя, известного по роману "Поэзия и неправда" как alter ego А. Наймана), тогда как сам автор оказывается в числе активно действующих персонажей произведения, совсем не исключает вымысла. Это принципиальная позиция писателя, которую в предисловии к другой своей публикации ("Славный конец бесславных поколений" // Октябрь. 1997. № 11. С.46) он формулирует так: "В документальности, в отличие от жизни, не может не быть вымысла. Любой комментарий к документу - вымысел, потому что ограничен, неточен, крив. Он отбрасывает тень на самый документ, и на эту тень надо делать поправку". Главное, по мнению автора, что делает документальность подлинной - это "обязательное наличие нескольких ориентиров общепринятых, например, железнодорожных станций или таких фигур, как Ахматова". Кроме Ахматовой важное место в биографической прозе А. Наймана занимает другая знаковая для него фигура - Иосиф Бродский. Бродскому посвящена глава "Великая душа", в которой личность поэта предстает во всей своей сложности и неодназначности, а представление о нем складывается из многих житейских подробностей, фактов, воспоминаний, из многолетних наблюдений и недавних раздумий. Отдавая должное масштабу личности Иосифа Бродского, автор пытается избежать проявившейся после его ухода из жизни "напористой тенденции максимального упрощения его судьбы, сведения ее к схематичной легенде". Как всегда у А. Наймана, его взгляд и трактовки чрезвычайно субъективны, но зато он не из тех, кто наводит "хрестоматийный глянец", сглаживает шероховатости, которые и есть сама жизнь. Недаром Юрий Кублановский в статье об одной из недавно изданных у нас книг И. Бродского (Лит. газ. 1998. 4 марта .С.4) написал, что эти воспоминания Анатолия Наймана - " проникновенный этюд, любовный и трезвый взгляд, лишенный всякой корысти и конъюнктуры". Другие (по содержанию своему автобиографические) главы из книги "Славный конец бесславных поколений", опубликованные в журнале "Октябрь", касаются переводческой работы автора и его поездок по стране ("Наш Запад, наш Восток"), соприкосновений с КГБ ("Неокончательно закрытое дело"), общения с миром Театра и известными актерами, такими как О. Ефремов, М. Козаков, А. Баталов, Ф. Раневская и др. ("Театр"). Заключительная глава "Вера и отчужденность" раскрывает религиозные воззрения автора, его отношение к православной церкви и христианству.

Окуджава Б. Автобиографические анекдоты // Новый мир. - 1997.- № 1.- С.78 - 92.

Последняя прижизненная публикация прозы замечательного поэта, любимого народного барда (р. 1924), умершего в Париже летом 1997 года. Автобиографические анекдоты Булата Окуджавы - это небольшие истории, курьезные случаи, происшествия, взятые как бы из собственного жизненного опыта ("Гений", "Любовь навеки", "Гитарист", "Школа обстоятельств", "Я - шведский шпион", "Здравствуйте, Ваше Величество!" и др. Всего 12 произведений). Милые, вроде бы непритязательные, ироничные (главным образом по отношению к себе). Здесь - штрихи биографии родного нашего отечественного литератора 60 - 80 гг. (от младых ногтей, первых книг и первых выступлений до времени, когда приходит известность, совершаются поездки за рубеж). Автор смотрит на себя со стороны, с юмором оценивая свои честолюбивые переживания, волнения и страхи, ситуации, в которых оказывался. Не слишком озабоченный фактической точностью деталей, он предлагает читателю своего рода поучительные притчи, в которых, подсмеиваясь над собой и обстоятельствами, делится жизненными уроками, которые преподносила ему судьба. Уметь прочитать ее мудрые подсказки, понять, как, будучи смешным и слабым, сохранить достоинство, научиться быть великодушным и смелым, жить так, как того требуют совесть и сердце, - всему этому учит ироническая проза поэта, сохранившая дорогие читателю живые окуджавские интонации, с их пробивающейся повсюду пронзительной лирической нотой. Сейчас, когда автора уже нет, а боль от утраты так свежа, в черты его автопортрета (раньше, возможно, показавшиеся бы не столь уж значительными) вглядываешься с особой пристальностью. Кажется, он все еще неподалеку, снова видишь его, слышишь и трудно поверить, что к тому, что написано здесь, он уже никогда ничего не добавит.

Павлов О. Дело Матюшина : Роман / Послесл. авт. // Октябрь. - 1997. - № 1. - С. 3 - 43; № 2. - С. 23 - 76.

“Мучительная проза” - так названа одна из критических статей (Славецкий В. // Новый мир. 1997. № 8. С. 230 - 235), посвященных новому произведению Олега Павлова, известного читающей публике по роману "Казенная сказка" (Новый мир. 1994. № 7). Действительно, знакомство с прозой О. Павлова "не предусматривает комфортного времяпрепровождения". Читателю предстоит погрузиться в тягостный, без проблесков тепла и надежды мир, в котором обитает молодой герой произведения Василий Матюшин. Сначала в мир его семьи, где (сам в детстве брошенный и навсегда обиженный на жизнь и людей) отец не любит ни своих сыновей, ни жену, тянет служебную офицерскую лямку, а дома, напиваясь до бесчувствия, дает волю кулакам и безудержной злости. Потом в еще более страшный мир сегодняшней армейской казармы, где побои, издевательства, преступная, не оставляющая никакой возможности для выживания волна насилия превращается уже в сплошной непрерывный ад, вынести который невозможно и выйти откуда можно лишь, переступив через что-то запретное, выжигающее человеческую душу. Впрочем, главное испытание здесь проходит все-таки читатель, поскольку сам герой просто плывет по течению, отбиваясь и борясь за свою жизнь любыми способами, поступая в полном соответствии с царящими вокруг убийственными законами, по которым право сильного, жестокость, прямая уголовщина стали неоспоримой нормой существования. Но все же не стоит записывать автора в разряд бытописателей армейского "беспредела", хотя эта тема О. Павлова глубоко волнует (см. его запоминающийся очерк "Рабы в солдатской робе" в подборке "Из нелитературной коллекции" // Новый мир. 1997. № 10. С.103 - 113). Все рецензенты романа - кроме В. Славецкого, это П. Басинский ("Дрянь, рвань и пьянь Олега Павлова" // Лит. газ. 1997. 12 марта. С. 11), Л. Новикова ("Сделка с героем" // Знамя. 1997. № 10. С. 215 -217), А. Немзер ("Взгляд на русскую прозу в 1997 году" //Дружба народов. 1998. № 1. С.163), - по-разному толкуя и оценивая это произведение, сходятся на том, что оно выходит за рамки "армейской темы", воспроизводя драматические картины русской действительности конца XX века, вопиющие о неблагополучии нравственного состояния общества, в котором утвердились зло, безлюбие, сиротская неприкаянность человека. Какова будет дальнейшая судьба героя, состоится ли необходимое очищение, освобождение от зла, можно только гадать. Финал романа прочитывается неоднозначно. Ясно одно: он обращает читателя к глобальным проблемам жизни и смерти, смены поколений, выбора своего пути. Сам же автор, рассказавший в послесловии о замысле произведения и его герое, замечает, что как бы ни сложилась судьба Матюшина, это уже будет "другая, новая жизнь", а значит и "другая проза".

Поволоцкая И. Разновразие : Собранье пестрых глав // Новый мир. - 1997.- № 11.- С. 63 - 112.

Среди литературных новинок года "Разновразие" Ирины Поволоцкой - одна из самых красочных, сочных, "вкусно" написанных страниц. Писательница представила здесь рассказы, присказки, житейские истории и байки, якобы услышанные из уст старой женщины - Натальи-кухарки, в молодые годы - красавицы Наталочки, родом из Белоруссии. "Вот лежу ночью, сна нету, а в груди - немыслимое разновразие историй теснится. Засну - сон, только и он как жизнь". И вспоминает, перебирает она свою судьбу (от первой мировой войны до наших дней) - счастье и печали, страсти и будничные дела, видит людей, с которыми жила рядом, для которых без устали трудилась и к которым никогда не была равнодушной. Это повествование - не документальные записки. Они, как бабушкины сказки, пересыпана образными словечками, прибаутками, чудными эпиграфами-диалогами и так "очаровательно непосредственна" (Морозова Т. Новая маленькая старушка //Лит. газ. 1998. 25 февр. С.11), что невольно заслушаешься, увлечешься, почувствуешь полноту жизни. И будто это сами мы спрашиваем в полусне: "Бабушка, а черт есть? - Спи, милая... Всё есть". Казалось бы, сколько всего пережила, навидалась эта женщина, и теперь совсем старенькая, лежа в больничной палате, понимает: "Не попасть мне домой...Не выйти отсюдова", - а нет в ней ни тоски, ни уныния. И в самые последние свои часы спешит она рассказать о редкостном рецепте выпечки пасхального кулича, который "люди забыли", а она, "может одна в государстве нашем и не забыла". Он - как завещание "для тех, кто понимает. Многие на конфеточку, на пальто, на ковер деньги копят, на машину там, на дачу или на сберкнижку, а на праздник - никогда". Помнить, что жизнь - праздник, который надо создавать самим - с радостью, желанием и любовью, как умели это делать старшие, уже ушедшие от нас люди, учит эта мудрая книга, счастливо появившаяся не в самые веселые для всех нас времена, но от этого еще более своевременная. Как сообщалось в печати (Лит. газ. 1998. № 8. С.11; № 9.С.12), за книгу "Разновразие" И. Поволоцкой присуждена премия имени Аполлона Григорьева, учрежденная Академией русской современной словесности.

Полянская И. Прохождение тени : Роман // Новый мир. - 1997. - № 1. С.7 - 21; № 2.- С. 3 - 78.

Этот роман с полным основанием можно назвать "музыкальным". Во-первых, его героиня, юная девушка, от природы наделенная абсолютным слухом, рассказывает о своей учебе в музыкальном училище Пятигорска. Во-вторых, сама фактура этой вещи как бы продиктована законами музыки, наполнена рожденными ею метафорами, сравнениями, ассоциациями. Даже в переплетении сюжетных линий, то связанных с тем, что героиня романа оказалась в одной группе с четырьмя слепыми юношами-музыкантами и невольно стала для них нянькой, поводырем, необходимым человеком, пережила первую влюбленность и первое разочарование, то возвращающих ее к воспоминаниям о годах детства, к истории ее семьи, к сложным взаимоотношениям с горячо любимым отцом, - слышится смена музыкальных тем, подводящих к сдержанному "минорному" финалу. "Музыкальность романа Полянской, - считает А. Латынина ("Библиография как мажорный аккорд" // Лит. газ. 1997. 12 февр. С.11), - заявлена, декларирована, выставлена на обозрение". В этом его своеобразие, хотя увлеченность автора этой стороной вопроса иной раз становится несколько утомительной. Впрочем, и у А. Латыниной, и у другого рецензента романа - А. Агеева ("Это ваша жизнь..." //Знамя. 1997. № 8. С. 209) наибольший интерес и сочувствие вызывает полемический диалог героини с отцом и той эпохой (30 -50-е гг.), в которую он жил и которую отчасти символизирует. Свободно высказаться о том, что она думает по этому поводу, необходимо ей для своего "сегодняшнего осмысленного существования". В целом, по словам А. Латыниной, "есть в романе какое-то обаяние, есть глубоко личная интонация, немодная ныне серьезность, глубоко проникающая звеняще-печальная нота", так что "поводов для критического раздражения здесь куда меньше, чем причин для читательского сочувствия".

Попов В. Грибники ходят с ножами : Хроника // Новый мир. - 1997. - № 6. - С. 40 - 91.

Еще одна ироническая хроника Валерия Попова, отчасти перекликающаяся с опубликованной в "Знамени" (1995. № 8) его повестью "Осень, плавно переходящая в лето". Те же проблемы современного существования сегодняшнего горожанина, литератора, отца семейства, озабоченного добыванием денег, устройством быта, не слишком удачными творческими делами. Только этот текст пожестче, понервней, побезысходнее предыдущего. Лирическое начало здесь едва различимо под напором абсурдного беспредела действительности. Автор раскручивает перед читателем быстро мелькающую череду мало связанных между собой событий и ситуаций, в которых проступают легко узнаваемые приметы нашего времени, где все перепуталось, смешалось, потеряло прежний смысл. Свою квартиру приходится сдавать; издательство приватизировано случайными, невесть как разбогатевшими "деятелями"; они теперь решают, кого печатать, бандит, сидя в тюрьме, пишет детективы-бестселлеры. Сам герой-рассказчик мотается между городом и дачей, между родными, коллегами, приятелями-собутыльниками и прочей публикой. Происходят жаркие стычки в творческом союзе; мордобой, кражи, надувательства... Жизнь как бы балансирует на хрупкой, готовой вот-вот рухнуть дощечке. Но ясно проступающая тревога и тронутая иронией грусть пока не перерастают в отчаянье. Настоящая боль возникает только в тех эпизодах, что связаны с гибелью собаки - красивой, любимой, преданной, которую повествователь оплакивает с искренней болью. Он уже усвоил, что в окружающем мире есть много злых, безжалостных псов, готовых вцепиться кому-то в горло, но, похоже, он не из тех, кто сдается. Он будет осваивать этот сильно изменившийся мир, и Валерий Попов, по всей вероятности, напишет об этом еще не одну "хронику". Со своим прочтением новой вещи ленинградского писателя выступили В. Былинский ("Время зрячих" // Лит. газ. 1997. 27 авг. С.12) и А. Немзер ("Взгляд на русскую литературу в 1997 году" // Дружба народов.1998. № 1. С.164).

Пришвин М. Дневник 1938 года // Октябрь. - 1997. - № 1. - С.107 - 136.

Продолжение публикации дневников Михаила Пришвина (1873-1954) тридцатых годов (см.: Октябрь. 1989. № 7; 1990. № 1; 1993. № 10; 1994. № 11; 1995. № 9). Дневник 1938 года поражает откровенностью и глубиной суждений, "лица необщим выраженьем", смелостью автора, позволявшего себе в дни жесточайших политических репрессий, громких судебных процессов не мыслить общими категориями, свидетельствовать о своем отношении к диктатуре, не скрывать религиозных убеждений, утверждать свою приверженность к простой человеческой (обывательской) жизни, продолжающейся во все времена и при любом режиме. Любовь к природе, бережное отношение ко всему живому, мысли о русской интеллигенции и судьбах страны, оказавшейся во власти революционных фанатиков, необходимость жить и заниматься творчеством, сохранить собственное лицо и достоинство, когда кругом бушуют политические страсти, требующие новых жертв, ощущение приближающейся большой войны, тревога за отчий край - все запечатлелось в этих глубоко личных, казалось бы, обрывочных записках тонкого, умного, интеллигентного человека. По существу, дневник Пришвина, знакомящий с внутренним миром, обстоятельствами жизни и вехами литературной работы шестидесятипятилетнего писателя, - редкостный документ эпохи. Практически каждое слово в нем интересно, поучительно, часто неожиданно, вызывает множество (в том числе и самых актуальных) размышлений. Недаром А. Латынина ("Русский человек в XX веке..." // Лит. газ. 1997. 5 февр. С.11) особо выделяет эту публикацию, задаваясь непраздным вопросом: "И вот что интересно: когда-нибудь настанут времена, когда философия Пришвина станет наконец предметом таких же энергичных исследований, как, скажем, философия Бахтина? Когда его тема "сам-человека" будет оценена не менее "сверхчеловеческой" темы Ницше? Когда его поиски в области "культура - цивилизация" вызовут не меньший взрыв понимания, чем гениальные, но и безысходные мысли Леонтьева и Шпенглера? Будем, - справедливо считает критик, - ждать и пока что благодарить "Октябрь" и тех издателей, что эти "Дневники" худо-бедно в мышиных обложках, но все-таки издают..."

В 1997 году (в связи с празднованием 850-летнего юбилея столицы) в журнале "Дружба народов" (№ 8. С. 204 - 222) под названием "Москва есть нечто устойчивое..." помещена подборка материалов из дневников М. Пришвина. Автор предисловия и публикатор Л. Рязанова включила в нее дневниковые записи, высказывания, зарисовки, наблюдения разных лет (с 1914 по 1953 гг.), объединенные темой Москвы, с которой жизнь писателя была тесно связана долгие годы.

Рощин М. Блок 1995 - 1996 // Октябрь. - 1997.- № 9. - С. 43 - 99.

"Вошло теперь в моду, укрепилось в практике: публиковать писателям "малую прозу", "эссеистику", "крохотки" (по Солженицыну), дневники и тому подобное. Дважды я печатал в "Октябре", 1992, № 1 и 1995, № 6) свои писательские заметки, обозвав их "блоками"... Сегодня я предлагаю читателю новый накопившийся блок всякой всячины..." - пишет драматург Михаил Рощин (р. 1933) во вступительной заметке к публикации. Сюда вошли материалы из дневников 1995-1996 гг. Хроника ежедневных событий, впечатления от встреч с людьми, от театральных спектаклей, прочитанных книг, отклики на происходящее в стране и в мире перемежаются заметками, набросками, черновиками ("Размышления над вопросами "Литгазеты" о круге чтения", "Как шестидесятники стали 60-десятниками", "Лекция по истории", "Собранные камни" - о писателе М.Алданове, "Зеленая рожь" и др.), отрывками автобиографической прозы ("Как я не был в Испании", "О Тане Рощиной", "Митина свадьба", "Камешки"). Поскольку большинство записей сделано по “горячим следам”, оценки и суждения лишь фиксируют моментальное восприятие, не получив еще выношенного художественного обобщения. Рассказ о себе тоже отрывочен и "документален". В целом публикация скорее раскрывает творческую лабораторию автора, показывает черновые, рабочие материалы, которые при всей их фактической содержательной значимости пока еще не стали новой яркой страницей творчества известного автора.

Рыбаков А. Роман-воспоминание // Дружба народов. - 1997. - № 7. - С. 3 - 93; № 8. С. 28 - 113; То же. - М.: Вагриус, 1997. - 384 с.

Мемуарная проза Анатолия Рыбакова (р. 1911) проливает свет не только на биографию известного писателя, но и на историю создания его книг ("Кортик", "Бронзовая птица", "Водители", "Приключения Кроша", "Тяжелый песок", "Дети Арбата" и др.). С интересом отслеживает читатель то, какие реальные факты и лица воплотились в хорошо знакомые, полюбившиеся многим художественные образы, узнает любопытные подробности, связанные с личной и творческой судьбой автора. "Воспоминания не поддаются точной хронологии. Написав три повести о детстве и три романа о юности, я смешал правду с вымыслом, трудно теперь отделить одно от другого", - признается писатель. Тем не менее именно сопоставление реальной жизни с тем, что стало содержанием литературных произведений, равно как и имеющие собственный сюжет, закрученные в почти детективный узел истории их публикаций придают новой книге А. Рыбакова своеобразную внутреннюю интригу. Это действительно "роман-воспоминание", потому что жизненный путь конкретного человека, писателя, нашего современника получает здесь объемное, логически вполне законченное изображение, вобравшее в себя убедительно переданные черты времени и эпохи, неожиданные и запоминающиеся свидетельства и характеристики. Здесь нет скандальных разоблачений, хотя предостаточно авторской иронии. Сталин, Фадеев, Панферов, Симонов, Твардовский - эти и многие другие "персонажи" книги, как замечает А. Латынина ("Лучший вымысел - правда" // Лит. газ. 1997. 10 сент. С. 11), "могут быть обрисованы и бегло и даже поверхностно, но они, как правило, не одномерны". Ироничность, сдержанность, чувство меры и собственное достоинство все это вызывает уважение к 86-летнему автору, интерес к написанному им. "Трудно сказать, что останется в памяти от нашего прошлого. В тяжелое время жили, тяжелую жизнь прожили, но это была твоя жизнь, жизнь твоих близких, твоего народа", - так, подытоживая воспоминания, размышляет А. Рыбаков, работающий над новой книгой и задающий себе печальный вопрос: "Хватит ли времени?"

Садур Н. Немец : Роман // Знамя. - 1997. - № 6. - С. 7 - 52.

"Ломкая и горькая песня неутоленной, надрывной, беззаконной любви, пропетая Ниной Садур", - такое определение этого лирического текста, данное А. Немзером ("Взгляд на русскую прозу в 1997 году" // Дружба народов.1998. № 1. С. 162), довольно точно передает характер напечатанного. Читатель, знакомый с другими произведениями Нины Садур (р. 1950) по нескольким журнальным публикациям и сборнику "Ведьмины слезки" ( М., 1994), не удивится, не обнаружив здесь никакого явного сюжета, - лишь туманно обозначенный внутренний ход событий, к которым постоянно мысленно обращается и возвращается героиня. Это своего рода поэма в прозе, лирический речитатив любящей и тоскующей женщины, гамма чувств, смена настроений, вызванных невозможностью увидеть, отыскать, обрести любимого, оставшегося в окутанной дождями Германии. Здесь сказочные фольклорные мотивы переплетаются с романтическими средневековыми образами, а души людей, рожденных на разной земле и в разной культуре, тянутся друг к другу и не могут соединиться, потому что у них разные корни. Но любовь, как налетевший ветер, не дает сердцу покоя, рождает фантазии, надежды, отчаянье, желание новых встреч. Вполне возможно, что это не признание в любви к одному человеку, поразившему женское воображение, словно выплывшему из глубины прошлых столетий ("Бряцал мечом, озирал просторы, гордый, хищный поворот головы, к слабым бедным ласков, неумолим к врагу. Господин мой, угадав тайную твою печаль, я спрашиваю: зачем ты явился сюда, в наше время? Ты лучше смирись, ты вернись. Исчезни"), притягивающему и отталкивающему одновременно ("Власть одна на уме у королей этих. Одна никуда не ведущая власть"). Это, скорее, очарованность силой западноевропейской культуры, существующей где-то поблизости, вызывающей жгучий интерес, но раствориться в которой невозможно из-за принадлежности к другому, может быть, несовершенному ("Как не любят русские счастья! Как не любят они!"), но еще более волнующему и загадочному миру отечественной культуры и истории. Недаром своеобразным рефреном (параллельно образу "молодого короля" - "высокого, прекрасного, надменного, прелестного немца") то и дело возникает в тексте фигура неутомимого российского странника : "На окраинах России. На самых дальних, узких окраинах,.. всегда идет монашек. Руки-ноги сбиты в кровь. Зубы стерты до десен. Идет терпеливый, всю Россию обходит неостановимо. Идет себе, дует на сизое перышко, забавляется... а оно легкое послушно взлетает, кружится, не может, не может на землю лечь никак! Он ему не дает никогда, никогда..." Кажется, в этом движении и видится автору смысл жизни, творческого горения, неумирающей любви, преодоления разделяющих людей проблем, расстояний, времени.

Сапгир Г. Летящий и спящий: Рассказы в прозе и стихах. - М.: Новое литературное обозрение. 1997. - 352 с.

Читатель, конечно, помнит Генриха Сапгира, как поэта своего детства. Стихи его осязаемы. То же чувство возникает и при прочтении его новой книги. Взять, хотя бы, один из лучших рассказов “Пустота”. Осязаемым здесь становится незримое и даже отсутствующее. Книгу составили произведения разных жанров: традиционные рассказы и миниатюры (цикл “Очень короткие рассказы”), от нескольких строк до половины странички, стихи в прозе и стихотворные повествования. Сборник открывается рассказом “Воображаемая книга”, где автор предлагает вместе с ним придумать темы, втягивая читателя в свой литературный процесс, в лингвистические упражнения, характеризующие чисто сапгировский фирменный рецепт изготовления прозы. Но вот рассказ “Летящий и спящий”, давший название сборнику, кажется исключением из правил. Врач, возвращающийся самолетом домой - летящий, а спящий - его пациент. Судьбой уже запрограммирован неверный диагноз врача, - и пациент должен умереть от неудачной операции. Но странный случай, - оба героя меняются местами: в катастрофе гибнет врач, а больной возвращается к жизни. “Этакий типичный набоковский парадокс, раскрывающий игру провидения с человеком”, - пишет в обзоре “Синдромы” Н. Александров (Лит. обо., 1998. № 1. С. 60).

Именно это исключение только подтверждает правило. Соединение реального и фантастического, виртуальности и мистики, у Сапгира кажется чем-то необходимым, само собой разумеющимся.

Просто мы не замечаем, что рядом с нами - ожившие памятники, зеркальные отражения, двойники, ангелы... Сплошная загадка. Да и сами заглавия произведений - ребусы: “Рубашками по воскресеньям”, “Война кубов и шаров”, “Без названия” и др. Что за ними скрывается?

Сарнов Б. Перестаньте удивляться!: Невыдуманные истории // Октябрь. - 1997. - № 3. - С. 98 - 129.

"Собранье пестрых глав", а точнее, литературных анекдотов, каждый из которых выразительно характеризует время, выпавшее на долю сверстников и коллег автора - писателей советской эпохи. Это своего рода байки для компании близких друзей, записанные в том порядке, в каком они вспомнились автору. Забавные житейские случаи, подлинные факты и фразы, легенды и версии, примечательные штрихи к портретам известных людей - все это вроде бы шутливое чтение красноречиво свидетельствует о том, как жили, мыслили, как вели себя наши соотечественники в сталинские и близкие к ним времена. Большинство "героев" невыдуманных историй Б. Сарнова - личности знаменитые: Сталин, Каганович, Жуков, Зощенко, Бабель, Маяковский, Сурков, Чуковский, Л. Леонов и Н. Хикмет, Н. Коржавин, Л. и О. Брики и многие другие, но запечатлены они в духе предложенного автором жанра: по-житейски просто и психологически убедительно. Это своего рода "устные мемуары", зафиксированные наконец на бумаге и оказавшиеся весьма примечательным жизненным и художественным материалом.

Семенов Г. Поэзия возвращения : Из записей разных лет/ Предисл., подгот. текста и публ. Е. Семеновой // Знамя. - 1997. - № 9. - С. 112 -156.

"Георгия Семенова нет с нами уже пять лет, но остались его записи, которые он вел постоянно и в которых душа живет... Сотни страниц! Грустные, радостные и тревожные..." - пишет в предисловии вдова писателя. Очередная публикация из архива Г. Семенова (1931 - 1993) - талантливого мастера лирической прозы, воспринявшего в литературе традицию М. Пришвина, дружившего с Ю. Казаковым, почитавшего Ф. Абрамова и Ф. Искандера, знакомит с записями разных лет, интересными по содержанию, исповедальными по сути, часто пронзительными по мысли и настроению. Открывают публикацию автобиографические заметки (о московских семейных корнях, детских и юношеских воспоминаниях, о своем пути в литературу). Затем в хронологических подборках (1977, 1980, 1981, 1982 и т.д. до 1991 гг.) - небольшие отрывки, записи, наблюдения, мысли писателя, его впечатления, ощущения, пейзажные зарисовки, портреты... Сквозной темой проходит здесь образ Москвы - любимого, родного города, красоту которого Г. Семенов глубоко чувствовал, умел увидеть в новых неожиданных ракурсах, судьбой которого был искренне озабочен. Другой постоянный аспект размышлений - творчество, литература, личность художника и вообще Личность, ее роль в окружающем нас мире. В записках явственно проступает контекст времени, видна гамма чувств и размышлений, вызванных переменами в стране, ожиданиями, надеждами и разочарованиями, через которые прошли наши современники в последние десятилетия. Автор не скрывает своих человеческих слабостей и сомнений, затрагивает многие грустные струны и стороны бытия. Записки согреты совестливым добрым отношением к жизни, к людям, к родной среднерусской природе, в общении с которой он черпал силы и утешение.

Сергеев А. О Бродском // Знамя. - 1997. - № 4. - C. 139 - 158.

Большой эссеистический очерк Андрея Сергеева (р. 1933), мастера художественно-документального направления современной прозы, лауреата Букеровской премии 1996 года за книгу "Альбом для марок", не зря помещен в разделе "Мемуары, архивы, свидетельства". Автор с 1964 года близко знал Иосифа Бродского, дружил с ним, переписывался, много общался. Это небольшие, но весьма значимые штрихи, детали, цитаты, зарисовки, из которых складывается довольно объемный и выразительный портрет, вернее образ поэта, вмещающий и внешнее впечатление, и манеру общаться с людьми, и малоизвестные факты реальной жизни, и неповторимые черты его уникальной творческой личности.

Слаповский А. Анкета. Тайнопись открытым текстом : Роман // Звезда. 1997. - № 2. - С.7 - 69; № 3.- C.18 - 92.

Саратовский прозаик Алексей Слаповский (р. 1957), чьи произведения в последние годы регулярно появляются на страницах толстых журналов ("Волга", "Знамя", "Дружба народов", "Звезда", "Театр"), на этот раз предлагает читателю роман о "скромном сочинителе кроссвордов", который в 39 лет, вняв призывам любящей сестры, решил начать новую жизнь: поступить на работу в милицию и жениться. Однако все это лишь внешний повод для раскручивания "маятника интриги". Как и прежде, Слаповского привлекает не столько реальный ход событий, сколько умозрительно созданный "калейдоскоп сюжетов", в котором каждая сцена - иллюстрация к какому-нибудь из оригинальных авторских построений. В основу сюжетного развития положена огромная "анкета" (точнее - тест), ответить на которую якобы должен герой романа, чтобы попасть на милицейскую службу. Погружаясь в омут бесчисленных, очень непростых и совершенно неожиданных психологических вопросов, герой тонет в пучине самоанализа. Параллельно, тоже весьма необычно, разматывается цепочка его встреч с дамами, чьи координаты отобраны им из газетной колонки брачных объявлений. Что из всего этого получилось (и получилось ли)? - читатель, возможно, поймет, добравшись до конца текста. Но для самого автора, кажется, важнее всего сам способ раскручивания действия, чем его содержание. А. Латынина, называя новую вещь А. Слаповского "игрой в кубики" (Лит. газ. 1997. 30 апр. С.11), доказывает, что "натужная фантасмагория приходит на смену летящей легкости". А. Немзер (Дружба народов. 1998. № 1. С.176 - 177), напротив, уверен, что романы Слаповского - "фантастическая, музыкальная, воздушная проза". В своем подробном анализе романа он приходит к убеждению, что "любимые герои Слаповского постоянно единоборствуют с Судьбой, Анкетой, Кодом, Планом, Проектом. Ради воздуха - ради музыки. К счастью, - пишет критик, - они не одиноки".

Солженицын А. Крохотки // Новый мир. - 1997. - № 1. - С. 99 - 100; № 3. - С. 70 - 71; № 10. - С. 119 - 120.

Солженицын А. Из "Литературной коллекции": "Голый год" Бориса Пильняка / Предисл. авт. // Новый мир. - 1997. - № 1. - С. 195 - 203; "Смерть Вазир-Мухтара" Юрия Тынянова // Там же. - № 4. - С. 191 - 199; "Петербург" Андрея Белого // Там же. - № 7. - С. 191 - 196; Из Евгения Замятина // Там же. - № 10. - С. 186 - 201.

"Крохотки" - так назвал Александр Солженицын (р. 1918) свои лирико-философские миниатюры, которые он начал создавать еще во времена "застойного" самиздата. К этому жанру он после долгого перерыва обратился теперь. "Только вернувшись в Россию, я оказался способен снова их писать, ТАМ не мог..." - эта строчка из письма автора в "Новый мир" предваряет первую из трех публикаций года. Каждая из них включает по три миниатюры, объединенные близкой темой, настроением, единым порывом чувства и мысли. Первая публикация ("Лиственница", "Молния", "Колокол Углича") пронизана думами о трагичности человеческих судеб, о жизненной стойкости, о желании в наши дни ударить в "страдательный колокол", бросить "клич великой Беды", пробудить в согражданах "страх за Русь", чувство опасности перед наползанием "Смуты Третьей". Второй триптих ("Колокольня", "Старение", "Позор") с еще большей очевидностью продиктован болью за судьбу России. Его смысл и эмоциональную окраску передают ключевые цитаты: "Кто хочет увидеть единым взором, в один окоем нашу недотопленную Россию - не упустите посмотреть на калязинскую колокольню..."; "Ясное старение - это путь не вниз, а вверх. Только не пошли, Бог, старости в нищете и холоде. Как и бросили мы стольких и стольких..."; "Какое мучительное чувство испытывать позор за свою Родину... Позор висит над нами, как желто-розовое отравленное облако газа, - и выедает наши легкие. И даже сдув его прочь, - уже никогда не уберем его из нашей истории".

Публикация в 10-м номере "Нового мира" включает лирические раздумья автора о течении человеческой жизни, о силе зла, которое, как мощный сорняк, заполнило пространство истории и которому не видно конца, так что в распоряжении каждого из нас остаются только "свой труд и своя душа" ("Лихое зелье"). Но и понимая бренность земного существования, преодолевая тревожные сигналы слабеющего сердца ("Завеса"), человек, как убеждает нас писатель, продолжает жить, надеяться и любить, ощущать благодать и радоваться каждому новому дню ("Утро").

В кратком предисловии к первой публикации материалов "Из литературной коллекции" А. Солженицын пишет о том, что в последние годы стал перечитывать некоторых писателей или отдельные произведения русской литературы XIX и XX веков. Для себя он записывал свои "обновившиеся впечатления", а позже решил, что стоит напечатать "иные из этих заметок, однако уже ничего не меняя в них". Как поясняет автор, "заметки эти - вовсе не критические рецензии в принятом смысле... Каждый такой очерк - это моя попытка войти в душевное соприкосновение с избранным автором, попытаться проникнуть в его замысел, как если б тот предстоял мне самому, - и в мысленной беседе с ним угадать что мог ощущать в работе, и ценить, насколько свою задачу выполнил". В заключении очерков обычно приводится список слов и выражений, которыми данный писатель "отменно расширил наш скудеющий языковый поток".

В 1998 г. публикации из "Литературной коллекции" продолжены:

Солженицын А. Прием эпопей // Новый мир. - 1998. - № 1. - С. 172 -190 (М. Алданов "Истоки", В. Гроссман "Жизнь и судьба"); Четыре современных поэта // Там же . - № 4. - С. 184 - 195.

Солнцев Р. Иностранцы : Маленькая повесть // Новый мир. - 1997. - № 6. - С. 9 - 33.

"Они уже давно ходили мимо этого нового, диковинного для здешних мест двухэтажного дома с башенкой, принюхиваясь, как волки, к чужому дыму, вечерами всматриваясь сквозь яркие щели иной раз неплотно железных ставен и не решаясь постучаться в высокие ворота..." Действие повести развертывается в наши дни в глухом полузаброшенном, в прошлом старообрядческом селе, где неожиданно для всех появились новоселы - муж, жена и подросток сын, говорившие между собой на английском языке. Какие чувства и мысли рождало у местных жителей появление "англичан", заживших незнакомой непонятной для всех жизнью: в упорных трудах, нескончаемых делах, налаживании быта, хозяйства, заботах о земле, живности, о приобретенной технике, которую они умело использовали? Как выяснилось позже, "сам-то хозяин, помимо того, что и на тракторе ездит, и пчел не боится, и на моторке храбро в одиночку к Малым порогам поднимается (правда, весь с головы до ног в зеленой резиновой одежде), в свободное время, вечерами вытачивает на токарном станке из кедровых обрубков всякие деревянные поделки... Уже два раза вывозил в райцентр на базар медно-желтые подсвечники... и гору матрешек - симпатичные такие у него матрешки". "Пусть, пусть помогает нам, оболдуям, обустраивать Россию, - пояснял сельчанам приезжавший из города начальник. - Есть чему поучиться, верно? - Верно, - тихо отвечали местные люди, отдавая дань расторопности и уму иноземного гостя..." Собственно, в этом - завязка произведения. О том, что изо всего этого получилось и чем закончилось, и рассказывается в поучительной и грустной повести красноярского прозаика и драматурга Романа Солнцева.

Солоухин В. Чаша / Предисл. С. Куняева // Наш современник. - 1997. - № 7. - С. 10 - 100.

Посмертная публикация поэта и прозаика Владимира Солоухина (1924 - 1997). Сам писатель, сообщается в предисловии, характеризовал свою рукопись как "книгу размышлений о встречах с русскими эмигрантами, в основном "первой волны", размышлений о судьбах потомков некогда славных русских родов". Из содержания видно, что материалы для книги В. Солоухин начал собирать давно, когда официальный взгляд советской власти на русскую эмиграцию, белое движение и большевизм был совершенно иным. Его сочувственное, уважительное, даже восхищенное отношение к представителям "той, старой России" тогда показалось бы крамолой. Теперь же почти все архивно-документальные и мемуарные свидетельства, о которых пишет Солоухин, широко известны. Впрочем, выстроенный им лирический ряд по-своему интересен. В нем ясно ощущается личность самого автора, его пристрастия, рождающие порою очень спорные суждения. Среди персонажей книги - И. Бунин, Ф. Шаляпин, А. Вертинский, М. Тенишева и др., “советские” деятели искусства - М. Булгаков, С. Есенин, П. Корин, последние представители царской династии. Особенностью книги Солоухина является ее обличительный пафос, направленный против большевистской идеологии и ее конкретных носителей, а также откровенное и настойчивое продвижение несложной мысли, что все большевики суть евреи, а революция - это война евреев против русского народа.

Уткин А. Свадьба за Бугом : Повесть // Новый мир. - 1997. - № 8. - С. 73 - 98.

Антон Уткин - молодой автор, литературный дебют которого состоялся в 1996 году публикацией романа "Хоровод" в "Новом мире". Первый роман писателя (историка по образованию) был талантливой (или во всяком случае "мастеровитой" - А. Немзер) стилизацией русской ("околопушкинской") прозы XIX в., заставлял как бы совершить путешествие во времени, ощутить флёр "дедовской эпохи". Новая повесть - тоже своего рода стилизаторский этюд (по мнению большинства критиков - на темы романтической прозы Гоголя). Во всяком случае - это снова первая половина прошлого века, патриархальный быт, теперь полесских крестьян. Место действия - Западная Белоруссия на границе с Польшей. Сказочная и печальная, похожая на легенду, история любви двух молодых героев - Семена и Евдоси наводит на размышления о разрушительной силе рока, о жизни, обреченной невидимым заклятием на исчезновение, бессильной противостоять злу. Возникающее при знакомстве с повестью ощущение хрупкости счастья, незащищенности добра (в общем-то хорошо знакомое, понятное сегодняшнему читателю), в наше прагматичное, жесткое время как бы взывает к необходимости не поддаваться соблазнам, беречь то, что так дорого сердцу и что можно легко погубить. Повесть А. Уткина, сам факт неожиданного прямого обращения этого автора к традиции русской словесности привлекли внимание критики и удостоились любопытных (часто прямо противоположных) суждений. См.: Федякин С. Гоголь "из Белой Руси" // Лит. газ. 1997. 8 окт. С.11; Немзер А. Взгляд на русскую прозу в 1997 году // Дружба народов. 1998. № 1.С. 162 - 163; Александров Н. Синдромы: Некоторые литературные приметы 1997 года // Лит. обозрение. 1998. № 1.С.62.

Файбисович С. Дядя Адик / Uncle Dick : Повесть // Знамя. - 1997. - № 2. - С. 8 - 79.

Семен Файбисович (р. 1949) - известный художник, картины которого выставлялись в Москве на Малой Грузинской, а с 1987 года - в галереях, выставочных залах, музеях США, Германии, Италии, Швейцарии и т.д. С конца 80-х пишет прозу. Его рассказы, эссе, а также статьи по вопросам культуры часто публикуются в отечественной периодике. Повесть "Дядя Адик", в которой критикам, в частности И. Куклину ("Литературные журналы в 1997 году // Лит. обозрение. 1998. № 1. С.81), видится "едва заметная перекличка интонаций со "старым" Искандером и его абхазскими родословиями", а "по сюжету" - с книгой С. Довлатова "Наши", действительно настоящее "семейное повествование". В центре его фигура младшего брата матери повествователя - дяди Аркадия (Адика), в 70-е годы эмигрировавшего в США и регулярно присылавшего оттуда письма, "трогательные в своей наивности, полуграмотные, очень торжественные". История жизни дяди Адика от совсем юных до весьма почтенных лет, перемежающаяся этими его почти "ритуальными" посланиями из Америки, постепенно перерастает в историю всей в общем-то самой обыкновенной еврейской семьи, где были свои радости и беды, свой национальный колорит и свои обычные "общечеловеческие проблемы, отношения, судьбы. Пожалуй, больше всего читатель узнает здесь об авторе-рассказчике, почувствует атмосферу, в которой тот вырос и жил. И хотя на протяжении всего повествования автор не скрывает мягкой иронии по отношению к центральному персонажу, дядя Адик - с его наивными амбициями, стараниями хорошо выглядеть перед людьми и в общем-то очень скромными жизненными возможностями - вызывает и симпатию, и сочувствие. И как бы далеко не разбежались по свету жизненные пути наших современников, как бы не отличались новые поколения от старших, - голос крови, родственные узы, ощущение общих корней связывают их, рождая в душе еле слышимую, но не затихающую мелодию нежности и печали. Именно об этом напоминает читателю повесть С. Файбисовича.

Хазанов Б. После нас потоп : Роман / Послесл. авт. // Октябрь. - 1997. - № 6. - С. 3 - 69; № 7. - С. 94 - 148.

Роман живущего сейчас в Германии Бориса Хазанова (р.1928), в котором реальные имена и лица по воле автора обретают вымышленные характеры и судьбы, тонко передает атмосферу "застойного" времени. Его основная тема - существование интеллигенции конца 1970-х гг., стремившейся обрести свободу творчества, воззрений, самого стиля жизни. Центральной фигурой произведения становится сорокалетний научный сотрудник Илья Рубин, тайно собирающий материалы для самиздатовского Журнала. Невеселая история обитающего где-то на окраине Москвы Ильи Рубина, чья деятельность не могла не стать объектом внимания КГБ, переплетается с драматическими событиями в судьбах других персонажей, каждый из которых несет в себе своего рода вызов существующему кодексу поведения. В послесловии автор отмечает, что темой романа "среди прочих является судьба культуры накануне распада страны". Он подчеркивает, что, уходя в катакомбы, чтобы обрести свободу, духовная культура не только "порывает с проституированной масскультурой и обособляется от пораженного маразмом общества", она становится вещью в себе и больше, чем от преследований страдает от того, что ей "не хватает воздуха". Жизнь "на окраине" и "в подполье", считает писатель, сродни самоубийству, которое вполне сознательно совершает герой произведения. "Россия - страна талантливых людей, из которых ничего не выходит", - эта фраза, поставленная в заголовке газетного интервью с Борисом Хазановым (Культура. 1997. 27 нояб.С.6), взята из подробного разговора с автором о “субкультуре подполья”. Интересные соображения по поводу публикации этой книги высказал И. Куклин в обзоре "Литературные журналы в 1997 году" (Лит. обозрение. 1998. № 1. С. 84).

Шенталинский В. Марина, Ариадна, Сергей // Новый мир. - 1997. - № 4. - С.160 - 190.

Шенталинский В. Мастер глазами ГПУ : За кулисами жизни Михаила Булгакова // Новый мир. - 1997. - № 10. - С. 167 - 185; № 11.- С.182 - 198.

Продолжение публикации отдельных частей новой работы Виталия Шенталинского ("Рабы свободы: Кн. 2 // Новый мир. 1996. № 4, 7 - 8, 11), написанной на основе рассекреченных в 90-е годы документов КГБ. "Марина, Ариадна, Сергей" - о последней, самой мрачной поре жизни М. Цветаевой. Автор делает достоянием читателей факты, всплывшие при знакомстве с делом дочери М. Цветаевой - Ариадны Эфрон, арестованной в августе 1939 г. Взяв за основу материалы следствия (протоколы допросов Ариадны, объяснительные записки, в которых она подробно и чистосердечно рассказывает о матери и об отце, о жизни семьи в эмиграции, письма М. Цветаевой, направленные тогда в следственную часть НКВД и лично Л. Берия), автор выстраивает хронику событий этой семейной катастрофы. Представлены также документы и свидетельства, касающиеся Сергея Эфрона - его сотрудничества с ЧК, приезда в Советский Союз после провала одной из операций и пребывания на даче НКВД в Болшево, где вслед за дочерью в августе 1939 г. он был арестован. Публикация позволяет читателю "заглянуть" в следственные бумаги, проследив судьбу мужа М. Цветаевой вплоть до “акта о расстреле” 16 октября 1941 г. "Марина опередила Сергея. Не выдержала пытки жизни, ушла сама... Петля, наброшенная советской родиной на них на всех, первой стянется на ней," - с горечью замечает автор в финале этих документальных заметок.

"Мастер глазами ГПУ" - исследование обширного лубянского досье Михаила Булгакова, наблюдение за которым велось с 1922 г. до последних дней его жизни. Любопытно, что толчком для начала досье послужило обнародованное в прессе намерение никому тогда неизвестного автора собрать материал для "полного библиографического словаря современных русских писателей с их литературными силуэтами". Так в анналах Лубянки впервые появился адрес самонадеянного литератора: Москва. Большая Садовая, 10, квартира 50, и имя - Михаил Афанасьевич Булгаков. "Коротенькая заметка в эмигрантском малотиражном критико-библиографическом журнале дала толчок для многолетнего надзора над автором, слежке, которая, подобно хватке удава, то сжимает, то дает перевести дух, но уже не отпускает до самой смерти". Перед читателем проходят известные всем эпизоды творческого пути писателя, представленные глазами тех, кто был поставлен следить за ним, и тех, кто, приходя к нему в дом или встречаясь с ним в театре, в литературных кругах, бывая на его выступлениях или оказываясь свидетелем частных бесед и высказываний, спешил записать, донести, проинформировать "компетентные органы" о его "враждебных" взглядах, настроениях, об "опасном характере" его произведений. Лубянка деловито отслеживала ход создания пьес, повестей, романов, делала все, чтобы закрыть любые ходы для их продвижения к зрителю и читателю. Материалы досье показывают, какую изнурительную борьбу с всемогущим ведомством пришлось вести писателю, навсегда причисленному к лагерю "классовых врагов". Досье хранит заявления, протесты, смелые ответы и требования Булгакова, позволяет судить о его поведении в тех или иных случаях, невольно свидетельствуя о том, насколько Личность "объекта наблюдения" была выше тех, кто занимался его преследованием и травлей. По существу, Шенталинский предлагает читателю еще одну биографию Мастера - историю драматической судьбы, зафиксированную глазами его врагов, документально подтверждающую многие нюансы и повороты разыгранного с ним дьявольского спектакля, о котором раньше приходилось только догадываться.

Шмелев Н. Curriculum vitae // Знамя. - 1997. - № 8. - С. 132 - 170.

"Записать эти свои маленькие рассказы" о том, чему он сам был свидетелем, попросила Николая Шмелева (р. 1936) в одну из их дружеских встреч писательница Наталья Ильина. И хотя сам автор вначале усомнился: ничего, мол, не получится, - "факт, голая правда - кому это нужно? " Но все же слова эти ("запиши, не ленись...") запали ему в душу, тем более, что сказаны были на прощание, как оказалось, перед кончиной той, кого он числил "единственным, пожалуй, настоящим другом из нашей так называемой литературной среды". Так в обширной мемуаристике года появилась эта неспешно и сочно написанная подборка "жизненных обстоятельств" из нашего недавнего прошлого. Раздел "Сквозь смех и слезы" - о высших эшелонах власти 1980-х гг., с которыми автор был знаком не понаслышке. К новеллам о партийной элите подверстаны истории "из жизни отдыхающих" в подмосковном санатории АН СССР, разные колоритные моменты "перестроечной" поры. Во второй части - "Все люди братья" - Н. Шмелев вспоминает о своей молодости, о качестве советской экономической науки 60 - 70-х гг. и пр. В третьей части -"Они и мы" - автор размышляет об отношении российского населения (а, главное, властных структур) к иностранцам, приводя хорошо известные ему по жизни истории "контактов" с ними. Сопоставляя особенности нашего национального быта, характера, мироощущения с тем, что происходит в других странах, автор приходит к внешне незамысловатому выводу: "Не надо великих пророков, дорогие соотечественники! И не надо великих идей. Ничего путного от них отродясь не получалось и, уверяю вас, не получится никогда. Вот когда любой наш человек, вернувшись после двадцати пяти лет отсутствия в свой родной город и зайдя в пивную, услышит с порога: "А, привет, как дела? Ну что тебе: как обычно, или что-нибудь новенькое?" - вот тогда-то, думаю, и можно будет сказать, что с Россией всё в порядке. И не на год-другой, и не на десятилетия, а уже на века..." На этой мечтательной ноте заканчиваются автобиографические записки Н. Шмелева, его документально-художественное осмысление нашей реальности.

Щербакова Г. Митина любовь : Повесть // Новый мир. - 1997. - № 3. С. 3 - 62.

Еще одна лирико-драматическая повесть Галины Щербаковой ("Вам и не снилось", "Lоve-стория", "У ног лежачих женщин" и др.) написана от лица женщины и интересна, конечно, прежде всего женщинам и тем мужчинам, которые стремятся понять тайные движения загадочной женской души. Митя, о сложной семейной жизни и романах которого ведется здесь речь, при всей своей привлекательности ( не зря его обожают родные, мучительно любит жена и со счастливыми глазами вспоминают любившие его женщины) совсем не главное лицо в этом повествовании. Хотя именно вокруг него разыгрываются все события, накаляются страсти, развертывается сложный клубок человеческих отношений. Что ищет женщина в мужчине? Что любит в нем и что ненавидит? Что может простить, а чего не в силах пережить? Как далеко она может зайти в своей клокочущей глубоко внутри любви-ненависти? Ответы на эти вечные вопросы находит читатель на страницах повести, сверяя их со своими представлениями о жизни, добре и зле, о том, что такое любовь к ближнему и сострадание тем, кто чем-то обделен в жизни. Ведь как раз мимо таких, обиженных судьбой женщин и не мог спокойно пройти этот самый (совсем не бунинский) Митя, и именно эту роковую его черту унаследовал внук Егор, как бы замкнувший круг печальных попыток деда кого-то спасти, поддержать, хоть на время сделать счастливее. Стоило ли так жить? Какой ценой заплачено за все это? - уже другой разговор. Писательница не навязывает свою точку зрения, предоставляя читателям самим разбираться в сложностях жизни. К достоинствам повести стоит отнести очень здравые суждения и наблюдения автора, касающиеся семейных отношений, женской психологии, мироощущения современной женщины. В этом смысле главная героиня повести, конечно же, сама рассказчица, продолжающая галерею женских образов Г. Щербаковой. Ее, как замечает Т. Кравченко ("Еще одна "Loveстория" // Лит. газ. 1997. 16 апр. С.11), "сквозной" персонаж. "Женщина, на которой держится мир. Женщина одновременно мудрая и глупая и вполне земная".

Яницкий В. Монастырские этюды // Новый мир. - 1997.- № 10.- С. 95 116.

Яницкий В. Пришедшие найти : Повесть // Знамя. - 1997. - № 5. - С. 95 - 114.

"Монастырские этюды" Владимира Яницкого и близкая им по содержанию повесть любопытны малоизвестным материалом. Они знакомят с тем, как складывается жизнь возрождающихся сегодня на русской земле православных монастырей. Что за люди приходят в старые, разоренные (как правило, поруганные, видевшие за последние десятилетия много зла и жестокости - ведь именно здесь еще совсем недавно располагались места заключения) монастырские стены? Как строится их быт? Какова их духовная основа? Что ищут они в молитве и как их повседневное поведение сообразуется с постулатами христианской веры? Автор далек от идеализации разношерстного монастырского люда: священнослужителей, монахов, вереницы паломников, проходящих в монастыре послушание. Он не скрывает их человеческих слабостей и сомнений, показывает, как непроста эта жизнь, требующая много сил, труда, терпения, постоянного душевного напряжения. "Так это братство, - размышляет автор, - древнейший тип общежития, переваривает само себя, заглатывая одно, выплевывая другое, и снова заглатывая и почему-то очень страдая и претерпевая друг о друге. И надо претерпевать, польза есть претерпевать, однако в людях что-нибудь лопается - и нет уже их. Месяц - срок, три месяца - старожил; а всего-то год от роду монастырю - как решетки да колючую проволоку с себя поснимал. Трудно послушание, сильны искушения и явны здесь, тягостны грехи, которые каждый вешает на других; и место хотя намолено - а и проклято, потому как видело оно не только подвижничество схимников, но и слезы мальчишек-заключенных, слышало их вопли..." Но греет повествователя воспоминание о недолго прожившем в этих местах восемнадцатилетнем пареньке, который потом поступил учиться, как хотела его мама, но первым вузом для которого останется монастырь, а первым семестром - послушание ("Вдруг да хватит ему на жизнь его вечную"). Книга "Монастырские этюды" построена как ряд портретов-характеристик обитателей одного из северных монастырей ("Отец Ксенофонт", "Искушение Антония", "Старичок Салуан", "Дьяк-креститель" и др.). Герои повести “Пришедшие войти” - сегодняшние монастырские паломники, вернее, те из них, что бегут в скит от житейских и семейных невзгод и неурядиц. Несмотря на усердные молитвы, они сохранили вполне "земной" взгляд на вещи, весьма далекий от святости и смирения. Жизнь монастыря, показанная глазами этих людей, предстает как арена борьбы греховного и христианского начала в душах обитателей этих мест, как отражение поисков духовной опоры, размышлений о роли религии в нравственном выборе современного русского общества.







НОВИНКИ ОТЕЧЕСТВЕННОГО ДЕТЕКТИВА



Новинки 1997 г. ничем от предыдущего года не отличались. Пожалуй, только новым определением - коммерческая литература. По-прежнему в фаворе динамичный сюжет, развитие которого подчас просто невозможно предугадать, случайные знакомства, яростная стрельба и погони, жуткие опыты над человеческим организмом в подпольных лабораториях, превращения охранника правопорядка в бандита и наоборот. Ныне термин “милицейский уголовный роман” отошел в прошлое, а с ним и старые добрые убийства. Современный российский детектив и его собратья - триллер, боевик, детектив с элементами фантастики отвоевали себе большой кусок пирога на книжном рынке.

В классическом детективе злодейство - плачевное, но крайне редкое исключение из незыблемого порядка вещей. В сегодняшнем боевике преступление - безусловная норма, а сюжет держится на конфликте очень плохого с гораздо худшим. И именно это ни у кого не вызывает вопросов. Сюжеты черпаются прямо из жизни. И как правильно подметил Л. Гурский: “Рыцарям русского триллера нет особой нужды изощряться в поисках новых тем и необычных сюжетных ходов: стоит пролистать газету или посмотреть новости по ТВ, как сюжет очередного кровавого боевика готов - можно сразу переносить его на бумагу и получать повышенный гонорар за актуальность...” (Лит. газ., 1997. 11 июня. С. 10).

Щедрое на серии московское издательство “ЭКСМО” справедливо считает “Черную кошку” своей главной гордостью и визитной карточкой. Эта серия, специализированная на жанре детектива и триллера, имеет не только единое оформление, фирменный значок в виде выгнувшей спину черной кошки, но и свою “идеологию”. У “Черной кошки” два основополагающих принципа: отражать реальные процессы нашей криминогенной действительности и быть всегда на стороне борцов с криминалом и беспределом. Этому постоянно следуют завсегдатаи - Д. Корецкий, А. Маринина, Н. Леонов, В. Пронин, Ч. Абдуллаев и др.

Влодавец Л. Душегубы: Роман. - М., 1997. - 396 с.

Двое ребят - Ваня и Валерка, попавшие в армию каждый своим путем, вынуждены спасаться бегством после получения руководством “разнарядки” на отправку в Чечню. Мотивы опять-таки у каждого свои. Оба дезертира оказываются в одном товарном вагоне с левым товаром. Тут можно простить автору сюжетную натяжку, т.к. читатель наконец-то погружается в кровавый мир трупов, перестрелок и погони. Но автору этого мало. Его герои, очутившись в бандитском логове, оказываются перед выбором: либо смерть, либо служба и выучка у главаря банды. Нетрудно догадаться, что же предпочли ребята. Однако, им была отведена роль подопытных кроликов: лекарство, которое вкалывали новобранцам, превращало их из мыслящих людей в суперроботов, способных невероятно метко стрелять, водить разнообразную автотехнику, побеждать в рукопашном бою. Это все - предыстория. А далее - объектом охоты правоохранительных органов становится технология создания сверхсолдат.

Миронов Г. Скорпионы: Роман. - М., 1997. - 416 с.; Анаконда : Роман. - М., 1997. - 480 с.

Герой многих романов Георгия Миронова - авторитет по кличке Командир, совмещающий в себе доброе и злое начало. Он работник правоохранительных органов (как и сам автор), страстный коллекционер и одновременно глава мафии. Им разработан грандиозный план “Х”, по которому в один день должны быть уничтожены все крупные преступные группировки. Но Командира предали, а предавшие его долго не живут...

Простившись с Командиром, Г. Миронов обратил свой взор на женщин. Его новый роман “Анаконда” не разочарует читателей, т.к. в основе сюжетных ходов - конкретные уголовные дела, а за его героями стоят реальные прототипы. Книги Миронова не только захватывающие интеллектуальные романы, они еще снабжены историческими экскурсами и искусствоведческими экзерсисами.

Приходько О. Жестокий вариант: Роман. - М., 1997. - 425 с. - (Черная кошка).

Небольшой приморский городок вызывает в Москве подозрения как возможный крупнейший перевалочный пункт наркодельцов. Игорь Вениаминов, офицер антитеррористического подразделения “Альфа” направлен в командировку, чтобы под видом майора милиции, инспектора РУОП, выяснить расклады в преступном мире городка и прощупать каналы сбыта наркотиков. В ходе расследования “майор выясняет, что половина правоохранительных органов куплена местной мафией. Кто есть кто и предстоит выяснить главному герою.

Соболев С. Мясорубка: Роман. - М., 1997. - 460 с.

Роман трудно назвать детективом или боевиком. Скорее это - политический триллер - уж больно заметное место в “Мясорубке” занимает “глобалка”. Здесь живыми действующими лицами выступают и Борис Ельцин и тот, кого автор и его герои именуют весьма прозрачно Рыжим Лисом, и другие “отечественные чиновники”.

Сергей Щербаков, генерал-лейтенант и бывший разведчик, создает негосударственный фон для борьбы с разбазариванием российских богатств. У него есть “достойный” противник - мощный блок деятелей ЦРУ и продажных отечественных чиновников.

В этой же серии в 1997 г. вышли книги, на которые стоило бы обратить внимание: Ч. Абдуллаев “Альтернатива для дураков”, “День Луны”, Л. Влодавец “Адская рулетка”, “Большой шухер”, “Выход на бис”, А. Дышев “Дочь волка”; И. Деревянко “Беспредельщина”, “Разборка”; Д. Корецкий “Оперативный псевдоним” (книга пополнила также серию “Вне закона”), “Основная операция”, “Ментовская работа”; Г. Миронов “Анаконда”, “По своим не стрелять”, “Скорпионы”; В. Пронин “Банда-4”; “Банда-5”, “Дурные приметы” и др.

Так же хорошо известна серия “Русский бестселлер” издательства “ЭКСМО”, где печатаются лучшие отечественные детективы.

Дашкова П. Кровь нерожденных: Повести. - М., 1997. - 544 с.

Одна из претенденток на титул российской королевы детектива - Полина Дашкова закончила Литературный институт имени Горького, работала в центральной прессе, писала критические статьи, эссе, стихи. Ее первая книга “Кровь нерожденных” сразу стала бестселлером. Это - щемящая душу история о молодой женщине, которая спасает своего не родившегося еще ребенка от алчной банды врачей-убийц, торгующих детьми во чреве матери как материалом для приготовления чудодейственного омолаживающего лекарства.

Повесть “Продажные твари” - о тех, кто с легкостью продает за деньги не только свою совесть, но и чужую.

Леонов Н. Деньги или закон: Роман. - М., 1997. - 490 с.

У сыщика Гурова, героя многих детективных повестей и романов, сегодня пожалуй, нет достойных соперников в сфере криминального сыска. Из юного “товарища лейтенанта” он превратился в солидного “господина полковника”, который умеет и поставить на место “новых русских”, распираемых своими “зелеными” миллионами, и заставить уважать себя уголовные авторитеты, признающие только деньги, но не закон. Вопрос, вынесенный в заголовок произведения, для России воистину гамлетовский. Имеет ли преступление денежный эквивалент? Всегда ли можно “отмазаться” от уголовной ответственности при помощи взятки? Гарантирует ли личная неподкупность Льва Гурова правильный ход расследования? И наконец, что обладает большим влиянием - миллион долларов или Уголовный кодекс? Читателю самому предстоит сделать судьбоносный вывод: деньги или закон?

Маринина А. Иллюзия греха: Роман. - М., 1997; Имя потерпевшего - никто : Роман. - М., 1997; Мужские игры : Роман. - М., 1997. Не мешайте палачу : Роман. - М., 1997; Светлый лик смерти : Роман. - М., 1997; Смерть ради смерти : Роман. - М., 1997: Стилист : Роман. - М., 1997; Я умер вчера : Роман. - М., 1997.

Любителям детектива нет нужды представлять Александру Маринину. Вот уже около двух лет ее книги занимают ведущие строки в списках “Бестселлеров Москвы”, еженедельно публикуемых “Книжным обозрением”. Многие романы Марининой объединяет примечательная деталь: преступление в них совершают в общем-то приличные люди. В “Светлом лике смерти” дочь мстит за изнасилование матери, в результате которого она и появилась на свет.

В романе “Имя потерпевшего - никто” высокообразованная пожилая женщина руками своего внука, всеми уважаемого человека, убивает сноху и ее второго мужа, спрятавших драгоценности, нажитые ее сыном-валютчиком. А в “Стилисте” примерный семьянин совершает преступления, чтобы “повесить их на человека, который когда-то был возлюбленным его жены. Пожалуй, роман “Мужские игры, в этом смысле принципиально новая ступень в творческом развитии Марининой. Если ранее шла речь об убийствах, совершенных неуравновешенными личностями с психическими отклонениями, то здесь речь идет о запланированных убийствах, совершенных курсантами некоего Центра, финансируемого государством. И как всегда, на высоте - гений аналитического мышления, российский вариант мисс Марпл - Анастасия Каменская.

Адамов А. Час ночи: Роман. - М., 1997; На свободное место : Роман. - М., 1997.

Барабашов В. Крестная мать: Роман. - М., 1997.

Безуглов А. Мафия: Роман. - М., 1997; Ошибка в объекте : Роман. - М., 1997; Следователь по особо важным делам . - М., 1997.

Высоцкий С. Белая дурь: Роман. - М., 1997; По чуждому сценарию : Роман. - М., 1997.

Корецкий Д. Свой круг: Роман. - М., 1997; Основная операция : Роман. - М., 1997: Антикиллер-2 : Роман. - М., 1997.

Костин А. Убийственный аргумент: Роман. - М., 1997.

Леонов Н. Бесплатных пирожных не бывает: Роман. - М., 1997.

Пронин В. Будет немножко больно: Роман. - М., 1997.

Словин Л. Астраханский вокзал: Роман. - М., 1997; Бронированные жилеты . - М., 1997; Когда в нас стреляют : Роман. - М., 1997.

Щербаков Д. Стерва: Роман. - М., 1997.



На фоне новинок книжного рынка 1997 г. выделяется новая серия “ ЭКСМО” - “Детектив глазами женщины”. В ее основание положены многотомник Александры Марининой и первые книги молодых, обративших на себя внимание авторов - Татьяны Поляковой и Полины Дашковой.

Полякова Т. Тонкая штучка: Повести. - М., 1997. - 448 с.

Повести созданы в синтетическом жанре, который соединяет элементы психологического детектива и крутого западного боевика. Все это “литературное блюдо” приправлено той мягкой иронией, на какую способны только женщины. А еще женщина, как, например, героиня повести “Тонкая штучка” - скромная учительница английского языка, способна обвести вокруг пальца не только милицию и бандитов, но и нас с вами, читателей.

В сборник вошли еще две повести - “Ставка на слабость” и “Деньги киллера”.

Книга повестей П. Дашковой “Кровь нерожденных” вышла сразу в двух сериях - “Детектив глазами женщины” и “Русский бестселлер”.

В серию “Вне закона” издательства “ЭКСМО” входят романы, сюжет которых исключает привычное столкновение преступного мира с правоохранительными органами. Здесь все непредсказуемо, ибо герой, борющийся с уголовниками, как правило, сам является объектом преследования и защищает тот самый закон, что поставил его вне закона.

Абдуллаев Ч. День Луны: Роман. - М., 1997; Зеркало вампиров : Роман. - М., 1997; Альтернатива для грешников : Роман. - М., 1997.

Барабашов В. Господа бандиты: Роман. - М., 1997.

Гром И. Беспощадный: Роман. - М., 1997; Главный приз - смерть : Роман. - М., 1997; Тайное оружие : Роман. - М., 1997.

Корецкий Д. Привести в исполнение: Роман. - М., 1997; Смягчающие обстоятельства : Роман. - М., 1997; Оперативный псевдоним : Роман. - М., 1997; Принцип каратэ : Роман. - М., 1997.

Леонов Н. Мент поганый: Роман. - М., 1997; Деньги или закон : Роман. - М., 1997; Защита Гурова : Роман. - М., 1997.

Сербин И. Передряга: Роман. - М., 1997.



Издательство “ЭКСМО” продолжает серию “Спецназ” . В ней выходят книги о бесстрашных “крутых” парнях, объявивших “крестовый поход” преступности.

Абдуллаев Ч. Охота на президента: Роман. - М., 1997; Обретение ада : Роман. - М., 1997.

Макаров А. Смертники: Роман. - М., 1997.



Лучшая серия издательства “Изограф” - “С пером” , которую книголюбы по элементу оформления называют “Авторучкой”. Эти книги - о времени и людях, волею обстоятельств оказавшихся в особых, порою жестких, порою немыслимых ситуациях.

Бородыня А. Зона поражения. Роман. - М., 1997. - 352 с.

Пустые дома, квартиры с мебелью, коврами, где лежат разбросанные детские игрушки в черной радиоактивной пыли. На улицах, где нет ни одного человека, - тишина. Мертвый город, в котором никто больше не будет жить. Такова Припять, ставшая свидетелем трагедии, небывалой в истории человечества со времен Хиросимы и Нагасаки. В романе в тугой узел сплелись драмы человеческих судеб и криминальные реалии современного Киева. В киевский онкологический центр привозят больных, оперируют их, затем говорят, что им осталось жить несколько недель, - и предлагают в течение этого времени поработать, чтобы обеспечить семью. Умирающие нужны главврачу (за которым - чиновники из высшего эшелона власти и националистическая оппозиция), дабы вывезти из Припяти контейнеры с радиоактивным сырьем. Контейнер необходим, чтобы устроить масштабную провокацию - и благодаря ей продолжать получать от международных организаций деньги на закрытие Чернобыльской АЭС. Но на самом деле деньги идут совсем на другое.

Булычев К. Усни, красавица: Роман. - М., 1997. - 320 с.

Перестрелка, завязавшаяся ранним утром во дворе московского дома у Тишинского рынка, вовлекла героиню романа в удивительные происшествия, вырвав ее из упорядоченного и плавного течения жизни. Бандитская разборка странным образом совпала с завершением поисков семейной реликвии, которые вела эта хрупкая женщина. И хотя она формально выполняла при лейтенанте милиции функции доктора Ватсона, именно ей удалось довести расследование до конца.

Звягинцев А. Дезертир: Повести. - М., 1997. - 400 с.

В книгу входят две повести - “Дезертир” и “Школа Босха”. Если первая - чисто приключенческое произведение, рассказывающее о войне в Афганистане, с динамичным сюжетом, погонями, засадами, восточной экзотикой и даже мистикой, то повесть “Школа Босха” сложнее. В центре ее - борьба, которую ведут на свой страх и риск следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре СССР и сотрудник московского уголовного розыска с коррумпированным руководством большого южного города-курорта.

Время действия повести - конец эпохи Брежнева. Общество живет в ожидании перемен. Но власть так сладостна и как средство создания сытой, безмятежной жизни, и сама по себе, что те, в чьих руках эта власть, готовы пойти на все, чтобы ее защитить.

Перов Ю. Орден хитрецов: Роман. - М., 1997. - 572 с.

Мир кино. По словам одной из героинь, кино - “своего рода каста или орден”, куда непосвященному проникнуть нельзя; те же, кто создал этот орден, “большие хитрецы”, они заняты “созданием иллюзий любви, ненависти”, творят иную реальность, в которой можно обрести счастье и покой. Роман - равно как и картина, съемки которой описываются в книге, - о роли и месте художника в современном обществе, о взаимозависимости жизни и творчества.

Произошедшая во время съемок смерть пожилого актера от инсульта послужила прелюдией к разыгравшейся позже трагедии: в номере гостиницы был найден зарезанным режиссер фильма. Казалось бы, убийца - душевнобольная девушка - схвачена. Но знаменитый артист, снимавшийся в главной роли, так и не смог ответить на заданный самому себе вопрос: не он ли подлинный виновник смерти своего друга?

Прашкевич Г. Бык: Повести. - М., 1997. - 487 с.

Сергей Кудимов, в прошлом лейтенант КГБ, а затем сотрудник совместного советско-германского предприятия, погиб странной и нелепой смертью - в пьяном виде выпал из окна, как шепнула какая-то девушка на похоронах старшему брату покойного, Валентину. Спустя несколько часов после похорон эта девушка сама, по сообщению теленовостей, “выпала из окна”, а в гостинице был застрелен человек, которого приняли за Валентина... Сращение криминальных структур с бывшим руководством партии и госбезопасности, вооружение уголовников и подготовка часа “Х” - тема повести “Бык”.

В повести “Иномарка с томскими номерами” сотрудники частного сыскного агентства в Новосибирске “раскручивают” два, казалось бы далеких друг от друга дела: предотвращая заказное убийство, они раскрывают тайну случившегося несколько лет назад драматического исчезновения молодой женщины.



В издательстве “АСТ” в персональной серии “Марш Турецкого” выходят книги популярного автора Ф. Незнанского.

Незнанский Ф. Бархатный губернатор. - М., 1997; Выбор оружия : Роман. - М., 1997; Девочка для шпиона : Роман. - М., 1997; Игра по-крупному : Роман. - М., 1997; Первая версия : Роман. - М., 1997; Секретная сотрудница : Роман. - М., 1997.

Один за другим убиты трое кандидатов в губернаторы Ставропольского края. Расследовать преступления поручено старшему следователю по особо важным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации А.Б. Турецкому. Ему и его друзьям и коллегам из правоохранительных органов противостоят мафиозные структуры, поддерживаемые миллиардными суммами и высокими должностными лицами.



Не обошлось без криминальных сюжетов и в издательстве “Вагриус”. Тайный мир России, самые откровенные триллеры о русской мафии представлены в серии “Черный ворон”.

Бутырский Ф. Подземная война Лютого: Роман. - М., 1997. - 460 с.

Чтобы прибрать к рукам огромные деньги, мощная мафиозная группировка готовит серию террористических актов в Москве и шантажирует городские власти. К этой операции привлечены бывшие “афганцы”, живущие в катакомбах, - они отвергнуты обществом и не сумели найти своего места в мирной жизни. Лютый объявляет им войну.

Волошин Ю. Братва: Роман. - М., 1997; Братва-2 : Роман. - М., 1997; Братва снова в деле : Роман. - М., 1997.

Мелкий воришка, освободившись из тюрьмы, решает “завязать”. Однако новая жизнь встречает его неприветливо. Только члены преступной группировки готовы “подставить” плечо в трудную минуту... И действительно подставляют... Новая отсидка в корне меняет жизнь Баклана. Он сколачивает свою группу, которая вскоре станет одной из самых “крутых” в России. Его врагам еще не раз придется пожалеть о том, как они обошлись с ним.

Доценко В. Награда Бешеного: Роман. - М., 1997; Любовь Бешеного : Роман. - М., 1997; Приговор Бешеного : Роман. - М., 1997.

“Русский Рембо” Савелий Говорков - герой уже восьми книг В. Доценко. Он воевал в Афганистане, сидел в тюрьме, изучал восточные единоборства. В последнем издании - “Приговор Бешеного”, блестяще завершив операцию по захвату и вывозу в Москву главаря банды чеченских террористов, он принимается за расследование обстоятельств трагической гибели друга, лидера ветеранов-афганцев. Теперь его противники - свои же российские чиновники и воротилы криминального бизнеса. Борьба с ними гораздо опаснее чеченской войны.

Кстати, В. Доценко в 1997 г. получил поощрительную премию МВД России. Похоже это единственный случай, когда бывший осужденный, пусть даже писатель, отмечен милицейской премией.

Таранов С. Атака Меченого: Роман. - М., 1997. - 493 с.

Его имени не знает никто, для врагов и друзей он просто Меченый. Бывший спецназовец, боец суперкласса, он появляется всякий раз в нужное время, чтобы вершить свой суд над бандитами, защитить слабых и униженных.

К разряду “жутких” детективов можно отнести три книги Яны Белоусовой, выпущенной в этой же серии. Кто не любит ночью спать, пусть читает эпопею про маньяка.

Белоусова Я. Питерский маньяк: Роман. - М., 1997; Маньяк приходит в полночь : Роман. - М., 1997; Расплата маньяка : Роман. - М., 1997.



Московское издательство “ОЛМА-Пресс” и петербургский Издательский дом “Нева” запустили совместную серию “Русский проект”.

Бушков А. Капкан для бешеной: Роман. - М., СПб., 1997. - 532 с.

Вместо осуждаемых историй про капитана Кирилла Мазура публика с удивлением для себя отметила, что продолжение саги о следователе Дарье Шевчук “забирает” ничуть не меньше. Красавица Дарья Шевчук - героиня романа “Бешеная” ( в другом варианте “Девочка со спичками”) оказалась вполне жизнеспособной, чтобы “прорасти” в новом романе, став грозой преступности сибирского города Шантарска.

Как и полагается в современном триллере, здесь реалии переплетаются с мистикой и авторскими фантазиями. Но в отличие от многих авторов, создающих что-то вроде компьютерной игры, Бушков дает почувствовать читателю тот самый “дым Отечества” на текущий момент. Выдуманные сюжетные ходы вроде подавления инсценированного сепаратистского путча в Шантарске вполне в духе “современной шизофрении”, заразившей наше общество. С этой аферой, где ключевую роль играет массовое внушение посредством техники записи ТВ-программ, и сталкивается наша героиня в ходе расследования банального на первый взгляд преступления - убийства певицы, как две капли похожей на Мерилин Монро.

Кивинов А. Мент Обреченный: Повести. - М., 1997. - 571 с.

В книгу вошло несколько повестей: “Сделано из отходов”, “Дублер”, “Танцы на льду” и “Мент обреченный”. Она о тех, кого большинство презрительно называют “ментами”. В них стреляют, их преследуют, их сажают. В свои тридцать с небольшим они становятся стариками, но продолжают заниматься своим - таким опасным и неблагодарным делом.

Еще одна новая серия - “Русский талант” петербургского издательства “Азбука” . В ней будут выходить лучшие остросюжетные романы современных российских авторов. Открывает ее книга “Те же и Скунс” М. Семеновой , известной по нашумевшему роману “Волкодав”.

Многие другие московские издательства также не обошли своим вниманием криминальную тему. Известное издательство “Локид” продолжает выпускать серии “Современный российский детектив” и “Белый лебедь” . В них изданы книги Б. Бабкина (“Завещание на жизнь и на смерть”, “Когда закон бессилен”, “От сумы, тюрьмы, войны не зарекайся”); И. Рясного (“Бандюки”, “Проказы желтого харта”); А. Дышева (“Дочь волка”, “Закон волка”, “Крик волка”), А. Измайлова (“Покровитель”) и др.

Выпуском детективов занимаются издательства “Армада”, “АСТ”, “Мартин”, “ЛТД”, “Вече”, “Олимп” и др.



НОВИНКИ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ФАНТАСТИКИ



Отечественная фантастика всегда стояла поодаль от современных массовых жанров, но и не вписывалась в контекст “безусловно серьезной” литературы, развиваясь по собственному пути. Если научная фантастика 60-х гг. рождалась из смекалки инженера-рационалиста, то технократическая фантастика сейчас - это видение увлеченного пользователя компьютера. Фантастика конца 90-х гг. рисует мир столь же непознаваемым и иррациональным, как в древних мифах и сказках, будь тот фэнтези, виртуальная реальность или мистическое повествование из жизни “новых русских”. После взлетов, падений и застоя, фантастика нашла наконец себе место на страницах книжных серий нескольких московских и питерских издательств.

Не нуждаются в рекламе патриархи российской фантастики - Казанцев, братья Стругацкие, Гуревич, Войскунский и Лукодьянов и др. - классики советской литературы, произведения которых постоянно переиздаются столичными издательствами. К сожалению, лишь изредка они балуют читателей новыми публикациями:

Войскунский Е., Лукодьянов И. Незаконная планета: Роман; Войскунский Е. Химера : Повесть. - М.: Сопричастность; Ростов-на-Дону: Феникс, 1997. - 429 с. - (Избранная российская фантастика).

Гуревич Г. Судебное дело: Роман; Кратчайшая история человечества: Эссе. - М.: АО “Х.Г.С.”, 1997. - 216 с. - (Приключения мысли).

Казанцев А. Спустя тысячелетие: Роман, повесть. - М. : Центрополиграф, 1997. - 488 с. - (Классическая библиотека приключений и научной фантастики).



За последние два-три года список имен российских фантастов значительно пополнился. Уже зарекомендовали себя Василий Головачев, Сергей Лукьяненко, Ник Перумов, Максим Фрай, Генри Лайон Олди, Василий Звягинцев, выступающие в дуэте Юрий Брайдер и Николай Чадович, а также Андрей Лазарчук и Михаил Успенский, одинаково известные как в стане фантастики, так и на детективной ниве. Об этих и других, заслуживающих внимания, авторах, работающих в жанре фантастики, и пойдет речь в этом обзоре.

Как уже говорилось, прочную позицию на рынке заняли несколько московских и питерских издательств, достаточно широко представляющих состояние современной российской фантастики. Первое место здесь принадлежит вездесущему издательству “ЭКСМО” , выпускающему две лидирующие в Москве серии: “Абсолютное оружие” и “Абсолютная магия” . Безусловными удачами “Абсолютного оружия” стали следующие книги:

Брайдер Ю., Чадович Н. Миры под лезвием секиры: Роман. - М., 1997. - 432 с.

Неудивительно, что четвертая часть цикла “Тропа”, вышла сразу в двух сериях. Этот цикл отличается возможностью рационального объяснения описываемых событий и мистической канвой повествования. На этот раз странник Артем угодил в провинциальный российский городок, ставший жертвой масштабного катаклизма.

Головачев В. Излом Зла: Роман. - М., 1997. - 464 с.; Истребитель Закона : Роман. - М., 1997. - 464 с.

Продолжение сериала “Запрещенная реальность”. Его герой - офицер контрразведки Матвей Соболев - вступает в неравную схватку с Союзом Девяти Неизвестных - тайными правителями России, чье могущество зиждется на поддержке Монарха Тьмы, существа из иного измерения. До него-то и предстоит добраться Матвею.

А пока он находится за “гранью миров”, его соратники остаются один на один с Истребителем Закона - загадочным существом, охотящимся на всех, кто обладает паранормальными способностями.

Громов А. Властелин пустоты: Романы. - М., 1997. - 464 с.

Не слишком оптимистический роман А. Громова изображает последствия применения гипноизлучателя на идиллической планете Простор. Ее общество обречено на гибель в столкновении с безжалостными землянами. Чтобы спасти безобидных аборигенов бывший десантник Умнейший создает циничного и жестокого правителя, в надежде победить насилие - насилием, зло - злом. За второй роман “Менуэты Святого Витта” автор удостоен главной награды фестиваля “Фанком-97”.

Звягинцев В. Вихри Валгаллы: Роман. - М., 1997. - 544 с.

Книга продолжает цикл об агграх, форзейлях и землянах, начатый когда-то романом “Одиссей покидает Итаку”. Герою цикла Андрею Новикову и его друзьям удалось изменить ход российской истории: армия Врангеля разгромила большевиков, в результате чего на юге страны возникла независимая республика. Однако теневых правителей страны такой поворот событий не устроил.

Что же касается открытий года, то это, бесспорно, Олег Дивов и Михаил Тырин, получивший главную награду на фестивале фантастики “Фанкон-97”.

Дивов О. Стальное сердце: Роман. - М., 1997. - 496 с.; Братья по разуму : Роман. - М., 1997. - 416 с.; Мастер Собак : Роман. - М., 1997. - 512 с.

Все три тома составляют цикл об экстрасенсах. Это напряженный триллер о противостоянии могущественных фанатиков, стремящихся к мировому господству, и экстрасенса Тима Костенко, которому на подмогу приходят таинственные “братья по разуму”.

Книга написана так, что способна вызвать шок у излишне доверчивых граждан. Не принимайте всерьез написанное. В конце концов, никто толком не знает, существует ли психотропное оружие или байки о нем - всего лишь параноидальный бред...

Тырин М. Тень Покровителя: Повести, рассказ / Предисл. Е. Харитонова. - М., 1997. - 592 с.

Происки инопланетных агрессоров превращающих жителей Земли в свою “пятую колонну”, расследование серии убийств, совершенных пришельцем из будущего, опасное сафари в мире гигантских насекомых - вот темы повестей “Последняя тайна осени”, “Греки ночного неба”, и рассказа “Малые возможности”, включенных в данную книгу.

Не менее приятным окажется знакомство с произведениями Марии Симоновой и Елены Сенявской. Этим очаровательным дамам удалось сломать известные предрассудки и во весь голос заявить о себе в традиционно мужском жанре.

Симонова М. Воины Тьмы: Роман. - М., 1997. - 400 с.; Знак Избранника : Роман, повесть, рассказы. - М., 1997. - 400 с.

Оказавшись в безвыходной ситуации, древнейшая галактическая раса решилась на уничтожение тысяч обитаемых миров, зараженных космической чумой. Эта миссия была поручена Воинам Тьмы. Но история повторяется: спустя века потомки Воинов Тьмы снова должны спасти Вселенную.

Весьма разнородны произведения, включенные в сборник “Знак Избранника”. Здесь и история с путешествиями во времени (роман, давший название сборнику), и фантастический боевик (повесть “Йернские волки”), и рассказы об оборотнях (“Охотник”, “Дарлин”).

Сенявская Е. Звездный Скиталец: Романы. - М., 1997. - 464 с.

Поклонники старой доброй “космической” фантастики будут приятно удивлены прочитав романы Елены Сенявской “Первая заповедь”, “Звездный Скиталец”, “Легенды о Мятежном Капитане”. Истории о звездолетчиках, бороздящих необозримые просторы Вселенной, романтичны, увлекательны и в высшем смысле слова гуманистичны.

Любопытными показались и такие книги из этой серии:

Бессонов А. Ветер и сталь: Роман, повесть, рассказ. - М., 1997. - 448 с.

Голицын М. Время побежденных: Роман. - М., 1997. - 416 с.

Стальнов И. Последний госпитальер: Роман. - М., 1997. - 400 с.

Сухинов С. Тени на Меркурии: Повести. - М., 1997. - 480 с.

Предлагаем обратить внимание на следующие книги, вышедшие в серии “Абсолютная магия”:

Давыдов А. Власть Молнии: Роман. - М., 1997. - 528 с.

Андрей Давыдов - совместный псевдоним украинских фантастов Олега Авраменко и Тимура Литовченко, выбранный ими для работы над литературным проектом, который начат романом “Власть Молнии”. Авторский замысел выглядит достаточно плодотворным: центральный персонаж задуманного цикла - мастер боевых и магических искусств Карсидар, вставший на пути татаро-монгольских полчищ под Киевом.

Лукьяненко С., Перумов Н. Не время для драконов: Роман. - М., 1997. - 480 с.

Однажды 30-летний москвич Виктор вышел на лестничную площадку и обнаружил перед дверью своей квартиры раненую девочку-подростка по имени Тель. Приняв ее поначалу за фанатку ролевых игр, начитавшуюся фэнтези, он постепенно приходит к выводу, что девушка - посланница волшебного мира, а ему отводится роль спасителя этого мира. Но для этого необходимо превратиться в дракона...

Олди Г. Л. Гроза в Безначалье: Роман / Предисл. А. Шмалько. - М., 1997. - 480 с.; Дайте им умереть : Роман, повесть, рассказы. - М., 1997. - 432 с.

Фантазия автора переносит нас в Эру Мрака (“Гроза в Безначалье”). Но Эра Мрака не заканчивается гибелью мира - она ею только начинается... Судьбы людей и царей, небожителей и их земных воплощений переплетаются на страницах увлекательного романа, основанного на индийской мифологии.

Ожившее оружие - излюбленная тема Г. Л. Олди. Действие романа “Дайте им умереть” датировано концом пятого тысячелетия. Взбунтовавшееся оружие мстит людям, взрываясь у них в руках. В сборник вошли также повесть “Вложить душу” и пять рассказов (“Кино до гроба и...”, “Nevermore”, “Последнее запрещение Господа”, “Пророк”, “Сказки дедушки вампира”).

Может быть, кого-то заинтересуют и другие авторы данной серии:

Ахманов М. Пятая Скрижаль Кинара: Роман. - М., 1997. - 432 с.

Дудко Д. Воины Солнца и Грома: Роман. - М., 1997. - 416 с.

Зорич А. Знак разрушения: Роман. - М., 1997. - 400 с.; Семя ветра : Роман. - М., 1997. - 464 с.

Свержин В. Закон Единорога: Роман. - М., 1997. - 432 с.



Конечно, успехов в 1997 г. добилось не только “ЭКСМО”. Невозможно представить российский рынок фантастики без издательства “Армада” . Только оно выпускает сегодня семь “фантастических” серий. Лидирующую позицию занял “Фантастический боевик” . Среди конкретных изданий хотелось бы отметить следующие:

Белянин А. Меч без Имени: Роман / Послесл. В. Гопмана. - М., 1997. - 331 с.: ил.
Как бы продолжая тему ожившего оружия Г. Л. Олди, А. Белянин наделил Меч Без Имени волшебством, согласно которому оружие само выбирает себе хозяина. И вот однажды его выбор пал на нашего современника Андрея, вследствие чего последний угодил в параллельное измерение. Как герой вернулся обратно и кто ему помог - вы узнаете прочитав книгу.

Калугин А. Резервация: Роман. - М., 1997. - 408 с.: ил.; Да здравствует резервация! : Роман. - М., 1997. - 395 с.: ил.

Обе части задуманной трилогии Алексея Калугина разворачиваются в конце ХХI в. В так называемой Сфере Стабильности - огромном Мегаполисе, созданном землянами с целью предотвратить вымирание человеческой расы в результате неминуемой природной катастрофы. Энергетические поля надежно защищают обитание Сферы от контактов с внешним миром. Тем не менее их жизнь стабильной не назовешь...

Катастрофы, какой грозили сильные мира, не случилось. Об этом жители Сферы узнали гораздо позднее, когда те, кто остался снаружи, попытались войти с ними в контакт.

Перумов Н., Каминская П. Похитители душ: Роман. - М., 1997. - 360 с.; Один на один : Роман. - М., 1997. - 394 с.: ил.

Дилогия о фантастических событиях в современном Петербурге. В городском метро объявились огромные крысы-мутанты (тема не нова). И только один человек способен понять, откуда взялись эти мерзкие твари и что им, собственно, надо...

Мзареулов К. Звездный лабиринт: Роман. - М., 1997. - 395 с.: ил.

Команда аквалангистов нашла на дне моря старинные предметы, открывавшие доступ в Лабиринт - систему проходов в многомерном пространстве, созданную цивилизацией троклемидов. Находкой заинтересовались многие - от спецслужб до бандитов.

В персональных сериях “Властимир” и “Сварожичи” выходят фэнтезийные сериалы Г. Романовой:

Романова Г. Странствия Властимира: Роман. - М., 1997. - 427 с.; Обрежен Перуна : Роман. - М., 1997. - 428 с.; Чара сила : Роман. - М., 1997. - 394 с.: ил.

Автор продолжает книгу “Властимир” - о рязанском князе. На долю главного героя опять выпадают тяжелейшие испытания. Ослепленный захватившими его псоглавцами (люди с волчьими головами), он должен бежать из плена и добраться до самого Кощея, хранителя живой воды.

Персонажи двух других книг из задуманной пенталогии “Сварожичи” - боги русского языческого пантеона. Один из них, Велес, чтобы заполучить в жены прекрасную Додолу, выпустил из Пекла полчища нежити, которые понесли по свету смерть и разрушение. Совладать с темной силой мог лишь Перун, сын Сварога, выросший среди людей.

Другой сказочной серией - “Замок чудес” - “Армада” открывает новую страну, где царствуют крылатые ежики с планеты Синего Кефира, добрые роботы, которые вместе с молодыми героями книг справляются с жестокими пиратами, выполняют нелегкие поручения, заготовленные для них авторами:

Емец Д. Тайна “Звездного странника”: Повесть. - М., 1997. - 233 с.: ил.; Сердце пирата : Повесть. - М., 1997. - 236 с.: ил.

Соломатов А. Цицерон и боги Зеленой планеты: Повесть. - М., 1997. - 250 с.: ил.; Рыцарь сновидений : Повесть. - М., 1997. - 236 с.: ил.



В серии “Классическая библиотека приключений и научной фантастики” , выпускаемой московским издательством “Центрополиграф”, вышло несколько книг, достойных, на наш взгляд, внимания читателей:

Абрамов С. Канатоходцы: Роман, повести. - М., 1997. - 491 с.

Действие романа, давшего название сборнику, разворачивается в мире, обитатели которого находятся под постоянным гипнотическим контролем правящей олигархии (типичная ситуация для “жесткой НФ”). Пристрастие автора к упомянутому направлению подтверждают и вошедшие в книгу повести - “Волчок для Гулливера”, “В лесу прифронтовом”, “Время его учеников” и “Человек со звезды”.

Бородыня А. Сияющий вакуум: Роман, повесть. - М., 1997. - 489 с.

Роман “Сияющий вакуум” и повесть “Эрвин Каин, или Три романа” объединены фигурой центрального персонажа - философа и писателя Эрвина Каина. В романе излагается история спасения Земли, бомбардируемой “зернами космических посевов”. Полумистическая биография Каина раскрывается в повести.

Никитин Ю. Святой Грааль: Роман. - М., 1997. - 52- с.; Стоунхендж : Роман. - М., 1997. - 553 с.

В новых историко-фэнтезийных романах эпопеи “Трое из леса” рассказывается о приключениях Вещего Олега и английского рыцаря Томаса Мальтона, встретившихся на обратном пути из Палестины, где оба искали доблести и славы. Теперь дорога привела их на необозримые просторы Древней Руси... Новые сведения о жизни героев можно найти в книге “Трое в Долине” (М., 1997. - 416 с.), вышедшей уже в издательстве “Равлик” в серии “Трое из леса”.

Столичное коммерческое издательство “АСТ” (как “соло”, так и при участии санкт-петербургского издательства “Terra Eantastica”) предлагает несколько своих вариантов “фантастических” серий. Особой творческой удачей можно считать серию “Звездный лабиринт”.

Васильев В. Враг неведом: Роман. - М., 1997. - 496 с.; Абордаж в киберспейсе : Романы, повести, рассказы. - М., 1997. - 496 с.

Первая книга представляет собой романтизированную версию компьютерной игры “Х-com” (“UFO”). Романы “Сердца и моторы”, “Веселый Роджер на подводных крыльях”, повести “Город-призрак”, “Хирурги” и рассказы “Пелена”, “Забытая дорога” сочетают в себе супердинамичный сюжет, молодежный сленг и поистине убойный юмор.

Дворник А. Отруби по локоть: Роман. - М., 1997. - 592 с.: ил.

Такой же хохмач, как и предыдущий автор, Андрей Дворник один из наиболее читаемых (и покупаемых) в Москве фантастов. Герой романа - стрелок-радист со звездолета “Оклахома” Порнов живет в научно-фантастическом мире. И конечно же, на его голову выпала масса головокружительных приключений.

Лукьяненко С. Звезды - холодные игрушки: Роман. - М., 1997. - 480 с.; Лабиринт отражений : Роман. - М., 1997. - 512 с.: ил.

На сегодняшний день Сергей Лукьяненко - самый популярный из молодых отечественных фантастов (ему нет и тридцати). Обе предлагаемые вниманию книги получили положительную оценку критики.

Диптаун - это виртуальный город, новая Мекка, созданная крупными компьютерными фирмами по программе хакера Дмитрия Дибенко. Интеллектуальная элита человечества восприняла это как новую игрушку, куда можно “нырять”, не теряя связи с внешним миром. Но всегда есть и такие, которые расценивают любое новшество, как способ обогащения, не считаясь с последствиями.

Другое произведение - “Звезды - холодные игрушки” переместит читателя во времена, когда состоялся долгожданный контакт с иными цивилизациями. Но, увы, выясняется, что земляне опоздали к разделу “галактического пирога”. Более сильные цивилизации отвели юной Земле роль “винтика” в структуре межзвездного сообщества. Но удовлетворятся ли люди участью космических извозчиков (она досталась им, потому что только они могли выжить в момент “джампа” - мгновенного перемещения на расстояние в несколько световых лет) или попытаются встать вровень с Сильным?..

Скаландис А. Заговор Посвященных: Роман. - М., 1997. - 544 с.

Оказывается, есть просто земляне, а есть - Посвященные, те, кто знает, что после смерти можно оказаться в “тонком мире” и расширить свое понимание устройства Вселенной. Но чем больше Посвященных, тем ближе конец света, и потому на этих уникумов открыта безжалостная охота..

Щеголев А. Свободный охотник: Роман, повести. - М., 1997. - 576 с.: ил.

Тем, кто не равнодушен к компьютерным играм, роман “Свободный охотник” будет особенно интересен. Сам автор определил жанр произведения как “кибер-фэнтези”. Приключенческий сюжет, с обязательными перемещениями из одного мира в другой, развивается внутри гигантской ЭВМ и по законам, обусловленным ее архитектурой. Повести “Двое на дороге” и “Раб” более традиционны.

А также можно почитать:

Гуданец Н. Полигон: Роман, рассказы. - М., 1997. - 528 с.: ил.

На обездоленной дикой планете проводятся секретные испытания нового супероружия - биороботов. - Два цикла рассказов (“У нас в городке”, “Несказочные сказки”).

Лукин Е., Лукина Л. Разбойничья злая луна: Роман, повесть / Послесл. Е. Харитонова. - М., 1997. - 560 с.: ил.

В сборнике - новый роман “Разбойничья злая луна” и известная повесть “Миссионеры”.

Среди новинок года заслуживают внимания книги серии “Заклятые миры”:

Валентинов А. Нарушители равновесия: Первый роман дилогии “Ория”. - М., 1997. - 432 с.; Если смерть проснется : Второй роман дилогии “Ория”. - М., 1997. - 432 с.

Жанр дилогии можно охарактеризовать так: героическая фэнтези в “обобщенно-славянском” духе. Что же до сюжета, то он вполне типичен для упомянутого жанра: в романах имеются воины-альбиры, колдуны-рахманы, лесные оборотни, огненные змеи, а основным лейтмотивом является борьба за власть.

Дяченко М., Дяченко С. Привратник; Шрам: Романы. - М., 1997. - 656 с.: ил.; Преемник : Роман. - М., 1997. - 656 с.: ил.

Чем привлекают читателей фэнтезийные романы Марины и Сергея Дяченко? Тот, кто читал их трилогию “Скитальцы”, легко назовет по крайней мере две причины, блестящий слог соавторов, вторая - нестандартность их мышления (а она особенно заметна, если учесть, сколь консервативен избранный ими жанр. Скажем, только у Дяченко можно найти такого противоречивого главного героя - мага, лишенного магических способностей.

В этой же серии можно почитать роман Ю. Горишней “Слепой боец” (М., 1997. - 608 с.), выдержанный в духе “нордической фэнтези”; повести П. Кудрявцева, объединенные в сборник “Клятва крысиного короля” (М., 1997. - 480 с.: ил.); романы А. Легостаева “Замок Пятнистой Розы” (М., 1997. - 496 с.: ил.); Э. Гаткевича “Деревянный меч” (М., 1997. - 592 с.: ил.); Ф. Чешко “На берегах тумана” (М., 1997. - 698 с.).

Не обойден вниманием издателей Андрей Валентинов, отмеченный на фестивале “Фанком-97” как лучший дебютант. Его персональная серия “Око Силы” с прошлого года знакомит читателей с историко-фантастической эпопеей. В ней есть все: и попытка изложить заново историю России ХХ в., и таинственные научные эксперименты, интриги НКВД и КГБ, и утомительные походы и отчаянные сражения.

Действие последних романов разворачивается в начале 1990-х - на фоне бурных политических перемен, приведших к распаду Советского Союза.

Валентинов А. Преступившие: Роман. - М., 1997. - 448 с.: ил.; Вызов : Роман. - М., 1997. - 448 с.: ил.; Когорта: Роман. - М., 1997. - 448 с.: ил.; Орфей и Ника : Роман. - М., 1997. - 464 с.: ил.

Хотелось бы отметить еще три книги серии “Вертикаль”:

Буркин Ю., Фадеев К. Осколки неба, или Подлинная история “Битлз”: Роман. - М., 1997. - 560 с.

Любопытно, что в некоторых магазинах книга выставлена в разделе “Музыкальная литература”. Это вполне объяснимо: “Осколки неба...” производят впечатление беллетризованной биографии и даже снабжены перечнем “битловских” пластинок. И все же перед нами - настоящий роман, авторы которого не всегда точны в деталях, зато упорно отстаивают свою концепцию: легендарная группа явилась в сей мир по Божьему промыслу и распалась только после того, как была выполнена ее миссия.

Рыбаков В. Трудно стать Богом: Роман, повесть, рассказ. - М., 1997. - 544 с.: ил.

Тексты, включенные в сборник, рассчитаны на достаточно эрудированного читателя. Только он сможет в полной мере оценить роман “Человек напротив” (продолжение романа В. Рыбакова “Очаг на башне”), повесть “Трудно стать Богом” (продолжение легендарной повести братьев Стругацких “За миллиард лет до конца света”), рассказ “Смерть Ивана Ильича” (помните одноименный рассказ из сокровищницы русской классической литературы?). Автор был удостоен главной награды на фестивале “Фанком-97”.

Штерн Б. Эфиоп: Роман. - М., 1997. - 672 с.: ил.

А вот и еще одна версия. Абиссинский царь, переходя из мира в мир, успевал поучаствовать в парочке мировых войн и десятке революций, путчей и переворотов, неуклонно приближается к цели - он должен отыскать некого украинского хлопчика, которому суждено стать исходным генетическим материалом для “выведения” африканского Великого Поэта.



Если предыдущие четыре серии - плод усилий московского и петербургского издательств, то следующие издания - заслуга одного санкт-петербургского издательства “Азбука” , деятельность которого заметно активизировалась. Интересно, что в выходных данных название издательства звучит то “Азбука-Терра”, то “Терра-Азбука”.

Стопроцентным попаданием оказались книги Максима Фрая, изданные в серии “Русская fantasy” . Любители и почитатели остросюжетной и юмористической фэнтези с благодарностью примут продолжение книги “Лабиринт” - “Волонтеры Вечности” (СПб., 1997. - 576 с.); “Темная сторона” (СПб., 1997. - 352 с.), а так же новые полеты фантазии Макса Фрая и его “литагентов” - С. Мартынчика и И. Степина - “Вершитель” (СПб., 1997. - 416 с.) и “Наваждения” (СПб., 1997. - 448 с.).

В этой же серии можно ознакомиться со следующими публикациями:

Волков А. Пришелец: Роман. - СПб., 1996. - 528 с.

Попытки использовать Библию в качестве источника вдохновения предпринимались фантастами не раз. Аналогичным образом поступил и Александр Волков, сочинивший историю о втором пришествии Христа, которого опять не узнали и опять принесли в жертву.

Дяченко М., Дяченко С. Скрут: Роман. - СПб., 1997. - 496 с.; Ведьмин век : Роман. - СПб., 1997. - 400 с.

Скрут - чудовищный паук. Но он не всегда был пауком. Когда-то он был человеком, а женщина предала его (из-за чего, собственно, он и превратился в мерзкую тварь). А теперь героям “Скрута” предстоит оказать ему помощь,,,

В книге “Ведьмин век” победа научно-технической революции обернулась неслыханным разгулом колдовства. И вновь, как много веков назад, единственным защитником цивилизации стала Святая Инквизиция.

Логинов С. Колодезь: Роман. - СПб., 1997. - 320 с.

Вот как охарактеризовал свое произведение сам Святослав Логинов в особом предуведомлении: “Перед вами странная книга - фантастический роман, в котором автор старался по мере сил соблюсти историческую правду, причем ради самой правды, не обращая внимания на конъюнктуру момента”. Для полноты картины добавим, что действия “Колодезя” происходит в России и датируется XVII веком.

Нечипоренко В. Агент чужой планеты: Роман. - СПб., 1997. - 432 с.

Петербургскому литератору Вадиму Ромоданову от имени инопланетной цивилизации предлагают стать ее соглядатаем в нашем мире. Для успешного выполнения миссии его наделяют способностью телепатического воздействия на людей. Но жажда власти и богатства заставляет героя использовать свои новые возможности в личных целях...

Можно выделить еще несколько романов из этой же серии:

Авраменко О. Звездная дорога: Роман. - СПб., 1997. - 464 с.

Григорьева О. Берсерк: Роман. - СПб., 1997. - 560 с.

Копылова П. Летописи Святых земель: Роман. - СПб., 1997. - 512 с.

Кублицкая И. Карми: Роман. - СПб., 1997. - 576 с.

Хаецкая Е. Вавилонские хроники: Роман, повести. - СПб., 1997. - 448 с.

Чирков В. Замок на стыке миров: Роман. - СПб., 1997. - 384 с.

Юркин А. Пророк: Роман. - СПб., 1997. - 608 с.

Достойны внимания еще две серии издательства “Азбука” : “Азбука-fantasy” и “Русское поле” , чьи диапазоны достаточно широки - от сказочной истории до философской притчи.

В первой серии:

Другаль С. Язычники: Роман, рассказы. - СПб., 1997. - 496 с.

Корабельщиков О. Башня птиц: Повести, рассказы. - СПб., 1997. - 416 с.

Во второй:

Дворецкая А. Стоячие камни: Роман. - СПб., 1997. - 512 с.; Оружие скальда : Роман. - СПб., 1997. - 480 с.

Легостаев А. Любовь прекраснее меча: Роман. - СПб., 1997. - 464 с.; Любовь опаснее меча : Роман. - СПб., 1997. - 400 с.; Любовь сильнее меча . Роман.- СПб., 1997. - 400 с.



Кроме перечисленных издательств и выпускаемых ими серий, добавим, что своим вниманием не обошли фантастику и другие издательства. Менее, чем в прошлом году, было заметно издательство “Локид” с его серией “Современная российская фантастика” . Здесь, пожалуй, можно назвать роман Л. Кудрявцева “Дорога мага” (М., 1997. - 346 с.: ил.).

В издательстве “МикроАРТ” в серии с многозначительным названием “Фантастика со смыслом” вышел роман А. Жарова “Формула жизни” (М., 1997. - 464 с.: ил.), смысл которого ясен лишь автору.

Поклонники Виктора Пелевина с удовольствием прочтут известную по периодике “Желтую стрелу”, пущенную из издательства “ВАГРИУС”.

Любители мифологической фэнтези будут довольны романом Дж. Коуля “Атланта. Воин” . Он вышел в 2-х томах в издательстве “Терра” , серия “Большая библиотека приключений и научной фантастики” . К фантастике обращались также издательства “Аргус”, “ОЛМА-Пресс”, “ТОО “ТП”” и т.п.

Мы постараемся и в следующих выпусках давать развернутую аннотированную информацию о “фантастических” новинках.





ПОЭЗИЯ



Авалиани Д Улитка на склоне : Стихи. Палиндромы. Анаграммы. Листовертни. Граффити. - М.: Эпифания, 1997. - 135 с.

В книге Дмитрия Авалиани есть чему удивляться, он сохранил юношеский интерес к жизни, о чем пишет в кратком вступительном слове к сборнику. И этот интерес через необычайно виртуозное обращение с поэтическим словом передает читателю. Собственно стихи, составившие первую часть сборника, кроме почти полного отсутствия знаков препинания и вольного обращения с рифмой на фоне современных постмодернистских изысков выглядят почти традиционно. В них поэт, листая "страницы души", как бы высказывает свой символ веры. Его мироощущение начисто лишено ненависти и злобы, и даже обращаясь к современности или к истории, он оценивает их с точки зрения вечности, а не сиюминутной ("Та кос-Москва сладка как косхалва...", "Нам, римлянам периода упадка...", "Гуннами негуманными..." и др.). Не случайно его пристрастие к библейским аллюзиям и параллелям, а себя он сравнивает со степенным богомазом, не спеша справляющим свое богоугодное ремесло ("Я грусть храню, а не хандру..."). Вторая часть сборника раскрывает перед удивленным читателем образцы редкого по нынешним временам владения изысканными поэтическими формами, известными с давних времен, но забытыми в новый век увлечения тотальными языковыми экспериментами. На первый взгляд палиндромы (стихи, которые читаются одинаково в обе стороны), анаграммы (в буквальном переводе с греческого "игра буквами"), листовертни (слова и фразы, записанные как бы в зеркальном отражении) и граффити (сочетание графики и слова) Дмитрия Авалиани выглядят как крайнее выражение современного экспериментаторства, но на самом деле они вдыхают новую жизнь в существовавшие веками формы:



Еще

жив

иду.

Дивен

мира

дом.

О

дари

мне

вид!

Удиви ж

Еще!



Стоя на пороге вечности (поэт тяжело болен), Дмитрий Авалиани как бы спешит поделиться с читателем своим знанием о том, что "ломая диалектики законы небесный рай не борется ни с чем".

Айги Г. Тетрадь Вероники : Первое полугодие дочери. - М.: ГИЛЕЯ, 1997. - 111 с.

"Тетрадь Вероники" была впервые издана во Франции в 1984 г. в двуязычном варианте - на русском и на французском в переводе Леона Робеля. С тех пор книга давно получившего международное признание чувашского поэта Геннаадия Айги (р. 1934) неоднократно публиковалась в разных странах мира, в некоторых даже по несколько раз. В России, по иронии судьбы, "Тетрадь Вероники" публикуется впервые, открывая для отечественного читателя еще одну страницу творчества поэта. О нем до сих пор спорят, либо яростно отрицая значимость его поэзии, либо объявляя одним из лучших русскоязычных поэтов современности. Один из давних и преданных поклонников творчества Айги критик Вл. Новиков считает, что "вдали от суетного света Айги практически реализовал тот, казалось бы, утопический принцип, который обозначен словами Жуковского: "Жизнь и Поэзия одно." (Новиков Вл. Свободы не бывает слишком много: К спорам о поэзии Геннадия Айги // Дружба народов. - 1997. - № 11. - С.211-215.) "Тетрадь Вероники", по мнению критика, вполне подходит для того, чтобы начинать знакомство со стихами поэта, несмотря на минималистскую простоту поэтической лексики, отнюдь не столь простыми для понимания. Именно в этой книге наиболее очевидно ощущается, что поэзия Айги есть "поэзия начала, тихий гимн первозданной свежести бытия". Посвятив сборник первому полугодию жизни своей дочери Вероники, поэт как бы вступает через нее в диалог с тем божественным началом мироздания, которое светится в глазах младенца на дословесной стадии его жизни. И еще - это книга о святом чувстве "патеринства", так поэт обозначил свое преклонение перед "священной женственностью", символом которой стала для него дочь, неким непостижимым образом связавшая поэта с его рано умершей матерью:



а раскрылся цветок - на лице улыбаться:

обновленная

(столь в одиночестве)

вздрогнула

мама обратная:

о этот круг! закружи меня так: не приди

ни в себя ни в виденья:

слава Пощаде

как Богу - за странно-единственный раз:

сузился - и промелькнул!

ни конца ни начала не знаю:

лишь световорот!

(и так странно включая - меня)

("Появление улыбки")



Ахмадулина Б. Созерцание стеклянного шарика : Новые стихотворения. - СПб.: Пушкинский фонд, 1997. - 64 с.

Поэзия Беллы Ахмадулиной (р. 1937) всегда занимала особое место в русской литературе. Вслед за своими знаменитыми предшественницами Анной Ахматовой и Мариной Цветаевой Ахмадулина доказывает своим творчеством, что не существует женских и мужских стихов, а есть только Поэзия с большой буквы. Ее имя стало знаковым для отечественной культуры, начиная с 60-х годов. В новых стихах, написанных как будто ни о чем - о тихих осенних или зимних днях в Переделкине ("Поездка в город", "19 октября 1996 года", "Видение розы"), дачных впечатлениях от Куоккалы ("Наслаждения в Куоккале"), о грустной судьбе новогодней елки ("Изгнание Елки"), главное - не содержание, а знакомая захлебывающаяся поэтическая интонация, свободное ощущение единого пространства культуры, когда можно запросто поговорить с "Пушкиным милым" или вспомнить о том, "как тосковал Нижинский". Завершает книгу написанный в жанре поэтической прозы этюд "Созерцание стеклянного шарика", лирическая фантазия, вызванная к жизни неким таинственным стеклянным шариком, предназначенном для гадания и предсказания будущего. Для Беллы Ахмадулиной он стал "близким соседом воображения", "побуждающим его бодрствовать" и увлекающим нас, читателей, во внутренний мир поэта, который "подлежит только художественному разглашению".

Ваншенкин К. Ночлег : Лирика. - М.: Московская организация Союза писателей РФ - "Ниппур", 1997. - 77 с. - (Б-ка русской поэзии. Вып. 4)

Константин Ваншенкин (р. 1925) принадлежит к поколению, вынесшему на своих плечах войну. Свое первое стихотворение он написал на фронте в марте 1945 года, и с тех пор поэзия стала его судьбой и призванием. Среди тех, кто поддержал начинающего поэта и помог ему поверить в свои силы, были М. Исаковский, Я. Смеляков, П. Антокольский, А. Твардовский. Близкое знакомство с М. Бернесом, Э. Колмановским и Я. Френкелем способствовало приобщению К. Ваншенкина к принесшему ему большую популярность песенному жанру. Одним из важнейших событий, переменивших его жизнь, поэт считает женитьбу в студенческие годы на Инне Гофф, ставшей впоследствии известным прозаиком и автором таких замечательных песен, как "Русское поле", "Август", "Я улыбаюсь тебе". Ее памяти посвящены многие стихи из новой книги поэта. "День поминовения" - так назвал К. Ваншенкин первый раздел сборника. В лаконичных строках стихов, обращенных к жене, звучит такая боль утраты, что читая их, почти физически ощущается скрытое за ними страдание. Разочарование, тревога за будущее и грусть об ушедшем - в такой тональности написаны большинство стихов сборника, обращается ли поэт к близкой ему военной теме (раздел "Борт"), к криминальным будням современной России (раздел "Уходит день") или к вечной теме любви (раздел "Маленькое платье"):



Одни обосновались в Штатах,

В иные убыли края.

Другие на зеленых скатах

Кладбищ заброшенных... А я?



Я в ожидании трамвая,

При хмуром блеске седины,

Стою, почти не узнавая

Своей уехавшей страны.



Вознесенский А. Casino "Россия" : Новые стихи и видеомы. - М.: ТЕРРА, 1997. - 240 с.

Андрей Вознесенский (р. 1933) в очередной раз доказывает своими новыми стихами, что он - квазисовременный поэт. Куда до него метаметафористам, концептуалистам и прочим постмодернистам. То, что он делает с языком - уму непостижимо. С ловкостью фокусника он строит из слов фигуры и рисует картины (в буквальном смысле слова), заставляя одни слова плавно и незаметно перетекать в другие, образуя фантастические "круговые метафоры" или "кругометы", как их называет он сам. "Мы живем в языке. Свой дом и деревья вокруг я озвучил буквами. Сосна - насос неба. Она перекачивает небесное в земное. И наоборот," - вот исчерпывающее эстетическое кредо Вознесенского. Когда читаешь его новые поэмы и стихи, невольно кажется, что в него вселился дух его гениального предшественника Андрея Белого: то же обостренное ощущение современности как мистерии, протекающей одновременно здесь и в параллельных мирах, то же безумное стремление в эклектическом, на грани и за гранью вкуса, смешении разных лексических слоев отразить свое время на изломе истории, нащупать и почти сомнамбулически протанцевать в словах пульс времени (поэма "Ave rave"). И вдруг после всех словесных изысков и выкрутасов, на выдохе боли и страдания такие прозрачные строки:



Не дай нам, Господи, сорваться!

Нам слово Божие верни -

в мелеющую речь славянства,

в горячечную речь Чечни.

Чей мальчик в маске или в каске?

Он в Нальчике шел в первый класс...

Обертывается эхом Кафки

братоубийственный Кавказ?!

Спать не дают мне безыскусные

слова танкиста среди тел:

"Я не могу наматывать на гусеницы

женщин и детей..."



Названия поэм и циклов стихов, вошедших в книгу, красноречивее любых слов: "Письма из "Желтого дома", "Casino "Россия", "Спасите черемуху", "Окружное", "Кара Карфагена", "Фигуры", "Компра". Все они - о России, в безумном канкане несущейся куда-то в объятьях блатарей и киллеров, помешавшейся на "компре" и стимуляторах, предстающей поэту (вспомним блоковскую Катьку из "Двенадцати") в виде пьяной проститутки из казино. ( Рец .: Гаврилов А. Бег по кругу в поисках слова // Независимая газ. - 1997. - 16 окт.)

Искренко Н. Интерпретация момента : Стихи и тексты. - М.: Арго-риск, 1996. - 52 с.

Нина Искренко (1951-1995) при жизни печаталась мало. Сначала ее стихи считались слишком авангардными и не вписывались в рамки советской поэзии. В 1991 г. вышли сразу две ее книги, одна из них - "Референдум" совместно с Ю. Арабовым. Две книги были изданы во Франции и США. Вот, собственно, и все. Между тем дома на полке у нее стоят двадцать семь папок с рукописями, каждая из которых представляет отдельную книгу. Двадцатая по счету, книга "Интерпретация момента" была подготовлена к печати и издана поэтом, художником и знатоком творчества Нины Искренко Николаем Винником. Это первый поэтический сборник поэтессы в авторском, первоначальном виде. Ее тексты непросты для понимания и интерпретации, в них сознательно смешаны разные, иногда противоречащие друг другу стили. Их взаимодействие и перекличка вырастает в своего рода поэтический коллаж. Свой стиль Искренко называла полистилистикой, позволяя самые смелые и неожиданные языковые эксперименты, снимая со стертых в повседневном обращении фраз налет обыденности, знаковой окостенелости. Диссонансная музыка ее текстов в чем-то перекликается со стилистической какофонией музыки XX века, не случайно персонажи стихотворения "0 часов 44 минуты" слушают музыку Шнитке. Разорванность сознания и бытия на рубеже веков рождает ощущение потерянности и абсурдности мироздания, которым пронизаны стихи Искренко:



Мы уронили где-то

достоинство и честь

и остальную часть

и ум и где-то совесть



и легкие и пульс

и семена и завязь

и легкие на зависть

взлетели до небес



по миру разошлись

рассыпались

распались



Она рано ушла из жизни, ее стихи, или, скорее, тексты, довольно неровны. Наряду с подлинными находками есть сконструированные, искусственные вещи, но отсвет личной судьбы, явная неординарность и постоянный поиск новых путей в поэзии делают ее творчество интересным и значимым. ( Рец .: Кукулин И. Коллажи и эзотерика // Октябрь.- 1997. - № 12. - С.174-175.)

Кенжеев Б. Сочинитель звезд : Кн. новых стихотворений. - СПб.: Пушкинский фонд, 1997. - 63 с.

Книга воспринимается как лирический дневник еще не старого человека, одного из бывшего поколения "сердитых" тридцатилетних, остро ощутивших распавшуюся связь времен на рубеже столетий. Лирического героя Бахыта Кенжеева (р. 1950) критик Т. Бек определила как "рахитичного детеныша московских дворов, перепаханных и нежилых", который “на сегодня утратил "эпоху тайной свободы", а в эпохе свободы явной (но свободы ли?) себя не обрел” (Бек Т. "И был бутоном каждый атом..." // Новый мир. - 1997. - № 12. - С. 227-232). В утешение осталось поэтическое "ремесло", кропотливая, но благодарная работа над словом, дающем поэту возможность через музыку стихотворной речи ощутить наследственную связь со всей отечественной культурой. Его стихи, по выражению Т. Бек, "плотно и вперемешку заселены сподвижниками от Гомера и Кантемира до Саши Соколова и Бродского". Облекшись в легкую тогу самоиронии, он легко смеется над собой, создавая немного утрированный образ литератора-профессионала, погрязшего в писательской кухне, до конца сохранившего верность своему "шутовскому колпаку":



На окраине тысячелетия,

В век дешевки, все тот же завет -

что участвовать в кордебалете и

клоунаде на старости лет!



Оттого ни купцом мне, ни пайщиком

не бывать, - улыбаясь сквозь сон,

коротать свои дни шифровальщиком,

долгим плакальщиком и скупцом.



И с нетрезвою музой, затурканной

побирушкою, Боже ты мой,

сошлифовывать влажною шкуркою

заусеницы речи родной.



И все же это ремесло дает ему счастливую возможность сохранить память о бесследно уходящем прошлом, перечисляя из стихотворения в стихотворение дорогие "мелочи канувшего обихода как заклинание, назначая их своими амулетами и оберегами" (Т. Бек). Несмотря на господствующее в новой книге Кенжеева настроение грусти об ушедшем и неприятие настоящего, печаль его по-пушкински светла, и прозрачная музыкальность его стихов несет в себе жизнеутверждающее начало, которое дарит надежду.

Кибиров Т. Парафразис : Кн. стихов. - СПб.: Пушкинский фонд, 1997. - 104 с. - ("Автограф").

Один из лидеров современной авангардной поэзии Тимур Кибиров (р. 19**) задумал свою новую книгу как "цельное, подчиненное строгому плану сочинение". Вошедшие в нее стихи 1992-1996 гг. воспринимаются, в силу "злосчастной склонности автора даже в сугубо лирических текстах откликаться на злобу дня", как ироническая и немного грустная летопись нашего сумбурного постперестроечного времени. Не случайно открывается книга посланием "Игорю Померанцеву" с подзаголовком "Летние размышления о судьбах изящной словесности", которое как бы задает тон всему остальному:



Перестройка

закончена. Теперь нам, право, невдомек,

чем так прельщал умы хитрейший "Огонек",

честнейший "Новый мир", Коротич дерзновенный

и "Moscow news". Увы! Читатель развращенный

листает "Инфо-СПИД" и боле не следит

за тем, кто, наконец, в сраженьи победит -

свободы друг Сарнов иль Кожинов державный.

Литературочка все более забавна

и непристойна.



По-прежнему виртуозно орудуя всеми классическими размерами и формами стиха, чувствуя себя, как рыба в воде, в цитатном пространстве русской поэзии, Кибиров искусно ткет свое пестрое поэтическое полотно, смело мешая высокое и низкое, смешное и печальное, пряча даже самые искренние чувства под маской вечной иронии. И все же ему не до конца удается скрыть свою растерянность перед натиском "лощеного финансиста", который хоть "во сто крат милей, чем коммунист" и обещает одарить народ "Макдональдсом", но ...от души воротит. Что же остается? Лишь "покой и воля", о которой "полтораста лет твердят ...пииты русские". Помимо вышеупомянутого послания, в книгу вошли также 26 стихотворений из цикла "Памяти Державина", "Солнцедар", "Молитва", "Колыбельная для Лены Борисовой", "Двадцать сонетов к Саше Запоевой", "История села Перхурова" и "Возвращение из Шильково в Коньково".

( Рец .: Шуплякова Г. Три автографа // Независимая газ. - 1997. - 17 апр.; Шохина В. Символистские закаты и блатные песни // Независимая газ. - 1998. - 4 янв.)

Липкин С. Посох : Стихотворения. - М.: Изд-во "ЧеРо", 1997. - 144 с.

Семен Израилевич Липкин (р. 1911) многие годы был известен в основном как блистательный переводчик восточной поэзии. И лишь совсем недавно зазвучали в полный голос его собственные стихи. В новую книгу С. Липкина вошли произведения 30-х годов, стихи из книг "Воля" и "Кочевой огонь", опубликованные в 80-х годах американским издательством Ардис, и поэтические опыты 1994-1997 гг. Не случайно название сборника "Посох". На склоне лет поэт мысленно как бы проделывает заново пройденный жизненный путь и пытается понять его основной смысл. Свой взор он обращает на близкий его сердцу Восток, чьей знойной, необычной красотой был пленен навеки ("Стихи бедуина", "Последняя ночь Навои", "Принц", "Раскопки в Израиле", "Чинара", "Шесть двустиший", "Кочевье" и др.). Восток для Липкина - это олицетворение тысячелетней мудрости, тот недоступный европейцам мир, где прошлое и настоящее существуют в одном измерении:



Очень жарко было ранним летом,

День дрожал в предчувствии грозы,

Трепетали в воздухе нагретом

Крылышки трещотки-стрекозы.



Среднеазиатская столица

Обдавала пряной теплотой

И легко мне позволяла слиться

С многоцветной медленной толпой.



В происшедшем от жары тумане

Показалось мне сквозь знойный чад,

Что живу я в древней Маргиане

Три тысячелетия назад.



На столицу глядя издалече,

В понимании грядущих гроз

Узнаю, что возраст человечий

Не взрослее возраста стрекоз.

("Маргиана", 1994)



Вспоминая, "как много прошло унижающих лет, когда, чтобы плакать, нужна была смелость", поэт ведет диалог с прошлым и настоящим, обращается к своим ушедшим современникам - А. Ахматовой, В. Гроссману, Г. Иванову и к тем, кто стал проклятием уходящего века, в котором "слился с камерою газовой Колымы полярный холод" ("Этюды", "Внуки", "В Германии", "Ад"). Он не приемлет торгашеской суеты и распада нынешней России, убивающих культуру, и видит спасение для погрязшего во зле рода людского лишь в вере и очистительном "Огне вины".

( Рец .: Урицкий А. Порог - это только начало // Независимая газ. - 1997. - 16 окт.)

Мандельштам Р. Стихотворения / Послесл. Б. Рогинского. - СПб.: Изд-во Чернышева, 1997. - 159 с.

Еще одно забытое имя возвращается в русскую поэзию из не такого уж давнего прошлого. Роальд Чарльзович Мандельштам (1932-1961) был сыном американца, приехавшего в Россию после революции, и Е. И. Мандельштам, никаким родством с О. Э. Мандельштамом не связанной, всего лишь его однофамилицы. В 30-е годы отец Р. Мандельштама был арестован. В блокаду Роальд остался в Ленинграде и в 1945 г. разыскал своих родных в эвакуации. После войны учился в университете, Политехническом институте, но вынужден был прервать учебу из-за болезни: астмы и костного туберкулеза. От сильных болей его спасал только морфий. Существовал он на мизерную пенсию по инвалидности и деньги, которые присылал из ссылки отец. Много читал, знал несколько иностранных языков, переводил с испанского. Самыми близкими его друзьями были молодые питерские художники - А. Арефьев, Ш. Шварц, Р. Васми, В. Шагин, В. Громов, В. Титов. Те, кто близко знал Р. Мандельштама, отмечают его несколько инфернальное обаяние, злую иронию, общительность и "самоубийственный" образ жизни: наркотики, алкоголь, полный отказ от быта, одиночество даже среди друзей. Все это отразилось в его поэзии, вобравшей в себя дух поколения тех, чья молодость выпала на конец 40-х - начало 60-х годов.

До сих пор его стихи были известны очень немногим, и тому было несколько причин. Своей страстной юношеской романтикой и упоеньем жизнью, вызовом ей они не вписывались не только в рамки одобряемой свыше поэзии, но и в общее направление русской поэзии 60-х годов, в которой, вслед за Иосифом Бродским, верным учеником Ахматовой, возобладало рефлектирующее начало. В звучных же, чисто мужских стихах Р. Мандельштама слышится явная перекличка с ранним Гумилевым, отчасти Блоком. Он с увлечением переносится мысленно в древнюю Элладу ("Когда-то в утренней земле...", "Мои друзья - герои мифов...", "Прощание Гектора", "Золотое руно") и Рим ("Во дворцовом пыльном коридоре...", "Катилина"), примеряет плащ испанского идальго ("Испанский романс") и доспехи средневекового рыцаря ("Он придет, мой противник неведомый..."). Это поэзия, обращенная к общеевропейским культурным истокам и в то же время чисто петербургская по своим интонациям. Влюбленность в северную Пальмиру, ее улицы и площади, статуи Летнего сада, сады и каналы звучит рефреном во многих стихах Р. Мандельштама:



На заре, поднявшей из-за моря

Алый шелк развернутых знамен,

В сотни окон вызолочен город,

У Невы коленопреклонен.



И когда лететь по следу ночи

Из-за крыш бросается гудок -

Тоньше, чем хрустальный колокольчик,

На панелях утренний ледок.



Чей-то пес, под окнами зевая,

Теплые развесил лопухи,

Полные серебряного лая

И другой собачьей чепухи.

("Утро")



Книга стихов рано ушедшего из жизни поэта стала не только данью его памяти, она во многом отражает настроения и мироощущение его круга, его друзей-художников, не случайно в качестве иллюстраций были использованы их рисунки. "Жизнь, время в его стихах - высокая трагедия и дурацкая шутка одновременно: такой взгляд на мир и на себя можно назвать романтической иронией," - отмечает в послесловии к сборнику Б. Рогинский.



Миллер Л. Стихи и о стихах . - М.: Глас, 1996. - 128 с.

Новые стихи известной московской поэтессы, автора пяти книг поэзии и прозы Ларисы Миллер говорят не о преходящем и сиюминутном, а о вечно ускользающей природе бытия, о грани света и тьмы, о невозможности жить "без идеала, без абсолюта, без того неоспоримого начала - для всей вселенной одного". Это чистая, беспримесная лирика, полная живого восторженного приятия того, что "движется, шуршит, переливается и машет", всех "юных миров", которые открыты только истинно поэтической душе, способной внимать музыке небес. Здесь нет ничего лишнего, никаких усложненных тропов, экспериментов со словом. Стихи Л. Миллер принадлежат, несомненно, к той "бессловесной поэзии", о которой она пишет в своем замечательном эссе "О если б без слова...": "Писать без слов - легче легкого и сложнее сложного. Легко - потому что такая поэзия почти лишена метафор. ... Сложно - потому, что эти "никакие" слова должны ... совпасть с движением воздушного потока, что почти невозможно. Каждое такое совпадение - счастливый случай". К таким "бессловесным" поэтам она относит А. Блока, Ф. Тютчева, Г. Иванова, М. Лермонтова. И в ее собственных стихах немало подобных "счастливых" совпадений. В первую часть книги вошли стихотворения, написанные в 1993-1996 гг., а также небольшая подборка публиковавшихся ранее стихов. Вторая часть книги составлена из статей и эссе о русских поэтах XX века - Г. Иванове, В. Ходасевиче, А. Тарковском, В. Набокове.

( Рец .: Василевский А. "Хорошо быть беглой гласной..." // Новый мир. - 1997. - № 5. С. 220; Малинин Н. Как поэт говорю и как женщина // Независимая газ. - 1997. - 20 февр.; Померанц Г. Поэзия горькой правды // Знамя. - 1997. - № 8. - С. 220-221.)

Мориц Ю. Вчера я пела в переходе : Стихи // Октябрь. - 1997. - № 7. - С. 3-21.

Подборку новых стихов Юнны Мориц (р. 1937) критик И. Куклин в обзоре литературных журналов назвал самой значительной поэтической публикацией "Октября" 1997 года. Такая высокая оценка вполне адекватно отражает поэтическую и человеческую значимость этих стихов, которые не могут оставить равнодушным даже самого “высоко-лобого” читателя. Их хлесткость, жесткое и резкое презрение к течению нынешнего времени, несколько необычные для Мориц, тот же критик оценил как настоящее "эстетическое событие". Кажется, нет таких уничижительных слов и выражений, которых испугалась бы поэтесса, характеризуя ту "свинскую лужу", ожившую "скотскую мечту", где мы все внезапно очутились после краткой эйфории хлынувшей из всех шлюзов свободы, а за ней и вседозволенности. Поэтесса судит своих современников, жадной толпой ринувшихся к лакомому пирогу, по "гамбургскому счету", с точки зрения "поэзии большого стиля", не прощающей холопства и холуйства никому:



Все мерзости, которые про вас

твердил ублюдок, потакая бреду,

предстали жуткой правдой без прикрас,

как только дали вам сыграть победу

и этот фарс - холуйствуя, дерзать,

лизать курдюк и блеять перед кассой.

Нет, мне язык не страшно развязать,

но страшно захлебнуться рвотной массой,

одушевляя тряпки ваших лиц,

отжатых в орден грязного ведра,

со всех экранов и со всех страниц

от них несет помоями добра,

любви, надежды на животный страх,

от коего - смирен и незлобив -

ягненок чует братьев на кострах

и дремлет, запах дыма возлюбив.

Когда очнется потерявший речь,

утративший сознанье зверь народа,

с одной извилиной сумеет он извлечь

один урок, жестокий как природа.

И мерзости, которые про вас

он лапами размажет на пространстве,

приобретут мифический окрас

в своем неукротимом постоянстве.



Строки, подобные этим, звучат поистине апокалиптически, и они действительно жгут своим "глаголом". В подобных мрачных, брейгелевских тонах выдержаны почти все стихи, большая часть которых написана в 1996-1997 годах. И лишь немногие из них напоминают прежнюю Мориц с ее пристрастием к гротескному абсурду в духе Хармса, за которым скрывается нежная и ранимая душа поэтессы: "Плавающий след", "Цветное стекло", "Одна старушка молодая", "Портрет, написанный ногой".

( Рец .: Куклин И. Литературные журналы в 1997 году: Опыт путеводителя // Лит. обозрение. - 1998. - № 1. - С. 83)

Новиков Д. Караоке : Стихотворения. - СПб.: Пушкинский фонд, 1997. - 63 с. - ("Автограф").

Санктпетербургское издательство "Пушкинский дом" сделало настоящий подарок немногим устоявшим под натиском ветра перемен ценителям хорошей поэзии. Серия "Автограф", где за один 1997 год вышло около 20 сборников наших лучших поэтов, заставляет поверить в то, что русская поэзия продолжает жить и развиваться. Наряду с хорошо известными именами поэтов старшего поколения в серии представлены и те, кого принято называть молодой порослью, чья юность пришлась на конец застоя и начало перестройки. К последним принадлежит и Денис Новиков. Его стихи 1988 -1996 гг. раскрывают мироощущение поколения, однажды очнувшегося на обломках великой империи и вынужденного искать новые идеалы и ценности, что оказывается не так уж просто. А пока остается довольствоваться спасительной бесшабашной иронией и пафосом отрицания прошлого, столь свойственными юности. Как “наследный москвич”, Денис Новиков отдает дань романтике похмельной студенческой вольницы, прошедшей в малогабаритных квартирах с "чаем вприкуску", "кофе столовским и чаем бочковым", с "по кругу запущенным хересом", чтением первых стихов и первыми уроками "разбуженного эроса" ("Школьник", "Стихотворения к Эмили Мортимер", "Январские стихи", "А мы, Георгия Иванова...", "Для густых бровей, как шутил отец...", "Повисает рука, отмирает моя голова..."). Все родное и знакомое до боли. И вдруг падает железный занавес и можно ехать, куда хочешь, открывать для себя весь мир и чувствовать себя современным Улиссом, путешествуя по заграницам ("На фоне Афонского монастыря...", "Телемахида", "Ирландия", "Долетит мой ковер-самолет...", "Казалось, внутри поперхнется вот-вот...", "Караоке"). Но откуда же эта щемящая грусть и чувство вины перед неустроенной и неухоженной, замершей в вечном ожидании Россией - мучительной родиной:



Ты белые руки сложила крестом,

лицо до бровей под зеленым хрустом,

ни плата тебе, ни косынки -

бейсбольная кепка в посылке.

Износится кепка - пришлют паранджу,

за так, по-соседски. И что я скажу,

как сын, устыдившийся срама:

"Ну вот и приехали, мама."



Мы ехали шагом, мы мчались в боях,

мы ровно полмира держали в зубах,

мы, выше чернил и бумаги,

писали слова на рейхстаге.

Свое - это грех, нищета, кабала.

Но чем ты была и зачем ты была,

яснее, часть мира шестая,

вот эти скрижали листая.



Последний рассудок первач помрачал.

Ругали, таскали тебя по врачам,

но ты выгрызала торпеду

и снова пила за Победу.

Дозволь же и мне опрокинуть до дна,

теперь не шестая, а просто одна.

А значит, без громкого тоста,

без иста, без веста, без оста.

("Россия")



Поплавский Б. Покушение с негодными средствами : Неизвестные стихотворения. Письма к И. М. Зданевичу / Предисл. Р. Гейро. - М.: Гилея; Дюссельдорф: Голубой всадник, 1997. - 158 с.

Борис Поплавский (1903-1935) - одна из самых загадочных фигур среди художников и литераторов "первой волны" русской эмиграции. Публикуемые в настоящем издании ранние стихи Поплавского, по большей части не известные ни читателям, ни литературоведам, а также письма и записи, адресованные близкому другу Поплавского - поэту, прозаику, художнику и издателю Илье Михайловичу Зданевичу (Ильязду, 1894-1975), долгие годы хранились в парижском архиве последнего. Они были совершенно случайно обнаружены Режисом Гейро, составителем сборника. Датированные в основном 1925 годом, стихи, по-видимому, предназначались для второй книги стихов "Граммофон на Северном полюсе", которая так и не увидела свет по причине отсутствия денег. Зданевич, один из русских футуристов, чья карьера в искусстве началась еще до первой мировой войны, стал признанным авторитетом авангардного искусства для эмигрантской молодежи, инициатором сразу нескольких литературно-художественных объединений левого авангардного толка. В том числе группы "левых" художников и поэтов "Через" и заумного "Университета 41". Влияние поэтики футуризма явно ощутимо в публикуемых стихах Бориса Поплавского, некоторые из которых написаны с использованием заумных и полузаумных слов. В тот период Поплавский считал себя учеником Зданевича. Однако позже, во второй половине 20-х годов, произошло сближение молодого литератора с традиционными эмигрантскими кругами и одновременно "охлаждение со старыми друзьями". В Поплавском стала развиваться склонность к христианству и мистицизму, совершенно чуждые Ильязду. Внешние условия жизни Поплавского оставались совершенно плачевными - постоянная нищета и почти бездомность, что и привело его к трагической гибели, о которой до сих пор не утихают споры среди исследователей его биографии. Ранние стихи раскрывают творческую эволюцию Поплавского от явно чуждого ему по духу футуризма к сюрреалистическому восприятию мира в гротескно-инфернальных тонах, когда за оболочкой привычных вещей прячется плохо скрываемый хаос и темная бездна безумия:



Я отрезаю голову себе

Покрыты салом девичии губы

И в глаз с декоративностию грубой

Воткнут цветок покорности судьбе



Вокруг власы висят как макароны

На вилку завиваться не хотят

Совсем не гнется кожа из картона

Глазные груши источают яд



Я чувствую проглоченная спаржа

Вращается как штопор в животе

В кишках картофель странствует как баржа

И щиплет рак клешнею в темноте



Я отравился я плыву средь пены

Я вверх густой нечистотой несом

И подо мною гаснет постепенно

Зловещий уголек твой адский дом



( Рец .: Сидлин М. Море темноты // Независимая газ. - 1997. - 3 апр.)

Подобранный Пригов . - М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 1997. - 261 с.

Пригов Д. Написанное с 1975 по 1989 . - М.: Новое лит. обозрение, 1997. - 280 с.

Дмитрий Александрович Пригов (р. 1940), один из признанных лидеров современного авангарда, поэт, скульптор, график, "инсталлятор", прозаик и драматург, давно стал своего рода "персонажем и знаком современной культуры", по определению критика А. Зорина. Поставив перед собой цель написать к двухтысячному году 20 000 произведений, глава "московского концептуализма" неуклонно стремится к ее выполнению. По его словам, сейчас есть уже 15 000. Один только список рукописных сборников, приведенный в книге "Подобранный Пригов", включает 61 название. Поэтому опубликованные в 1997 г. два тома избранного представляют собой лишь верхушку айсберга. Оба они включают как публиковавшиеся ранее произведения, ставшие уже классикой русского поэтического авангарда - стихи о Милицанере, тараканах, так и произведения из рукописных сборников. В книгу "Написанное с 1975 по 1989", помимо стихов, вошли также созданные в жанре исторического анекдота нерифмованные опусы. Сборник "Подобранный Пригов" в качестве приложения содержит газетно-журнальные статьи коллег по поэтическому цеху - М. Айзенберга и Л. Рубинштейна, а также интервью с мэтром критика А. Зорина. Понемногу, хочет он того или нет, мастер поэтического эпатажа начинает лосниться хрестоматийным глянцем, становится этаким Пушкиным российского андеграунда (не случайно интервью озаглавлено "Пригов как Пушкин"), хотя сам он, наверно, куда больше обрадовался бы сравнению с бессмертным Козьмой Прутковым или капитаном Лебядкиным. Обыкновенный же читатель, не вдаваясь в тонкости теоретических построений соцарта, попарта и концептуализма не без удовольствия прочтет стихи Дмитрия Пригова:



Вот дождь идет, мы с тараканом

Сидим у мокрого окна

И вдаль глядим, где из тумана

Встает желанная страна

Как некий запредельный дым

Я говорю с какой-то негой:

--Что, волосатый, улетим! -

Я не могу, я только бегать

Умею!

--Ну, бегай, бегай



Рубальская Л. Прекрасная дама : Стихи к песням о любви и про любовь. - М.: КРУК, 1997. - 80 с.

Песни на слова Ларисы Рубальской знают и любят многие. Пожалуй, почти все популярные эстрадные певцы и певицы имеют их в своем репертуаре. Стоит назвать только романс "Напрасные слова", страстно пропетый А. Малининым, или песню "Странная женщина, странная" в мужественном исполнении М. Муромова. А есть еще "Сквозняки", "Лилии", "Золотые шары", "Охотница Диана", знаменитые "Сокольники" и многие другие, лукавые и печальные, игривые и горестные, полные любви и ревности, безоглядной удали и озорства. Все оттенки вечного как мир чувства, без которого пустой кажется даже самая внешне благополучная жизнь, можно найти в песнях Ларисы Рубальской, что делает их особенно притягательными и близкими каждому, кто любил хотя бы раз. Впервые собранные под одной обложкой, "стихи к песням о любви и про любовь" Ларисы Рубальской станут хорошим подарком для всех любителей отечественной эстрады, в первую очередь для самих "прекрасных дам". Их можно не только прочесть, но и спеть в кругу друзей.

Рубинштейн Л. Регулярное письмо . - СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 1996. - 150 с. - ("Новая поэтическая серия").

Книга Льва Рубинштейна , одного из самых оригинальных по творческой манере современных авангардистов, включает произведения, созданные за 20 с лишним лет. Многие из них ("Все дальше и дальше", "Появление героя", "Всюду жизнь", "Мама мыла раму", "Вопросы литературы") были опубликованы ранее в периодике и в сборнике 1992 года, другие - "Меланхолический альбом" (1993), "Я здесь" (1994), "Регулярное письмо" (1994), "Это Я" (1995) - были написаны за последние годы. Впервые сделана попытка типографским способом передать специфику текстов Л. Рубинштейна, ведь начиная с середины 70-х годов (первое произведение в сборнике - "Каталог комедийных новшеств" - датировано 1976 г.), он записывает все свои произведения на каталожных карточках, и само понятие "книга" плохо сочетается с его поэтикой. По сути, им был создан свой собственный жанр - жанр картотеки, когда "любой фрагмент текста или текст целиком в читательском восприятии ассоциируется с традиционными жанрами", и в результате автор как бы "скользит по границам жанров", не отождествляясь ни с одним из них. Этот уникальный жанр, как считает сам Л. Рубинштейн, соединяет в себе черты поэзии, прозы, драмы, визуальных искусств и перформанса. С поэзией его роднит ритмическая организация самого процесса чтения, когда каждая карточка перекликается с последующей и отражается в ней:



Если говорить серьезно,



То уже поздно.



А так все нормально: ветер

иногда воет, иногда молчит,



А мокрая ветка в окно стучит.



Мокрая ветка в окно стучит -



Не понять ничего;

("Меланхолический альбом")



Поэтический мир Льва Рубинштейна замкнут на перипетиях языка художественной литературы, когда в качестве главных героев его произведений выступают "некие другие тексты", перемешанные и выстроенные поэтом в новую музыкально-ритмическую композицию. Заинтересованному читателю остается лишь настроиться на нужную тональность, чтобы попасть в такт этой странной и во многом непривычной словесной музыки.

Рябоконь В. Задержавшаяся земля : Поэзия / Вступ. сл. В. Пуханова, С. Лурье, Н. Горячкина. - М.: Глаголь, 1997. - 191 с., ил.

Вторая книга стихов Владимира Рябоконя, нашего бывшего соотечественника, в 1989 г. ставшего политическим эмигрантом и с тех пор являющегося постоянным корреспондентом русской службы "Немецкой волны", открывает для нас гораздо более зрелого поэта, чем его первая книга "Посвящение", изданная в Москве в 1992 г. Он все настойчивее и художественно полноценно утверждает себя как вполне независимый и оригинальный поэт, со своим тонким и сложным мироощущением, не вписывающийся ни в одно из современных модернистских и постмодернистских течений, несмотря на рискованные рифмы и пристрастие к многослойной метафорической образности. Самуил Лурье во вступительном слове к сборнику не без основания называет Владимира Рябоконя одаренным поэтом школы позднего Мандельштама, "то есть продолжателем едва ли не единственной, очень сложной философско-поэтической традиции". Основная задача такого рода поэзии заключается в поиске некоего кода, объединяющего интуитивное мироощущение поэта и "выражение лица Вселенной в отдельно взятое мгновенье". Стихи Владимира Рябоконя существуют в некоем отдельном пространстве, существующем по законам "нездешней свободы", лишенном начисто какой-либо агрессии - будь то стихи о ставшей столь близкими поэту Голландии, Бельгии, Германии ("Ах, Амстердам...", "Апрель, словно узкая келья", "Семнадцать причин почему", "Осень", "Остров Тексель", "Композиция № 1") или стихи о России ("Июль - червивые яблоки с рынка...", "Стихи о стене", "Сентенция", "Памяти о. Александра", "В. К.", "Фрагмент русского путешествия", "Феде Финкелю"). Включенные в книгу эссе "О рифме", "Надписи на голой стене" свидетельствуют о своеобразном восприятии поэтом истории мировой, и в частности, русской культуры через перипетии развития языка, и особенно поэтической речи, что еще больше сближает его с великим предшественником - О. Мандельштамом. Остается добавить, что поэзия В. Рябоконя - для немногих, она требует максимального со-чувствования, со-переживания. Книга выпущена в прекрасном художественном оформлении Михаила Макеева.

Сто поэтесс серебряного века : Антология / Предисл. О. Кушлиной, Т. Никольской; Сост. и авторы биогр. статей: М. Гаспаров, О. Кушлина, Т. Никольская. - СПб.: Изд. дом "Медуза" и "АДИА-М", Альманах "Петрополь", 1996. - 303 с. - ("Фонд русской поэзии").

Антология, выпущенная в серии "Фонд русской поэзии", предоставляет тем, кто интересуется историей отечественной литературы, редкую возможность почти в полном объеме охватить такое интересное явление как женская поэзия начала XX века. Всплеск творческой активности прекрасной половины русского образованного общества именно в это время был отнюдь не случаен. В начале 900-х годов усилилась борьба женщин за равноправие во всех областях жизни, будь то избирательное право, получение высшего образования или любовь. Интерес к женскому вопросу буквально захлестнул русское общество. Не было такого журнала или газеты, которые бы не публиковали сообщения об экстравагантных выходках новоявленных "эмансипэ". Все настойчивее звучали призывы к женщинам престать молчать о самом сокровенном. Стало появляться большое количество исповедальных стихов "про это", авторы которых раскрывали перед читателями сложную гамму потаенных женских чувств, помыслов и желаний. Сфера любовной, интимной лирики надолго станет излюбленной для женской поэзии, в чем была одновременно и ее слабость, и ее сила. Однако только с появлением на небосклоне русской поэзии сразу двух звезд первой величины - Марины Цветаевой и Анны Ахматовой был окончательно снят вопрос о способности женщин-поэтесс встать наравне с мужчинами и доказать, что "женская" поэзия может подняться до общечеловеческого уровня. Эти два ярких имени, наряду с теми поэтессами, которые активно участвовали в литературном процессе, входили в разные поэтические группировки, такие как З. Гиппиус, Е. Герцык, Н. Берберова, И. Одоевцева, Е. Гуро, М. Шагинян, надолго затмили всех своих современниц. Восстановить историческую справедливость и вернуть из небытия имена тех поэтесс, чьи сочинения перечеркнуты и забыты неумолимым "мужским" ходом истории, и поставили своей задачей составители антологии. Они не только провели огромную работу по подготовке поэтических текстов, но и постарались собрать, где это было возможно, биографические сведения о всех представленных в антологии женщинах-поэтах, что позволяет составить своего рода женский портрет эпохи "Серебряного века", творческого импульса которого хватило примерно до середины 20-х годов. В антологии представлены стихи В. Арен, А. Барковой, Л. Белкиной, Е. Буланиной, В. Бутягиной, М. Ватсон, Т. Вечорки, Е. Галати, Т. Ефименко, О. Зив, Ф. Коган и многих других.

Триумф непостоянства : Орден куртуазных маньеристов / Предисл. В. Пеленягрэ; Послесл. А. Лятуринской. - М.: Букмэн, 1997. - 303 с.

Новая книга галантной лирики неунывающих куртуазных маньеристов по своему размаху и солидным размерам явно призвана утвердить незыблемые позиции Ордена в современной поэзии. Во вступительном слове к сборнику архикардинал Ордена Виктор Пеленягрэ в очередной раз развертывает перед изумленным читателем картину триумфальной шествия куртуазных маньеристов по российским городам и весям: "русский натиск и романтическая галантность сделали свое дело", "адский коктейль из Оскара Уйльда, кавалера де Грие и бесшабашного Хлестакова превзошел все ожидания". Без ложной скромности куртуазные маньеристы заявляют о том, что они впервые в русской поэзии нашли "безукоризненно верный сплав жизни и искусства". Любовь к женщинам и к самим себе - вот их основополагающая заповедь. Вошедшие в книгу стихи четырех членов ордена - Вадима Степанцова, Андрея Добрынина, Константэна Григорьева, погибшего в Абхазии Александра Бардодыма - своей смесью иронии и самолюбования, легкой и ненавязчивой стилизацией в духе галантного восемнадцатого века, безусловно, найдут поклонников среди любителей изящной в прямом смысле словесности. Завершающее книгу "Жизнеописание негодяев" кавалерственной дамы Ордена Анастасии Лятуринской в ярких зарисовках раскрывает перед любопытствующими процесс жизнетворчества куртуазных маньеристов, превращающих саму жизнь в искусство преодоления "пустоты и небытия". Стремясь найти собственную нишу между литературным истэблишментом и андеграундом, члены Ордена выбрали путь бесшабашной литературной игры и тотальной несерьезности, превратившись постепенно в своего рода игривых недорослей от литературы, что, однако, не лишено своеобразной привлекательности и шарма.

Шварц Е. Западно-восточный ветер : Новые стихотворения. - СПб.: Пушкинский фонд, 1997. - 95 с. - ("Автограф").

Новый сборник известной петербургской поэтессы Елены Шварц (р. 1948), уже более двадцати лет работающей в русской поэзии, носит вполне символическое название. Вслед за В. Соловьевым Е. Шварц делится с нами своими мистическими прозрениями о синтезе и перекличке четырех мировых рели-гий - христианства, мусульманства, буддизма и иудаизма. В трех разделах сборника: "Арборейский собор", "Западно-восточный ветер" и "По ту сторону разума" - варьируется мысль об общности истоков и конечных целей религиозных воззрений Запада и Востока, Севера и Юга, а сходятся они все, по мнению поэтессы, в пятой стороне света - центре креста:



Та страшная точка, она - сердцевина Креста,

Где сердце как уголь, где боль, пустота.

Но это же сердце - грохочет там кровь -

Наводит надежду, что в гневе сокрыта любовь.

("Большая элегия на пятую сторону света")



Особую роль в своих апокалиптических виденьях она отводит Петербургу - "самому вымышленному городу на свете, где все может (могло) быть, где, в конце концов живут вместе православные храмы, костел, мечеть, синагога и буддийский храм". И все же, несмотря на столь эзотерическую подоплеку, заставляющую вспомнить о символистах, в начале века грезивших о грядущих катастрофах, перед нами прежде всего поэзия, и поэзия утонченная, искусно отделанная и изобилующая культурными ассоциациями, где образы и ритмы Запада и Востока неразрывно переплелись между собой. Склонность к мистическим прозрениям выливается в тягу Е. Шварц к эпическому и драматическому жанру, такого рода поэтических мистерий немало в ее новом сборнике: "Воздушное Евангелье", "Злое сокровище", "Прерывистая повесть о коммунальной квартире", "Маленькая рождественская мистерия", "Большая элегия на пятую сторону света". Даже если не соглашаться с вдохновляющими поэтессу идеями, чтение ее стихов дарит не столь уж частое наслаждение емким и живым поэтическим словом, мастерским владением разными формами стиха, возвышенно-поэтическим видением мира. Не случайно А. Кушнер в предисловии к одному из сборников Е. Шварц сравнил ее стихи с "красочными сновидениями", похожими на церковные витражи, ослепительные и живописные.

Юрский С. Жест : Стихи, стихи и немного прозы. - Вильнюс: Polina; М.: Полина М, 1997. - 176 с.

Сергей Юрский, замечательный актер и режиссер, уже около 30 лет известен также как писатель-прозаик. Новая книга раскрывает неожиданную грань его таланта: он впервые предстает перед читателем в роли поэта, поэта оригинального, с идеальным чувством ритма. Стихи, по его собственному признанию, "возникали изредка, непредсказуемо и почти бессознательно". В их причудливых ритмах и рифмах предстает вся полукочевая жизнь актера - разные города, разные страны, разные женщины. Каждый раздел сборника, выстроенного хронологически, раскрывает главу биографии С. Юрского. За "Ритмами молодости", посвященным разным граням и ипостасям любви, логически следуют "Ритмы дорог", "Мелодии песенок" и одна из самых горьких страниц - "Ритмы отчаяния", написанные в годы острой депрессии, когда в 70-е началось давление властей, с 1975 г. запретивших актеру работу везде, кроме театра. Почти 10 лет С. Юрский был невыездным, ему приходилось удовлетворяться работой в театре и съемками на Азербайджанской киностудии. Поэтому таким долгожданным глотком свободы стало для него разрешение в 1986 г. выехать на месяц в Японию для постановки пьесы С. Алешина "Тема с вариациями". В стихах из раздела "Ритмы чужбины" звучит шум многих городов и стран, голоса близких по духу людей - И. Бродского. С. Маркиша, Ю. Любимова. Поэму "Пушкинские ямбы" С. Юрский посвятил столице европейской творческой богемы - Парижу. Заключительным и, как ни странно, оптимистическим аккордом сборника стали стихи из раздела "Ритмы девяностых", когда все мы, по точному наблюдению Юрского, очнулись "в другой стране, в другом возрасте, среди абсолютно изменившихся людей", но при этом "депрессия миновала". Книга содержит большое количество фотографий, иллюстрирующих разные этапы жизни выдающегося актера.

( Рец .: Шевелев И. Слепок голоса // Общая газ. - 1997. - № 43.- С. 9.)





ДРАМАТУРГИЯ. КИНОДРАМАТУРГИЯ



Алешин С. Вашингтонский рейс : Пьеса в 2 д. / Предисл. Л. Жуховицкого // Соврем. драматургия. - 1997. - № 2. - С. 32 - 54.

В пьесе Самуила Алешина изящное ностальгическое ретро органично сочетается с вневременной проблематикой. Момент истины - предсмертное прозрение - возвращает всех без исключения героев к признанию вечных ценностей, к пониманию, что действительно важно и дорого для каждого, а что - так, суета, шелуха, дань времени и амбициям. На самой заре брежневского застоя малочисленная уже советская делегация, состоящая из "хорошо проверенных товарищей" завершала турне по США. Пилот, стюардесса, два пассажира-иностранца, шесть советских и с ними гид-переводчица "из бывших" попадают в авиакатастрофу. На какое-то мгновение сознание каждого очищается от всего наносного и второстепенного. И становится очевидным, что по сути все они гораздо лучше, нравственно чище, духовнее и душевнее, чем проявляют себя в повседневной жизни. Женщины оказываются способными на подлинную любовь к ближнему, способными понимать, прощать, поддерживать других. Мужчины из пошловато-кокетливых бонвиванов превращаются в защитников и опору своих спутниц. Но вот ситуация стабилизируется, угроза для жизни позади. Автор оставляет открытым вопрос, какими будут последствия пережитых персонажами откровений, как это скажется на дальнейшей судьбе каждого.

Арабов Ю. Апокриф: Сценарий /Предисл. автора // Киносценарии. 1997. -№ 3.- С. 28-63.

В основу сюжета Юрий Арабов положил подробный рассказ о нескольких днях жизни Петра Ильича Чайковского. Известный русский композитор действительно гостил летом 1878 года в имении мужа своей сестры Александры - Льва Васильевича Давыдова. Там, в церкви небольшого украинского городка Каменка состоялась неудачная премьера его духовного сочинения "Благонамеренный Иосиф". Однако, несмотря на явную документальность и точное воспроизведение деталей быта эпохи, самой ее атмосферы, сценарий не является литературной (или основой для кинематографической) биографией выдающегося человека. В центре внимания автора вопрос скорее философский: каково место гения среди других людей, и вообще, можно ли считать его человеком, или он является в этом мире, пусть даже сам того не осознавая, посланцем и представителем запредельных сил. В этом смысле особенно показателен включенный во вполне реалистическое повествование о тихой захолустной жизни эпизод встречи Чайковского с давно умершим Моцартом, происходящей, как и положено ирреальным явлениям, ночью, в лесу, в сильную грозу.

Арабов Ю. Наедине с тобою, брат... ("Мать и сын"): Сценарий // Киносценарии. - 1997. -№ 5.- С. 104 - 120.

Сценарий Юрия Арабова о человеке, совершившем нравственный подвиг, до конца выполнившем свой сыновний долг. Герой - молодой мужчина по имени Андрей, отказался от всех собственных интересов в жизни и целиком посвятил себя заботам о безнадежно больной, умирающей матери. Уединившись с ней в деревенской глуши, не просто осуществляя повседневный уход, но всячески стараясь скрасить ее последние дни, Андрей как бы отрешился ото всей суеты мира. Близкая, почти осязаемая, неумолимо наступающая смерть любимого человека подготавливает его к полному просветлению, к обретению высшей духовной гармонии. Мать, он сам и природа сливаются в его сознании и ощущениях воедино, и когда выпадает один из элементов этого единства - тихо угасает мать, рушится и гибнет и вся система. По существу давно уже ушедший из жизни, при матери Андрей не ощущал своей жертвы: его существование и было для него единственно полно ценным бытием. Оставшись же один, он немедленно почувствовал себя лишним на земле и, заколотив опустевший дом, остался внутри него. Фильм по этому сценарию стал лауреатом "Серебряного Георгия". Публикацию предваряет интервью, взятые А. Абросимовой у автора сценария и режиссера фильма А. Сокурова.

Арбатова М. Взятие Бастилии: Размышления в 2 д./ Предисл. В. Давыдова// Соврем. драматургия. - 1997.- № 3.- С.32-60.

День взятия Бастилии российские диссиденты времен застоя сделали своего рода "профессиональным" праздником. Именно в этот день и происходит действие пьесы Марии Арбатовой, герои которой, бывшие борцы за права человека, ныне - сорокалетними - оказались в совершенно ином, чем всю свою сознательную жизнь, положении. В стране - гласность и даже какое-то подобие демократии. На месте той "бастилии", разрушению которой они посвятили себя - руины. А им необходимо жить дальше, найти свое место в новом, стремительно меняющемся мире. Драматург пристально всматривается в своих героев, пытаясь понять, сохранят ли они свои прежние идеалы и ценности, останутся ли верными самим себе и узнаваемыми, если не для окружающих, то хотя бы друг для друга? Для большей наглядности этого своеобразного исследования Арбатова выбирает оригинальную форму игры в ситуации, причем, верная своим феминистским установкам, игроками делает двух женщин, оставляя мужчинам роль одновременно статистов и объектов изучения. Автор подчеркнуто уподобляет участников этой психологической игры шахматным фигурам: две пары в белом, две - в черном, причем в каждом из двух действий женщины меняются цветами, а в интермедиях появляются в пестром; мужчины же сохраняют “свой цвет” на протяжении всей пьесы. Совокупность различных комбинаций отчетливо выявляет неизменную сущность персонажей: один из мужчин - фанатик-борец, человек крайностей, не способный "поступиться принципами", другой - конформист по натуре; одна из женщин - заядлая феминистка-западница, не желающая обслуживать мужчин ни на бытовом, ни, тем более, на психологическом уровне, другая - воплощение классической русской женской жертвенности. С присущей ей смелостью Арбатова поднимает вопрос о целесообразности жертв и их "стоимости", о праве революционеров- в случае победы их дела - на пожизненную ренту со своих героческих свершений. Автор предлагает, в качестве если и не бесспорного, то по крайней мере достаточно распространенного и имеющего право на существование, и такое мнение, высказываемое в пьесе героиней-западницей: "Те, которые не согнулись под пытками - мазохисты, извращенцы. А извращенец получает для себя тем больше, чем больше он отвергнут. Они не виноваты в этом, но те, которые не выдержали, они тоже не виноваты в том, что не мазохисты". Автор не делает ни малейшей попытки рассудить, а тем более - осудить своих персонажей, не пытается прогнозировать их будущее. Как и в большинстве пьес Арбатовой, актуальное социальное явление показано изнутри и предоставлено читателям, постановщикам и зрителям для самостоятельного осмысления.

Ашкенази С. Григорий Евсеевич : Сценарий // Киносценарии. 1997. -№ 2.-С.48 - 70.

Герой Сергея Ашкенази, именем которого и названо произведение, - пятидесятидвухлетний одесский театральный художник. Рожденный в самом конце прошлого столетия, он испытал многое из того, что выпало на долю его поколения, и в начале пятидесятых, наконец, почувствовал себя по-настоящему счастливым: у него любимая работа, хороший дом, совсем юная жена - красавица-актриса и к тому же, дочь номенклатурных и очень обеспеченных родителей, способных по дарить "молодым" к Новому году личный автомобиль. Даже закрученный супругой курортный роман, Григорий Евсеевич поначалу сумел было обратить в веселую мистификацию. Но время покоя еще не пришло, и героя, хотя и косвенно, но окатила последняя волна сталинских репрессий.

Брагинский Э. Игра втроем : Комедия / Предисл. автора// Соврем. драматургия. - 1997.- № 1.-С.-45 - 68.

Комедия Эмиля Брагинского - о любви, которой покорны все возрасты и социальные слои. И в которой - даже в наше жестокое и прагматичное время- побеждает не тот, кто богаче, а тот, кто благороднее. Все герои этой пьесы играют. Супруги с многолетним стажем изображают случайную встречу. Не подозревающий подвоха молодой банкир, ставший случайным свидетелем этого представления, вообще существует под чужим именем и с вымышленной биографией, скрываясь от наемных убийц. В конечном итоге три этих персонажа - а ими исчерпывается список действующих лиц пьесы - образуют классический любовный треугольник. И все его участники "доигрываются" до необходимости всерьез переосмыслить многое в своей жизни. То, каким образом каждый из мужчин борется за любовь своей избранницы, наглядно показывает и личностную сущность, и систему убеждений обоих. И женщина, при всей привлекательности для нее материальных благ, в конечном итоге предпочитает им исконные человеческие ценности: надежность, порядочность, чувство ответственности. И конечно же - в первую очередь - Настоящую Любовь.

Галин А. Сирена и Виктория : Комедия в 2 д. // Соврем. драматургия. - 1997.-№ 4.- С. 52 - 78.

В основе сюжета комедии Александра Галина классический для этого жанра прием "кто про что". Две женщины принимают своего гостя совсем не за того человека и долгое время говорят с ним как бы на разных языках. Что вместе с внезапно наметившимся, но также традиционным для комедии несколько нестандартным любовным треугольником и обеспечивает наличие по-настоящему смешных ситуаций в этом, в общем-то довольно грустном произведении. Оно о том, что демократизация общества не только несет с собой долгожданную свободу личности, но и имеет "побочный выход": нивелирует людей, уничтожает аристократизм души, лишает человечество изысков и тонкостей духа. Все три персонажа - ярко выраженные типажи, широко представленные в нашем современном обществе. Сирена - хозяйка риэлтерской конторы, довольно быстро и неожиданно для самой себя попавшая "из грязи в князи". Виктория - доктор английской филологии, работающая переводчицей в банке и дающая частные уроки, в том числе - Сирене. И, наконец, Константин, астроном с мировым именем, вынужденный подрабатывать стрижкой фокстерьеров. Драматург показывает, что человеческие типы остаются неизменными в любых социальных условиях. И с грустью констатирует, что с развитием общества его потребность в людях определенного типа постепенно отмирает. По мнению автора, наступающий XXI век - время профессионалов, когда достоинство человека будет измеряться исключительно его деловыми успехами и, соответственно, не останется места для оторванных от быта интеллигентов - романтиков, фантазеров, поэтов.

Горин Г. Королевские игры : Фантазия на тему исторической хроники М. Андерсона "Тысяча дней Анны Болейн" / Предисл. автора // Соврем. драматургия. -1997. - № 4.- С. 18 - 50.

В основе пьесы - известный в драматургии сюжет о взаимоотношениях английского короля Генриха VIII со второй его супругой Анной Болейн, закончившей жизнь на плахе. В отличие от многих других произведений на эту тему сочинение Григория Горина - это прежде всего драма противостояния сильных страстей. Король-сластолюбец здесь способен настолько увлечься женщиной, что ради обладания ею готов провести в стране церковную реформу, отправить на плаху виднейших людей королевства, сменить "друзей, привычки и костюм", даже отступиться от мечты о сыне-наследнике. Он и казнил эту свою супругу именно потому, что не видел другого способа избавиться от вконец изнурившей и начавшей тяготить его страсти. Анна, в свою очередь, честолюбива до такой степени, что не принимает предложенного ей королем помилования, дабы умереть королевой и, главное, оставить наследницей престола свою дочь. Она по-своему тоже страстно любит Генриха, но прежде всего как человека, поднявшего ее на высшую ступеньку иерархической лестницы. Под стать этой паре и секретарь лорда-кардинала Кромвель, Провокатор с большой буквы. Написанная автором специально для постановки в театре “Ленком” в жанре "оперы для драматического театра", пьеса по большей части состоит из ритмизированной прозы, многие диалоги вполне могут быть "трансформированы в вокальные дуэты и хоры".

Гребнев А. Автостоянка : Комедия в 2 ч. / Предисл. К. Щербакова // Соврем. драматургия. - 1997.-№ 3.-С. 62-84.

Автостоянка, где происходит действие пьесы Анатолия Гребнева, это одновременно и реальное место работы, а по существу, и жизни его героев, и символическое обозначение их, героев, сегодняшнего существования: нечто зыбкое, непрочное, иллюзорное. Место временной службы под чужим именем и черными очками. Перевалочный пункт, куда приезжают и уезжают чужие люди, но где совершенно случайно можно встретить и великую, настоящую любовь. В этом временном пристанище сталкивает драматург двух центральных персонажей пьесы, один из которых, бывший замминистра, фактически поломал когда-то другому, перспективному молодому ученому, судьбу. Не из личной вражды, а по долгу службы, как он сам тогда это долг понимал. Теперь эти люди стали коллегами - собутыльниками, почти друзьями. Но все же остались внутренне совершенно разными. Первый - в полной готовности приспосабливаться к новым обстоятельствам просто пережидает на автостоянке, пока влиятельные друзья устроят его на какое-нибудь новое теплое местечко. Второй в этом месте нашел то единственное, реально доступное ему на данный момент убежище, где он может сохранить свою внутреннюю независимость. И наконец-то спокойно почитывать классику, в частности - "Героя нашего времени". Вручая своему персонажу именно эту книгу, автор словно подчеркивает значение таких людей для нынешнего смутного этапа жизни общества. Ведь именно они, способные сохранить даже в перевернутом мире исконное представление о чести, совести и достоинстве, более того, способные жить согласно этим представлениям, они - залог того, что у страны есть будущее, есть шанс преодолеть кризис.

Гремина Е. Сон на конец саету: Пьеса / Предисл. автора // Соврем. драматургия. - 1997. - № 2.- С.56 - 74.

Действие пьесы Елены Греминой происходит в Москве в конце XV века. Как и во всех произведениях этого автора, реалистический сюжет насыщен сложнейшими метафорами, аллегориями, снами. В изображаемой эпохе автор усматривает много общего с днем сегодняшним. Формально это в обоих случаях конец века. Более того - конец тысячелетия (по старинному календарю в России шла тогда седьмая тысяча лет). По сути - ощущение рубежа, края. Страх перед необходимостью "держать ответ" за все, сделанное (и не сделанное) в жизни. И надежда на счастливые перемены. Главная героиня пьесы - наследница византийских императоров, великая княгиня московская Софья (Зоя) Палеолог. Своим жизненным предназначением она считает сохранение византийского герба - двуглавого орла - и создание на Московской земле Третьего Рима. Ради этого отвергает Софья ухаживания блестящих европейских королей и становится женой князя Ивана из далекой дикой страны. Четверть века она самоотверженно трудится, отстраивая, облагораживая русскую столицу. И не покидает свою новую родину даже под угрозой смерти. Страшные пророческие сны видит княгиня, попав в опалу. Но чистота помыслов помогает ей отстоять свою правоту. В итоге все кончается благополучно и для героев, и для всей страны. Рубеж века благополучно перейден, впереди - вся русская история.

Дударев А. В сумерках : Драма / Пер. с белорус. автора; Предисл. К. Лаврова // Соврем. драматургия. - 1997. - № 2. - С. 104 - 126.

Необыкновенно популярный в середине 80-х годов, промолчавший все предшествующие перестроечные годы, давшие столь обильный материал для пьес-однодневок, выступил, наконец, с произведением о глобальных проблемах сегодняшнего дня. В центре его внимания бывшие вершители судеб, причем из тех, кто искренне верили в то, что творили. Вечер жизни совпал для этих людей с потерей ясности во взглядах и убеждениях. Сознание их как бы погрузилось в сумерки. Никогда не поступавшиеся принципами, они и сейчас не желают приспосабливаться к изменениям, происходящим в мире. И оказываются на старости лет в более чем незавидном положении. Как, например, герои Великой Отечественной войны супруги Леоновы, доживающие свой век в доме престарелых. И категорически отказывающиеся от помощи родной дочери, "деловой" женщины из Гамбурга. Правда, внук их - полунемец Тимон, имеет уже другую, свою собственную "правду жизни", отличающуюся и от материнской, и от той, что Леоновы несли через всю жизнь.

Жилкин М. Возраст Дон Жуана, или Триумф доктора Фрейда: Роман в репликах / Предисл. И. Чижевой // Соврем. драматургия. - 1997.- № 1.- С. 114 - 140.

Молодой иркутский драматург Михаил Жилкин - страстный поклонник оперного искусства. Собственные его пьесы отличаются как правило внутренней "драматургической музыкой", а также включает в сюжет эпизоды, а в число действующих лиц - персонажей, с оперой связанных. Так и в истории об очередном Дон Жуане - на сей раз он воплощен в образе пожилого итальянского аристократа, поэта и авантюриста - видное место занимают парализованный композитор Отто Клетерман, в прошлом оперный тенор, и оперная примадонна Корнелия Фелициани. Действие происходит в начале ХХ века в Европе, в фешенебельном высокогорном санатории. Спасаясь от преследований влюбленной в него Корнелии, вечный скиталец, искатель приключений - главным образом любовных - Джованни Франческо де Вигано оказался на склоне лет в этом уединенном местечке. Здесь он неожиданно для себя встретил ту единственную женщину, которую когда-либо любил. И познал, наконец, горькую истину: утраченное невозможно вернуть. А неразделенная любовь - смертельна. Или смертоносна. Престарелый Дон Жуан покидает мир, где ему не осталось места.

Зорин Л. Послевкусие (Варшавская мелодия - 97): Исполняется без антракта / Предисл. Б.Сарнова // Соврем. драматургия. -1997. - № 4.- С.2 - 16.

Через полвека после знакомства, тридцать лет спустя после третьей, и как им самим казалось, последней встречи, вновь встретились на жизненном пути герои "Варшавской мелодии" Леонида Зорина. Он - тогда обыкновенный русский парень, прошедший фронт, уцелевший и "взявший с боя" столичный ВУЗ. Она, в 1947 году студентка Московской консерватории, приехавшая из "братской Польши". Теперь, в 1997, они - известный винодел, доктор наук, профессор, и пожилая обеспеченная польская дама, в прошлом - знаменитая певица. Встретились эти двое, когда-то страстно друг друга любившие и насильственно разлученные, случайно, в аэропорту одного из европейских курортных городков. И не узнав своей давней возлюбленной, Он в известной российской манере исповедуется своей случайной и временной попутчице, рассказывая Ей историю их отношений. При этом становится очевидной произошедшая у Него с течением времени и под влиянием политических событий последних лет переоценка жизненных ценностей. Если когда-то вчерашний герой-фронтовик осознавал, что просто сломан беспощадным тоталитарным государством, то с годами он нашел философское объяснение, оправдывающее его поведение в те далекие годы. Оно, с его нынешней точки зрения, в особом пути России, в ее исконном и извечном противостоянии Западу. А значит и в сущностной, Судьбой предопределенной несовместимости представителей двух столь различных миров. Пьеса, состоящая целиком даже не из диалога двух персонажей, а из монолога одного из них с редкими поддерживающими репликами другого (другой!), все же не превращается в поединок идей, а представляет собой глубоко лиричное произведение с интересным и очень напряженным сюжетом.

Ибрагимбеков Р. Наш человек в Америке : Сценарий // Киносценарии. 1997. -№ 5. - С. 8 - 43.

В центре внимания Рустама Ибрагимбекова очень современное и актуальное для нашей страны социальное явление: массовый "вывоз невест" за пределы родины, в более обеспеченные страны. В основе сюжета - деятельность одной из международных брачных контор, организующих туры для американцев, ищущих русских подруг жизни. Но хотя наша бедствующая страна буквально переполнена женщинами, страстно мечтающими о лучшей доле и стремящимися устроить свою судьбу за океаном, заморских женихов, и уж тем более любителей "клубнички" ожидает множество сюрпризов, порой довольно неприятных для их самолюбия. Потому что немало и таких русских женщин, подобных героине сценария Елене, которых никакие трудности и никакие радужные перспективы не заставят поступиться чувством собственного достоинства. Вторая затронутая в сценарии тема, сюжетно довольно условно связанная с основной - до сих пор продолжающееся, несмотря на значительную демократизацию общества, преследование инакомыслящих, в частности, правозащитников. И использование психиатрии для борьбы с этими людьми, а точнее, для их личностного, а порой и физического уничтожения.

Иоселиани О. Разбойники. Глава VII : Сценарий / Предисл. автора // Киносценарии. - 1997. -№ 6.- С.32 - 75.

В сценарии Отара Иоселиани вечные проблемы наглядно проявляются в реальных конкретно-исторических ситуациях. При этом в сюжете причудливо сплетаются воедино три временных пласта: XIV век, 1930-е годы и конец текущего столетия. Место действия, происходящего в средние века, - условно-неопределенно, более поздние события разворачиваются в основном в Грузии, но иногда, параллельно, и в некоем обобщенном "большом европейском городе", название которого или какие-либо уточняющие подробности, позволяющие узнать хотя бы страну, где он находится, в тексте отсутствуют. Во всех изображаемых ситуациях действуют по большей части одни и те же люди, главным образом - грузины, каждый раз, однако, точно вписанные в эпоху и происходящие события. Создавая из вполне реалистических жизненных эпизодов фантасмагорический калейдоскоп, автор подчеркивает, что насилие, предательство, попрание элементарных нравственных основ, в какие бы одежды оно ни рядилось, приводит к потрясающе сходным результатам. И страшнейший из них - развращение следующего поколения, нередко выдвигающегося в таких условиях из своей среды не только судей, но и палачей собственных родителей.

Исаева Е. Вечная радость : Пьеса / Предисл. С. Новиковой // Соврем. драматургия. - 1997.- № 1.- С. 94 - 112.

Седьмая пьеса Елены Исаевой посвящена одной из самых горьких и трагических страниц отечественной истории - Гражданской войне 1918 - 1921 гг. Главная героиня - великая княгиня Елизавета Федоровна, урожденная гессенская княжна. Несмотря на свое немецкое происхождение эта женщина была русской патриоткой в высочайшем значении самого слова. Вся ее жизнь посвящена подвижническому служению новой родине. Став женой великого князя (брата царя), московского генерал-губернатора Сергея Александровича, она приняла православие и полюбила русский народ и древнюю его столицу. Неизменно следуя высочайшим нравственным принципам, Елизавета Федоровна постоянно совершенствовала свои духовные качества. Осознавая свое высокое положение в свете, великая княгиня все время стремилась жить "по совести", быть примером нравственности и добродетели. Тяжелейшие испытания героиня принимает безропотно, пытаясь до последней минуты помогать другим. И за гибель подобных людей в революционном огне автор предъявляет жесточайший счет раздувателям "мирового пожара".

Малягин В. Император в Кремле : Драма в 2 д. / Предисл. Н. Пенькова // Соврем. драматургия. - 1997. - № 2.-С. 4 - 31.

Действие пьесы происходит в московском Кремле, в сентябре - октябре 1812 года. Ее главный герой - Наполеон Бонапарт. Автор показывает, как постепенно преодолевая стереотипы и собственные иллюзии, человек этот осознает себя не Победителем, но загнанным в ловушку зверем. Очень многое приходится переосмыслить императору, столкнувшемуся с непонятным для него поведением загадочного русского народа. Он искренне считает варварами и даже безумцами людей, своими руками сжигающих собственную столицу, уничтожающих картины великих мастеров и ценнейшие исторические архивы. И напрасно генерал Тутолмин терпеливо пытается объяснить: "Видите ли, ваше величество... Для вас Москва - промежуточный пункт вашего похода, а для нас - единственная родина... Для вас война - рыцарский поединок до первой крови, а для нас - борьба насмерть с тем, кто посягает на нашу свободу. .. И честь наша для нас важнее любых библиотек и архивов, любых картин и архитектурных шедевров... Мы просто другие люди, ваше величество. потому-то вам так трудно нас понять..." Наполеон покидает Москву растерянным, испуганным и озлобленным, а значит, дальнейшие его поражения предрешены.

Коляда Н. Куриная слепота: Пьеса в 2 д. // Соврем. драматургия. - 1997.- № 3.- С. 86 -126.

Действие пьесы Николая Коляды происходит в наши дни в небольшом городе, что в восьми часах езды от Москвы. Точнее, в убогой двухкомнатной квартирке в "хрущобе". Его герои - горожане с психологией люмпенов, выросшие в бараках и коммуналках, не имеют самого чувства дома. Хотя по душе все они люди добрые, отзывчивые, даже стихийно религиозные. Большинство из них способны на действенное сочувствие, готовы прийти на помощь ближнему, если случится "большая беда". Но в обыденной повседневной жизни, вернее в безысходно-сером их существовании, которое и жизнью-то назвать трудно, все эти светлые стороны души остаются как бы под спудом, не проявляются. И люди кажутся грубовато-циничными, равнодушными, озлобленными. Поэтому главная героиня пьесы, вырвавшаяся было из этого замкнутого круга, ставшая столичной актрисой, но сорвавшаяся, спившаяся, потерявшая в жизни всякий ориентир, не сразу начинает вновь понимать людей, среди которых выросла. Куриная слепота (ограниченность поля зрения), которой она страдает, затронула не только обычное, но и "внутреннее" ее зрение. И необходимы очень серьезные жизненные потрясения, чтобы она смогла рассмотреть и понять доброту души своих земляков. В пьесе Коляды нет хэппи-энда. Бытие его героев остается все тем же, так же калечащим самую сущность личности. И все же это не просто "чернуха", это постановка серьезной социальной проблемы. А значит, и первый шаг к ее решению. Вместо традиционного предисловия публикацию пьесы предваряет подборка цитат из статей о творчестве автора и рецензий на другие его пьесы.

Кучкина О. А. Я.: Игра слов / Предисл. Ю. Мориц //Соврем. драматургия. - 1997. -№ 2. - С. 76 - 102.

Главный герой пьесы Ольги Кучкиной - Соснов А. Я. (или Сосновая?), эксперт жизни и самурай по убеждениям, строит на игре слов и отношения с женщинами, и всю свою судьбу. Человек одаренный и эрудированный, он тем не менее не находит себе настоящего Дела, а целиком посвящает себя поиску некоей общей идеи жизни, сверхценной для всех и для каждого. Поэтому старшая из его возлюбленных, сорокалетняя француженка русского происхождения горбатая Анна Карапузофф искренне считает его вечным ребенком. И при всей личной привязанности, как человек западный, полагает, что Соснову не место в цивилизованном обществе. А младшая, двадцатилетняя Маша, напротив, именно в нем видит надежду всего рода человеческого. Действие происходит в современной Москве, на катке в различных значениях этого слова: асфальтоукладочном, ледяном, портняжьем и грузоперевальном .

Лобозеров С. "...его алмазы и изумруды": Мелодрама в 2 д./ Предисл. В. Федорова // Соврем. драматургия. - 1997.-№ 3.- С.2-30.

В пьесе Степана Лобозерова проблемы сегодняшнего дня России показаны в их столкновении с исконно-устойчивым бытием национальной деревни. Внимание автора сосредоточено на двух поколениях одной семьи, конфликты "отцов и детей" в которой порождены происходящими в современной жизни переменами и отражают их. Старшее поколение этой семьи - люди деревенские в полном смысле этого слова. Следующее за ним связано с родными местами только происхождением. Все они по-своему страдают в наше смутное время: старики - от полного отчуждения детей, молодые - из-за потери жизненных ориентиров, ломки привычной с детства, казавшейся незыблемой системы ценностей. Можно ли вообще продавать родительский дом? А если отец с матерью в нем еще живут? А разрушать семью брата, в которой все равно нет особого лада? Мечутся по жизни герои Лобозерова, которым сейчас около сорока. Не в силах ни отказаться от своих идеалов, ни утвердить их хотя бы в сердцах повзрослевших детей, всерьез задумывается о самоубийстве состарившаяся мать семейства. И единственным спасением, единственной точкой нравственной опоры и надеждой на духовное возрождение нации служит генетическая память о том, что только для человека с чистой совестью, с незапятнанной душой мир становится гармоничным, светлым, раскрывающим перед человеком все свои "алмазы и изумруды".

Майборда И. Вера, Надежда, кровь: Сценарий / Предисл. автора // Киносценарии. - 1997. - № 6. - С. 2 - 44.

Материал, легший в основу сценария молодого кинодраматурга Игоря Майборды, сенсационен. Во имя революционной деятельности и сохранения имиджа Ленин в 1908 году отрекся от своего внебрачного сына, рожденного незаконнорожденной дочерью финского генерала Маннергейма. А когда политическая ситуация того потребовала, вообще санкционировал уничтожение этого мальчика. Действие происходит в 1920-х годах в Москве и ее окрестностях, дух времени и отдельные историко-бытовые детали воспроизводятся достаточно точно, но в целом напряженный, включающий настоящую детективную интригу сюжет фантасмагоричен. Дети в Лесной школе, которой заведует Фанни Лазаревна, репетируют спектакль "Красное рождество", где красные волхвы славят рождение Царя Пролетарского, чью роль исполняет одиннадцатилетний финский мальчик, как две капли воды похожий на Ленина. В кремлевском кабинете вождя революции, в сейфе хранится в стеклянной банке голова Николая II. Финский диктатор по подложным документам пробирается в Россию для тайной встречи с Лениным. При этом образ Владимира Ильича вполне реалистичен и рельефен: жестокий диктатор, фанатик, он в то же время не лишен обычных человеческих слабостей и даже некоторого обаяния, что соответствует документальным свидетельствам об этой исторической личности. Публикация сценария предваряется краткими рецензиями Ю. Арабова, Вл. Хотиненко, Вал. Фрида.

Маневич И., Шпаликов Г. Декабристы: Сценарий / Послесл. В. Фомина // Киносценарии. - 1997. - № 5.- С.70 -103; № 6. - С. 78 - 103.

Сценарий Иосифа Маневича и Геннадия Шпаликова был завершен в 1966 г. Судьба его оказалась сложной и несчастливой. То принимаемый "Мосфильмом", то отвергаемый им, он так и не попал на экран. Данная публикация стала возможной лишь благодаря сотрудникам архива этой студии. Нарекания идеологов застойных времен вызвала прежде всего явная "дегероизация" лидеров восстания, откровенное изображение не только их ошибок в вопросах теории революции, но и чисто человеческих недостатков. Сценаристы создали образы не абстрактных "борцов за правое дело", а реальных, очень молодых еще людей, восторженно увлеченных идеей демократических преобразований родины. Каждый из них готов отдать за это жизнь, все они с достоинством держатся до последней минуты, мужественно скрывая неизбывную предсмертную тоску, которую каждый испытал в полном объеме. Авторы делают акцент не на ходе восстания, а на причинах его поражения. Соответственно, большую часть сюжета составляют сцены разгрома декабристов и последовавших за ним арестов, следствия суда и казни.

Мишарин А. "Красный смех": Драма в 5 карт. / Предисл Л. Завальнюка // Соврем. драматургия. - 1997.- № 1.-С. 2 - 24.

Герои Александра Мишарина - два ближайших друга детства и одна женщина. Жена сначала - ненадолго - одного из них, потом - навсегда - другого. И все члены этого странного треугольника всю жизнь искренне любят друг друга, не теряют один другого из виду, не могут каждый без двух остальных нормально существовать. И столь же искренне один другого ненавидят и старательно отравляют другому жизнь. Все трое - люди искусства: балерина, художник и кинорежиссер-сценарист. Перестройка в России застала этих талантливых москвичей на пороге тридцатилетия и открыла перед ними весь мир и неограниченные возможности. Оба мужчины достигли полной творческой самореализации: один в Париже, другой в Голливуде. Но за успех обоим пришлось заплатить определенную цену: переступить через свои моральные принципы и нравственные установки. И все же каждому из троих героев удалось сохранить в душе нечто святое, удерживающее их от крайней степени падения. Ни при каких обстоятельствах ни один из них не способен ни пожертвовать жизнью двоих других, ни отречься окончательно от своей родины.

Мишурина М. Нижинский : Сценарий / Предисл. В. Вульфа // Киносценарии. - 1997. - № 4. - С.48 - 87.

Сценарий молодой киноактрисы из Киева Марии Мишуриной рассказывает о судьбе знаменитого русского танцовщика начала века Вацлава Нижинского. Автор пытается восполнить белые пят на в биографии этого удивительного артиста, неуклюжего в быту, пружинисто-гибкого, на весь мир прославившегося своим необыкновенным прыжком - на сцене. Техника этого необыкновенного перевоплощения неизвестна до сих пор, но сценаристу удалось понять самую природу таланта своего героя, воссоздать тот сложный, во многом иллюзорный мир, в котором существовал Нижинский. В сценарии также действуют люди, составившие славу русского балета: Дягилев, организатор знаменитых "Русских сезонов" в Париже, создатель той независимой театральной антрепризы, которая определила пути развития искусства во всем мире на много десятилетий вперед, Фокин - один из величайших балетмейстеров века, Мясин - соперник Нижинского, никогда не претендовавший на то, чтобы в чем-то Вацлава превзойти. В сценарии затронута тема трагического душевного надлома, питающего искусство (в случае с Нижинским - это его шизофрения). Особое место среди персонажей занимает жена танцовщика Ромола Пульска (впоследствии - Нижинская), дочь знаменитой венгерской актрисы Эмилии Маркуш и мать Киры и Тамары Нижинских. Этот образ представлен во всей сложности женского существа и прожитых лет. Верная, преданная супруга артиста, Ромола в то же время была злейшим врагом его искусства и на протяжении всей жизни боролась за своего мужа с могущественным Дягилевым. Но победа ее в этой борьбе обернулась для Нижинских тяжелейшим поражением, поскольку искусство не прощает отступников, не терпит соперничества, "требует жертв". Сценарий отличается свежестью взгляда, умело выстроенным сюжетом и точным воссозданием атмосферы эпохи.

Муренко И. Шутки в глухомани : Комедия в 2 д., 6 сц. / Предисл. А. Косенкова // Соврем. драматургия. - 1997.- № 1.- С. 70 - 92.

Первая опубликованная в столичном журнале пьеса популярного новосибирского тележурналиста Игоря Муренко - о проблемах села. Одна из которых - его "старение". Почти все персонажи комедии уже достигли пенсионного возраста. И остались под конец жизни без помощи своих разъехавшихся по городам детей. Лишенные самой естественной человеческой заботы - о собственном потомстве - эти люди получили на старости лет возможность осмыслить свое прошлое, разобраться в запутанных десятилетиями отношениях и даже попытаться кое-что в них изменить - исправить. В то же время в замкнутом своем мирке они все оказались принадлежащими к одному, как бы единственно существующему поколению, не имеющему ни истоков, ни продолжения. Совсем уже изжившая свой век восьмидесятидвухлетняя баба Паша, приходящаяся большинству действующих лиц матерью или свекровью, и двадцатидвухлетний ее внук - дебильный Виктор, картины в целом не изменяют. И хотя автор постоянно помещает своих героев в гротескно-нелепые смешные обстоятельства, в первую очередь они вызывают все же глубокое сочувствие: из-за общей обездоленности судьбой, задавленности тяжелыми бытовыми условиями, оторванности от культурных ценностей, к которым многие из них жадно тянутся. Люди эти даже в самых тяжелых жизненных обстоятельствах проявляют лучшие душевные качества: доброту, отзывчивость, стремление и способность любить ближнего. Особенно тревожно звучит последняя сцена комедии, откровенно повторяющая финал пьесы Горького "На дне". Когда кажется, что хотя бы "здесь и сейчас" все утряслось, ситуация стала относительно благополучной и все смогли немного расслабиться, входит баба Паша с репликой: "Витя повесился".

Охлобыстин И. Кризис среднего возраста: Сценарий // Киносценарии. - 1997. - № 2. - С. 72 - 97.

В сценарии, написанном Иваном Охлобыстиным при участии Игоря Сукачева и Юрия Разумовского, использованы мотивы фильмов Ф. Феллини "Амаркорд" и Ф. Шлендорфа "Жестяной барабан", эпизоды фильма Б. Бертолуччи "Двадцатый век", элементы русских народных сказок. Тридцатипятилетние соавторы полагают, что процесс личностного становления для каждого из них завершен и пытаются вместе осмыслить это новое для них состояние обретения самих себя. Действие сценария происходит в наше время в Москве, главный герой - молодой врач, временно работающий на "скорой помощи". Это дает сценаристам возможность сюжетно объединить целый ряд характеров и ситуаций, очень различных, никак между собой не связанных, но, очень характерных, каждый по-своему, для нашего времени с воспоминаниями героя о детстве и размышлениями его о жизни, по ассоциации, то и дело возникающими.

Параджанов Г. Все ушли...: Сценарий // Киносценарии. - 1997. -№ 5.-С.44-66.

Один из лауреатов конкурса "Зеркало молодых" Георгий Параджанов-Анин создал поэтическую фантазию в духе грузинского кинематографа прошлых лет. Сюжет сценария предельно прост и в то же время даже не просто сказочен, а почти мифологичен. За тяжелые грехи предков на жителей маленького грузинского городка наложено страшное проклятье: раз в семь лет на них обрушиваются полчища розовых бабочек, неся с собой беды и смерть. И чтобы это нашествие предотвратить, кто-то из жителей должен постоянно выращивать птиц, способных этих бабочек уничтожать. Полный сложных метафор и аллегорий рассказ о повседневной жизни небольшого грузинского города в то же время глубоко лиричен. Автор с любовью воспроизводит хорошо знакомые ему детали национального быта, специфику семейного уклада и особенности взаимоотношений между соседями.

Сорокин В., Зельдович А. Москва : Сценарий // Киносценарии. - 1997. -№ 1.- С. 79-117.

Творческий союз известного представителя московского писательского андеграунда Владимира Сорокина и бывшего профессионального психотерапевта, затем - кинорежиссера, несколько лет проработавшего в Германии, идеально соответствует выбранной ими для будущего фильма теме (или тема - именно такому соавторству). Впервые выступающие в этой роли сценаристы поставили перед собой увлекательную задачу: современными кинематографическими средствами исследовать и показать сегодняшнюю жизнь русской столицы, особенности нового быта и, главное, новой, кардинально отличающейся и от прежних отечественных норм, и от западных стандартов морали, новых взаимоотношений между людьми. В центре сюжета сложные любовно-родственные отношения шестерых завсегдатаев ночного клуба - троих мужчин и троих женщин. Все они а той или иной степени связаны с какими-то таинственными, не вполне законными, а то и прямо противозаконными финансовыми операциями, приносящими огромные деньги. Все ведут соответствующий этому роду деятельности образ жизни с частыми ночными оргиями, многочисленными беспорядочными связями и периодическими кровавыми разборками, нередко со смертельным исходом. На этом фоне не кажется странным даже официально заключаемый героями "тройной" брак. И в финале единственный уцелевший и сохранивший деньги мужчина женится одновременно на двух сестрах, причем с благословения их матери. Сценой ритуального возложения новобрачными цветов к могиле Неизвестного солдата под звуки известной песни "Москва моя, страна моя, ты - самая любимая!" по мысли сценаристов и должен завершиться фильм. Публикация сопровождается развернутым интервью с соавторами.

Сулейменов Т . Ожидание моря ("Солнечная сторона") : Сценарий // Киносценарии. - 1997. - № 6.- С.48 - 77.

Герои Тимура Сулейменова - "простые люди", ставшие заложниками экологической катастрофы. Они живут в маленьком городке, затерянном в бескрайней степи. Точнее - даже не живут, а существуют в ожидании чуда в виде спасительной помощи откуда-то извне. Не так давно город был приморским, в нем работали доки и судоремонтный завод, строились корабли и обитатели чувствовали себя вполне благополучными. Но море ушло, обрекая и саму местность, и оставшихся там людей на медленное вымирание. А члены неожиданно приехавшей в эти края московской киногруппы оказываются не долгожданными спасителями, а заурядными мародерами, стремящимися нажиться на чужой беде. И тогда люди начинают покидать умерший город, отправляясь вслед за ушедшим морем на поиски лучшей доли. Автор, лауреат конкурса "Зеркало для молодых", посвятил этот сценарий своим родителям.

Шпаликов Г. Причал: Сценарий / Предисл. А. Митты // Киносценарии. - 1997. - № 4. - С. 88 - 114.

В сентябре 1997 года режиссеру, сценаристу, поэту, одной из ярчайших фигур кинематографа времен хрущевской оттепели исполнилось бы шестьдесят лет. Но он предпочел добровольно уйти из жизни - молодым. Судьба его "Причала" прихотлива, как и многое, с этим именем связанное. Сценарий был принят "Мосфильмом" сразу же по его написании, затем на протяжении многих лет то включался в план, то вычеркивался из него. Что и стало одной из основных причин самоубийства автора. После чего сценарий вообще исчез и лишь спустя десятилетия был обнаружен Юлием Файтом, одним из самых преданных друзей автора. Это - одно из первых отечественных произведений так называемого "поэтического кинематографа", где в лирических тонах калейдоскопом картин показывается просто жизнь обыкновенных людей. В которой, впрочем, если внимательно и доброжелательно присмотреться, всегда есть что-то яркое и необычное. Только на одну летнюю ночь попадают в Москву герои Шпаликова, команда баржи, привезшей в столицу лошадей, и демобилизованные солдаты, с которыми одна из команды, молодая девушка Катя, совершенно случайно познакомилась. Им весело просто бродить по Москве, наблюдая ночную жизнь города. В сценарии удивительно точно и с большой теплотой показаны многочисленные приметы быта, воспроизводятся самая атмосфера эпохи. В статье, предшествующей публикации, приводится также автобиография сценариста, его стихи и песни.

Эдлис Ю. Бульварный роман: Комедия в 2 д./ Предисл. В. Славкина // Соврем. драматургия. - 1997. - № 1. - С. 26 - 42.

Комедия Юлиу Эдлиса написана с соблюдением всех трех классических единств: места, действия, времени. В наши нелегкие дни в центре Москвы на Чистопрудном бульваре встречаются случайно два очень пожилых человека - мужчина и женщина, когда-то очень давно любившие друг друга. Теперь они оба бывшие: бывший знаменитый писатель и бывшая красавица. У обоих за плечами бурная, полная различных событий жизнь. Им есть, что вспомнить и что рассказать друг другу. Но главным в судьбе каждого остался их давний роман на морском берегу, сформировавший Ее как "профессиональную красавицу" и легший в основу Его первой, лучшей и, по существу, единственной - несмотря на последующие многочисленные премии, четыре полных собрания сочинений, миллионные тиражи - настоящей Книгой. Человек талантливый, но слабый, писатель Логинов незаметно для себя постепенно превратился в конъюнктурщика. И только встреча с первой любовью вернула писателю подлинный творческий импульс. А давней его возлюбленной дала возможность вновь - вопреки возрасту и несмотря на утерянную красоту - стать героиней романа.











ИСКУССТВО





ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЕ ИСКУССТВО. АРХИТЕКТУРА



Аполлон: Изобразительное и декоративное искусство. Архитектура: Терминологический словарь / Под общ. ред. А.М. Кантора. - М.: Эллис Лак, 1997. - 736 с.: ил.

Словарь, подготовленный коллективом авторов НИИ теории и истории изобразительного искусства, помимо традиционного понятийно-терминологического ряда, содержит статьи о художественных организациях, объединениях, фирмах, учебных заведениях, а также о художественных реалиях религиозной тематики.

Бенуа А. Путеводитель по картинной галерее императорского Эрмитажа. - 2-е изд. - М.: Изобраз. искусство, 1997. - 304 с.; 80 л. ил.

Книга является первым после 1910 г. переизданием труда одного из выдающихся деятелей русской культуры начала ХХ в., художника, историка искусств и художественного критика Александра Николаевича Бенуа (1870-1960), о живописном собрании Эрмитажа. Совмещая строгую научность с поэтичностью изложения, автор рассказывает о выдающихся полотнах западноевропейских мастеров, находящихся в музее. К оригинальному тексту добавлено послесловие современного историка искусства Ю.К. Золотова, указатели, именной и координационный, в которых прослеживается и судьба полотен, проданных в 1920-1930 гг. на Запад, а также многочисленные репродукции эрмитажных шедевров.

Наков А. Беспредметный мир. Абстрактное и конкретное искусство. Россия и Польша / Пер. с фр. Е. Титаренко. - М.: Искусство, 1997. - 416 с.: ил.

Книга представляет собой перевод работы известного искусствоведа и художественного критика, вышедшей в Париже в 1981 г. Это одно из наиболее значительных исследований, посвященных русскому и польскому авангарду периода 1910-1930 гг. Автор дает панорамный обзор важнейших тенденций, намечает основные исходные позиции и кульминационные моменты, которые в совокупности формируют комплексное представление об искусстве этой эпохи.





Отечественное искусство



Воронцов Д., Маслов А. Русское искусство в вопросах и ответах. - СПб.: Симпозиум, 1997. - 272 с.: ил.

Написанная в форме вопросов и ответов хорошо иллюстрированная, популярная книга позволяет познакомиться со многими шедеврами русской живописи, скульптуры, прикладного искусства ХII-XX вв. из отечественных художественных музеев. В ней на каждой четной странице репродуцируется одно произведение искусства (всего воспроизведено свыше ста тридцати работ) и предлагается несколько вопросов о нем, на следующей - даются ответы. Вопросы касаются самых разных проблем: истории создания той или иной картины или скульптуры, творческого своеобразия художника, интересных фактов биографий мастера и т.д. При первом упоминании художника в ответе дается краткая характеристика его личности, называются основные произведения и их местонахождение, приводятся высказывания деятелей культуры и др. Издание предназначено в первую очередь преподавателям изобразительного искусства, истории и литературы.

Иллюстрированная энциклопедическая библиотека: Искусство России / Под ред. В. Бутромеева. - М.: Современник, 1997. - 307 с.: ил. - (Наследие знаменитых энциклопедий).

Изданию настоящей иллюстрированной энциклопедии, посвященной России, предшествовал выход в 1995-1996 гг. комплекса книг об искусстве Западной Европы (Италия и Испания, Германия и Нидерланды, Англия и Франция), а также об искусстве и философии Древней Греции. Все энциклопедии включают статьи, заимствованные из “Энциклопедического словаря” Брокгауза и Ефрона, “Энциклопедического словаря” Ф.Ф. Павленкова, “Большой энциклопедии” С.Н. Южакова, которые и в наши дни остаются ценными справочными изданиями, особенно в областях истории и искусства. Иллюстративный (графический) материал в них подобран по современным источникам. Имеются также списки литературы за 1900-1990 гг. Даты приводятся по старому стилю. В ряде случаев сохраняется написание имен и названий, принятое прежде. В книге о русском искусстве Х-XIX вв. собраны статьи и справки о живописи, скульптуре, архитектуре и графике. Основное место занимают материалы о мастерах искусства и их произведениях, отдельных художественных семьях. Однако есть статьи об историческом пути русского искусства, отдельных видах и жанрах искусства, художественных объединениях и учреждениях.

Императорская Академия художеств: В 2-х т. / Сост.: И.В. Рязанцев и др.; Авт., вступ. ст. и ред. И.В. Рязанцев, М.М. Ракова. - М.: Изобраз. искусство, 1997.

Т. 1. Вторая половина XVIII - первая половина XIX века. - 396 с.: ил.

Т. 2. Вторая половина XIX - начало ХХ века. - 342 с.: ил.

Издание представляет собой своеобразный иллюстрированный “отчет” о деятельности Российской Императорской Академии художеств с момента ее основания до советского периода в истории нашей страны. Вступительные статьи известных искусствоведов освещают различные этапы ее существования.



Архитектура



Астафьева-Длугач М. Рассказы об архитектуре Москвы. - М.: Стройиздат, 1997. - 192 с.: ил.

Новеллы, составившие книгу, знакомят с основными этапами развития московской архитектуры главным образом ХХ столетия, с проблемами переустройства столицы в послереволюционный период, с наиболее значительными проектами общественных зданий, и массовой жилой застройки разных лет, с московским метро.

Борисова Е. Русская архитектура в эпоху романтизма. - СПб.: Дмитрий Булавин, 1997. - 316 с.: ил.

На богатом фактическом материале в монографии прослеживаются отдельные этапы развития русского зодчества с конца XVIII в. до начала 1850-х гг. При этом речь идет не просто о формировании “романтического стиля” в архитектуре и даже не о романтических тенденциях в русском зодчестве, но о комплексе взаимовлияний, которые связывали образы архитектуры с развитием русской художественной культуры в эпоху романтизма. Характеризуются художественные процессы в русской парковой архитектуре конца XVIII - начала XIX в., романтические особенности, присущие русскому интерьеру первой половины XIX в., разнообразные тенденции, проявившиеся в изменении облика русских городов в это время. Автор рассматривает не только наиболее замечательные памятники эпохи романтизма, но и архитектурные взгляды выдающихся зодчих. Заключительная глава посвящена реминисценциям романтизма в русской архитектуре второй половины XIX в.

Бусева-Давыдова И., Нащокина М., Астафьева-Длугач М. Москва: Архитектурный путеводитель. - М.: Стройиздат, 1997. - 511 с.: ил.

Наиболее полный из существующих иллюстрированных путеводителей по архитектуре столицы в границах Садового кольца. Авторами разработаны 24 маршрута. Описанию отдельных построек предшествуют историко-градостроительные очерки, содержащие краткие сведения о развитии планировки и застройки территории, о важнейших памятниках, не дошедших до наших дней. В частности, упомянуты все храмы, разрушенные в 1920 - 1930-е гг., с указанием их местонахождения и краткой характеристикой. Приводимые материалы об отдельных домах и сооружениях лаконичны (сообщаются даты строительства, фамилии зодчих и владельцев, раскрывается художественное своеобразие).

Латур А. Москва. 1890-1991: Путеводитель по современной архитектуре / Пер. с ит. В. Панасенко. - М.: Искусство, 1997. - 404 с.: ил.

Книга адресована всем, кто интересуется архитектурой Москвы последнего столетия, ее памятниками, творчеством зодчих, определивших современный облик столицы. Автор - итальянский историк архитектуры Александра Латур, член архитектурных обществ Рима и Венеции, а также московского отделения Международной академии архитектуры. Ряд ее работ о мастерах архитектуры ХХ в. и их крупнейших свершениях были удостоены международных премий. Настоящий иллюстрированный путеводитель, написанный А. Латур при содействии российских специалистов Антонины Маниной и Андрея Некрасова, - результат ее многолетних исследований московской архитектуры.

В одной книге было, как отмечается в предисловии, непросто рассказать о богатстве, проблематике и противоречивости архитектурных и градостроительных решений в Москве за последние сто лет, поэтому автор намечает основные вехи, определяет важнейшую проблематику, ключевые моменты и самые значительные произведения московского зодчества, чтобы познакомить с архитектурой города советского периода. Путеводитель состоит из обширного исторического очерка и таблиц, в которых дается описание и воспроизводятся в иллюстрациях 360 наиболее значительных архитектурных сооружений и комплексов, созданных в 1890-1991 гг. Имеются также библиография, указатель имен и карт, свыше 1000 иллюстраций.

Малков Я. Древнерусское деревянное зодчество. - М.: Муравей, 1997. - 208 с.: ил.

Главным заповедником деревянного зодчества исторически стал Север России, где уже с ХI века началось освоение земель новгородцами. Это обширные земли бассейна Онежского озера и Белого моря, рек Сухоны, Онеги, Северной Двины, Вычегды, Пинеги, Мезени. Здесь вплоть до конца XVIII века создавались целые деревянные ансамбли жилых и культовых сооружений.

Щербо Г. Сухарева башня: Исторический памятник и проблема его воссоздания. - М.: Янус-К. 1997. - 44 с.: ил.

Работа основывается на разнообразных текстовых и графических источниках, она содержит изобразительные материалы, дающие представление о Сухаревой башне и последующей ее истории вплоть до трагедии уничтожения. Рассматриваются все варианты реконструкции Сухаревой башни с учетом ценности и популярности этого памятника.





В издательствах Санкт-Петербурга “Алмаз” и “Белое и черное” в сериях “Знаменитые здания Санкт-Петербурга”, “Дворцы и особняки Санкт-Петербурга”, “Архитектура Петербурга. Стили и мастера”, начиная с 1996 г. выходят недорогие, небольшие по объему иллюстрированные книги “карманного” формата тиражом 3-5 тыс. экз. Они адресованы массовому читателю, тем, кто интересуется городом на Неве, его историей и культурой, архитектурно-художественными памятниками. В книгах рассказывается о многих зданиях и сооружениях Северной Пальмиры, об архитекторах и владельцах, о жизни обитателей этих построек, о коллекциях и художественных ценностях, здесь размещавшихся, о замечательных людях, посещавших дома. Авторы - ведущие сотрудники петербургских музеев, искусствоведы, историки, краеведы.

В серии “Знаменитые здания Санкт-Петербурга” (издательство “Алмаз” ) в 1996-1997 гг. вышли:

Авгуль Л., Крылова А. Дворец Нарышкиных-Шуваловых. 1996. - 191 с.: ил.

Аксельрод В., Буланкова Л. Аничков дворец. 1996. - 175 с.: ил.

Герасимов В. Большой дворец в Стрельне. 1997. - 176 с.: ил.

Житенева Н. Особняк А.А. Половцова. 1997. - 159 с.: ил.

Карпеев Э., Шафрановская Т. Кунсткамера. 1996. - 191 с.: ил.

Кутьин В., Соловьева Т., Сориц А. Санкт-Петербургский почтамт. 1997. - 197 с.: ил.

Лисовский В. Академия художеств. 1997. - 192 с.: ил.

Малина Т., Суздалева Т. Дворец великого князя Алексея Александровича. 1997. - 191 с.: ил.

Пашкова Т., Блинов А. Дом архитектора Брюллова. 1997. - 156 с.: ил.

Петрова Т. Дворец великой княгини Марии Николаевны. 1997. - 191 с.: ил.

Попова Г. Особняк графини Карловой. 1996. - 159 с.: ил.

Соловьева Т. Фон Дервизы и их дома. 1996. - 191 с.: ил.

Таболина Г., Едомский М. Конногвардейский манеж. 1997. - 192 с.: ил.

Харламов И. Дом князей Горчаковых. 1997. - 128 с.: ил.

Шульц С. “Бродячая собака”. 1997. - 192 с.: ил.

Шульц С. Дом искусств. 1997. - 192 с.: ил.

В серии “Дворцы и особняки Санкт-Петербурга” (издательство “Белое и черное” ) вышли:

Баторевич Н. Чесменский дворец. 1997. - 158 с.: ил.

Исаченко В. Особняк Суворина. 1996. - 160 с.: ил.

Краско А. Дома купцов Елисеевых. 1997. - 158 с.: ил.

Матвеев Б., Краско А. Фонтанный дом. 1996. - 165 с.: ил.

Павлова С.В., Матвеев Б.М. Мраморный дворец. 1996. - 176 с.: ил.

Трубинов Ю. Великокняжеская усыпальница. 1997. - 160 с.: ил.

В серии “Архитектура Петербурга. Стили и мастера” (издательство “Белое и черное” ) вышли:

Власов В. Архитектура петровского барокко. 1996. - 116 с.: ил.

Шуйский В. Зрелое русское барокко и ранний классицизм. 1997. - 158 с.: ил.

Шуйский В. Строгий классицизм. 1997. - 159 с.: ил.



И.Е. Старов (1744-1808)



Кючарианц Д. Иван Старов. - СПб.: Стройиздат, 1997. - 176 с.: ил.

Книга посвящена талантливому русскому архитектору Ивану Егоровичу Старову, вся творческая жизнь которого была связана с Петербургом. Он создал одну из жемчужин русского зодчества - Таврический дворец, построил Троицкий собор Александро-Невской лавры и парадный въезд в нее. В окрестностях Петербурга по его проектам были сооружены дворцы и парадные усадьбы в Островках, Тайцах, Сиворицах и других местах. Освещая творческий путь архитектора, автор рассказывает и о сооружениях, созданных по его проектам в Москве, Подмосковье, Николаеве и Екатеринославе. Имеется список литературы по теме.





Живопись. Скульптура. Графика. Декоративно-прикладное искусство



Боженкова М. Кумир на бронзовом коне: Образ Петра Великого в монументальной скульптуре Санкт-Петербурга. - СПб.: Пальмира, 1997. - 159 с.: ил.

Скульптурные памятники Петру I в Санкт-Петербурге, созданные знаменитыми французскими, русскими и итальянскими ваятелями - произведения большого национального и мирового значения. Они звучат своеобразным лейтмотивом в общей панораме города, восхищая гармонией пластики с архитектурой.

В форме вопросов и ответов автор увлекательно рассказывает о всех памятниках Петру I в городе на Неве и его окрестностях, являющихся частью российской истории.

Игошев В. Ярославское художественное серебро XVI-XVIII веков. - М.: Модус, 1997. - 268 с.: ил.

Ярославль - один из крупнейших центров русского ювелирного искусства позднего средневековья и XVIII в. Изделия ярославских серебряников рассматриваются на широком историческом и общекультурном фоне, описываются различные технологические приемы обработки художественного серебра (чеканка, гравировка, басма, чернь, скань и др.). Приводится краткая характеристика, типология и символика предметов церковной утвари (кресты, оклады, кадила, потиры, ковши, лампады и др.). Дается стилистический и технико-технологический анализ произведений, способствовавший выявлению ярославских памятников среди предметов, изготовленных в других ювелирных центрах России XIII-XVII вв. Черно-белые иллюстрации показывают наиболее интересные образцы художественного серебра Ярославля этого времени. В приложении - справки о ярославских серебряных и золотых дел мастерах второй половины XVI-XIX вв.

Колмовский А. Скульптурное убранство московских фасадов. - М.: Вече; Русский мир, 1997. - 238 с.: ил.

Из этого иллюстрированного путеводителя можно узнать о богатом художественном наследии московской архитектуры - декоре фасадов зданий конца XVIII - начала ХХ вв. Приводится исторический очерк о скульптурном убранстве интересных домов и усадеб, других построек различных эпох и стилей, а также предлагается ряд маршрутов по Москве (“Китай-город”. “В пределах Бульварного кольца”, “Замоскворечье” и др.) для тех, кто хочет увидеть фасады московских зданий. Имеются краткие справки, в которых сообщаются адрес дома, фамилии его владельца и архитектора, даты постройки, а также словарь архитектурных терминов, именной указатель, библиография.

Филатов В. Краткий иконописный иллюстрированный словарь: Кн. для учащихся. - М.: Просвещение, 1996. - 224 с.: ил.

Словарь дает толкование понятий и категорий, употребляемых в русском иконописании и искусствоведении. Он охватывает около 500 лексических единиц, представленных следующими тематическими группами: вероучение, культ, храм, настенная и станковая живопись, технология изобразительного искусства. В справках-статьях содержатся сведения об основных сюжетах, персонажах, деталях изображений, элементах пейзажа и интерьере на иконах, об одеждах и атрибутах изображаемых в церковной живописи священнослужителей и персонажей, предметах церковного обихода и др.

Автор не ограничивается узкотерминологическими целями и предлагает материалы из истории христианской церкви. Иллюстрации воспроизводят многие шедевры древнерусской иконописи и графические рисунки автора.

Издание адресовано всем, интересующимся церковной живописью.

Более обширный и разнообразный материал содержит другое издание словаря, рассчитанное на специалистов и любителей искусства:

Филатов В. Словарь изографа. - М.: Православ. Свято-Тихоновский богослов. ин-т, 1997. - 287 с.: ил.



С.П. Дягилев (1872-1929)



Дягилева Е. Семейная запись о Дягилевых / Вступ. ст. Т.Г. Ивановой. - СПб.: Дмитрий Буланин, 1998. - 2888 с.: ил.

Впервые публикуются мемуары Е.В. Дягилевой, мачехи “великого импресарио” Сергея Павловича Дягилева, хранившиеся в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинском доме). Воспоминания охватывают период с 1830-х до 1870-х гг. Автор живо и увлекательно рассказывает о жизни нескольких поколений рода Дягилевых.



А.И. Куинджи (1842-1910)



Неведомский М., Репин И. А.И. Куинджи. - М.: “Сварог и К.”, 1997. - 368 с.: ил.

“В сфере пейзажной живописи Куинджи был гениальным художником”, - отмечал Илья Репин, он поставил своей целью передать “свет-очарование, силу света, его иллюзию”.

Книга, написанная современниками Архипа Ивановича Куинджи, печатается с издания 1913 г. Общества художников им. А.И. Куинджи в полном объеме с черно-белыми и цветными иллюстрациями. М.П. Неведомскому принадлежит биография художника, написанная с использованием откликов прессы и эпистолярного наследия. И.С. Репину - мемуарный очерк. Публикуются также небольшие воспоминания ученика Куинджи - И.Владимирова.





П.В. Митурич (1887-1956)



Митурич П. Записки сурового реалиста эпохи авангарда: Дневники. Письма.

Воспоминания. Статьи. - М.: Лит.-худож. агентство “RA”, 1997. - 310 с.: ил. - (Архив рус. авангарда).

Разнообразные материалы из архива выдающегося художника-графика, многие из них публикуются впервые. Они сгруппированы в нескольких тематических разделах: о жизни и творчестве самого художника, о поэте Велимире Хлебникове и его судьбе, о жене Петра Васильевича, талантливой художнице В. Хлебниковой и др.



И.Н. Никитин (ок. 1690-1742)



Андросов С. Живописец Иван Никитин. - СПб.: Дмитрий Буланин, 1998. - 216 с.: ил.

Книга о жизни и творчестве придворного живописца Петра Великого, первого русского художника, работавшего в европейской манере и достигшего высокого уровня мастерства. Особенно значительными были успехи И.Н. Никитина в жанре портрета (“Петр I на смертном одре”, портрет С.Г. Строгановой и др.). В научный оборот вводится более 25 неизвестных ранее документов о художнике. Имеется каталог его произведений, часть которых воспроизводится в репродукциях.



Г.И. Семирадский (1843-1902)



Генрих Семирадский / Авт. вступ. ст. и сост. Д.Н. Лебедева. - М.: Изобраз. искусство, 1997. - 32 с.: ил.

Альбом посвящен известному художнику XIX в. Генриху Ипполитовичу Семирадскому. Исторические полотна этого живописца при его жизни были очень популярны у современников. Блестящий мастер рисунка и тонкий колорист, он нашел свой эстетический идеал в образах, почерпнутых из Библии, истории и мифологии античного мира. Окруженный почетом и уважением на своей родине - Польше, он неразрывными узами был связан с художественной культурой России.



П.М. Третьяков (1832-1898)



Ненарокомова И. Павел Третьяков и его галерея. - М.: Арт-Родник, 1998. - 256 с.: ил. - (Рус. коллекционеры).

Украшением и гордостью всей России назвал профессор Московского университета И.В. Цветаев деяния Павла Михайловича Третьякова, книгой о котором открывается новая серия издательства “Арт-Родник”. Читатель найдет здесь не только биографические сведения о Павле Михайловиче, но рассказ и о галерее - первом общедоступном музее русского искусства, и о его дружеских и творческих связях. Издание хорошо полиграфически выполнено и иллюстрировано.



Зарубежное искусство



Батраков С. Художники ХХ века и язык живописи: от Сезанна к Пикассо. - М.: Наука, 1996. - 176 с.: ил.

В монографии раскрывается своеобразие творческих поисков двух крупнейших западных живописцев - Поля Сезанна (1839-1906) и Пабло Пикассо (1881-1973), с именами которых связано зарождение и развитие художественной культуры современности. Рассматривая личность Сезанна, его произведения, воплощенные в них принципы отражения натуры, автор характеризует французского живописца как мастера переходной эпохи. Выдающийся представитель следующего этапа художественного развития - Пикассо показан и как наследник Сезанна, и как лидер новейшего искусства - искусства ХХ века. Анализируются основные живописные и графические работы Пикассо, исследуются скрытые связи его образов и мотивов с мифопоэтическими представлениями древности и Нового времени.

Западное искусство. ХХ век. Между Пикассо и Бергманом. - СПб.: Дмитрий Буланин, 1997. - 217 с.

В сборнике, подготовленном сотрудниками Отдела современного искусства Запада Государственного института искусствознания, авторы пишут о живописи и опере, о кинофильмах, о драматических спектаклях. Наряду с монографическими статьями о творчестве таких мастеров, как П. Пикассо и Дж. Пуччини, Ли Страсберг и И. Бергман, Л. Ронкони и А. Мнушкина помещены материалы, в которых рассматриваются судьбы различных художественных течений от рубежа XIX и ХХ вв. до 90-х гг. ХХ в. Развитие основных тенденций современного западного искусства анализируется в связи с новым осмыслением классических традиций. По своему характеру в статьях сборника жанр литературного портрета сплетается с жанром историко-теоретического проблемного исследования.

Каптерева Т. Античное искусство Испании и Португалии. - М.: Изобраз. искусство, 1997. - 200 с.: ил.

Античное наследие народов Пиренейского полуострова рассматривается в богато иллюстрированной монографии в рамках единого исторического процесса от древнейших времен до распада Римской империи. Воссоздается образ различных исторических эпох - периоды финикийской и греческой колонизации, расцвета самобытного искусства коренного населения - иберов, многовекового господства римлян. Стремлением отойти от археологического подхода к материалу обусловлен подробный анализ произведений архитектуры, скульптуры, мозаики, художественного ремесла в эпоху владычества Рима.



Д. Веласкес (1599-1660)

Ф.Гойя (1746-1826)



Ортега-и-Гассет Х. Веласкес. Гойя: Пер. с исп. / Вступ. ст. И. Ершовой, М. Смирновой; Коммент. и указ. имен В. Володарского. - М.: Республика, 1997. - 351 с.: ил.

Эта работа, впервые публикуемая полностью на русском языке, принадлежит перу испанского философа и публициста Хосе Ортега-и-Гассета (1883-1955). Она занимает особое место в ряду исследований о двух великих испанских художниках - Диего Веласкесе и Франсиско Гойе. Далекий от беспристрастного искусствоведения, Ортега, пытаясь обрисовать живой облик каждого художника и его эпоху, невольно запечатлевает и черты собственной личности и как бы становится полноправным действующим лицом повествования. По меткому определению критиков, это в своем роде уникальный жанровый опыт размышлений “гения о гениях”, в котором по-новому раскрываются грани творчества этих мастеров живописи.

Книга представляет собой собрание отдельных статей, записей лекций, заметок, опубликованных после смерти Ортеги, поэтому текст неоднороден, в нем есть повторы.

Пытаясь разобраться в “загадке Веласкеса” и “легенде о Гойе”, автор не только прослеживает реальную историю их жизни, анализирует произведения и отдельные приемы, но и воссоздает культурное пространство эпохи, в которую они жили.



Леонардо да Винчи (1452-1519)



Волынский А. Жизнь Леонардо да Винчи. - М.: Алгоритм, 1997. - 525 с.: ил. - (Гений в искусстве).

Аким Львович Волынский (наст. имя и фамилия Хаим Лейбович Флексер, 1861-1926) - литературный критик и историк искусства, работа которого о жизни Леонардо, великого художника и ученого эпохи Ренессанса, получила высокую оценку русской и зарубежной критики. Он был избран почетным гражданином Милана. Настоящая книга печатается по изданию, осуществленному в Санкт-Петербурге в 1900 г.

В процессе ее создания автор исколесил всю Италию, побывал там, где сохранились произведения Леонардо да Винчи и обстановка, среди которой протекала его жизнь и развивалось творчество. Он изучал картины, рисунки, манускрипты - все написанное самим Леонардо и то, что было написано о нем.

Работа А.Л. Волынского состоит из трех частей. Первая - знакомит с большой и многотрудной жизнью универсального гения Возрождения. Вторая и третья части посвящены художественному творчеству Леонардо и его научной деятельности (анализ трактатов). Особенно обстоятельно автор исследует два самых известных творения Леонардо - “Джоконду” (“Монну Лизу”) и “Тайную вечерю”. Приводится также написанная Вазари биография Леонардо, духовное завещание Мастера, другие документы и материалы.

Книга А.Л. Волынского во время появления имела полемический пафос и была направлена против концепции творчества и личности Мастера, которую высказал Д.С. Мережковский в романе “Леонардо да Винчи”.





МУЗЫКА



Отечественная музыка



Гаккель Л. В концертном зале: Впечатления 1950 - 1980-х годов. - СПб.: Композитор, 1997. - 232 с.

Книга представляет читателям широкую панораму концертной жизни Ленинграда 1950 - 1980-х годов. Ее характер - одновременно мемуарный, историко-теоретический и публицистический. Автор рассматривает эволюцию в данный исторический период отечественного и зарубежного исполнительского искусства, представленного на филармонической эстраде, рассказывает об изменении репертуара концертов, о роли музыкальной прессы в концертной жизни. Читатель узнает, что думали, как писали о культуре, о творчестве на рубеже двух эпох отечественной жизни.

В книге говорится о массовой и академической музыке, о расколе музыки и музыкального потребления в данный период.



И.К. Архипова



Архипова И. Музыка жизни. - М.: Вагриус, 1997. - 381 с. - (Мой 20-й век).

Это - вторая книга Народной артистки СССР певицы (меццо-сопрано) Ирины Константиновны Архиповой, посвященная ее жизни и творчеству. (Первая - “Музы мои”, 1992). С большой теплотой и любовью она пишет о своих родных и близких, о родном городе Москве, о трудной поре военной юности и о том, как она стала певицей. И. Архипова делится размышлениями о музыке наших дней, о перспективах развития вокального искусства, о конкурсах вокалистов М.И. Глинки, проводившихся в нашей стране вот уже много лет, о “Музыкальной гостиной, созданной Ириной Константиновной. С той же теплотой автор вспоминает о замечательных партнерах по Большому театру - С.Я. Лемишеве, З.И. Анджапаридзе, П.Г. Лисициане и И.И. Петрове, Е.Е. Нестеренко и Г.П. Вишневской, дирижерах А.Ш. Мелике-Пашаеве и В.В. Небольсине и др.

В конце - список оперных партий, исполненных И. Архиповой, и дискография.



И.И. Петров



Петров И. Четверть века в Большом...: Жизнь. Творчество. Размышления: Лит. запись А.С. Курцман. - М.: Композитор, 1997. - 320 с.: ил.

Народный артист СССР, Лауреат Государственных премий, лауреат международных конкурсов вокалистов, почетный член “Гранд-Опера” и международного союза музыкальных деятелей Иван Иванович Петров (бас) рассказывает о своей работе в Большом театре, о жизни, встречах с известными деятелями искусства. Читатель узнает о работе певца над партиями Мельника (“Русалка”), Короля Филиппа (“Дон Карлос”), Кончака (“Князь Игорь”) и др.

В мемуарах содержится много сведений о культурной жизни нашей страны, о постановках русских опер на зарубежных сценах и концертной деятельности певца во многих городах мира.

В “Приложении” - оперный репертуар И.И. Петрова, исполненный в Большом театре, его концертный репертуар, дискография.

Книга иллюстрирована документальными фотографиями.



М.Л. Таривердиев (1931 - 1996)



Таривердиев М. Я просто живу. - М.: Вагриус, 1997. - 318 с. - (Мой 20-й век).

Мемуары композитора Микаэла Леоновича Таривердиева написаны живо и интересно. Он говорит о детских годах, проведенных в г. Тбилиси, о своей встрече с Москвой и учебе в Институте имени Гнесиных. С большой теплотой Таривердиев рассказывает о своих друзьях - людях искусства, объединенных духовной близостью. Из книги читатель узнает о работе Таривердиева над музыкальными произведениями и над музыкой к кинофильмам “Ирония судьбы”, “Семнадцать мгновений весны” и др. Заключительная глава книги написана его женой В.Г. Таривердиевой после смерти композитора. Фотографии, вошедшие в книгу, отобраны Верой Гориславовной из семейного архива. Ее перу принадлежат и подписи к ним, представляющие собой живой и теплый рассказ о близком человеке.



Д.Д. Шостакович (1906-1975)



Михеева Л. Жизнь Дмитрия Шостаковича. - М.: Терра, 1997. - 368 с. - (Портреты).

Книга стоит в ряду многих биографических книг о композиторе и рассчитана на самый широкий круг читателей - любителей музыки. Ее первоначальный, предварительный, вариант был написан автором совместно с Д.И. Соллертинским в 1976-1977 годах и опубликован на английском и японском языках. По свидетельству прессы, благодаря использованию архива Ивана Ивановича Соллертинского, самого близкого друга Шостаковича, исследование “Страницы жизни Дмитрия Шостаковича” внесло существенный вклад в сумму знаний о Шостаковиче. Данная книга является доработанной и дополненной по сравнению с предыдущим изданием. В ней раскрывается облик Д. Шостаковича как человека и музыканта в период после 1953 года, когда на гребне общественных изменений в стране прозвучали впервые его Десятая симфония и Первый концерт для скрипки. В процессе повествования автор рассматривает и творчество Густава Малера, во многом повлиявшее на музыку Шостаковича. Много места в жизнеописании уделено взаимоотношению Д. Шостаковича и И.И. Соллертинского.

Д.Д. Шостакович: Сб. статей к 90-летию со дня рождения / Сост. Л. Ковнацкая. - СПб.: Композитор, 1996. - 400 с.: ил., нот.

Основу сборника составили материалы международного симпозиума “Шостакович в меняющемся мире”, состоявшемся в С.-Петербурге в 1994 году, и другие исследовательские работы о композиторе авторов из России, Великобритании, Израиля, США и прочих стран. В книгу включены труды самого различного характера: эссе, биографические очерки, воспоминания, эпистолярные публикации, а также исследования, посвященные отдельным произведениям композитора, общим тенденциям его творчества, особенностям музыкального языка.

В статьях прослеживается ранний период жизни Шостаковича - творчество композитора в 20-е годы, его связь с Б.Л. Яворским и Б.В. Асафьевым. В материалах рассказывается о творческих контактах Шостаковича и Б. Бриттена в течение последнего десятилетия жизни обоих композиторов. Интересны статьи, в которых содержатся наблюдения относительно символизации личности Шостаковича в советской поэзии и отражения его облика в шаржах отечественных художников. Сборник содержит ранее не публиковавшиеся фотографии и другие изобразительные материалы.





ТЕАТР



Отечественный театр



Драматический театр



Дмитриев Ю. Академический Малый театр: Хронологические очерки, спектакли, роли. 1941-1995. - М.: Искусство, 1997. - 462 с.

Книга продолжает вышедшее в 1984 г. издание “Академический Малый театр. 1917-1941”. Автор обстоятельно излагает историю старейшего российского театра за последние 50 лет; рассказано о лучших режиссерских работах К. Зубова, Б. Равенских, Е. Симонова, А. Варнаховского, Б. Львова-Анохина. Но главные герои книги - актеры, составившие труппу театра. Творчество М. Царева, И. Ильинского, В. Пашенной, Е. Шатровой, Е. Гоголевой, В. Коршунова, В.Доронина, Р.Нифонтовой, Н. Подгорного, Э.Быстрицкой, Е. Самойлова, Ю. и В. Соломиных - в центре внимания автора.

Дом актера. 60 лет. - М.: Московский наблюдатель, 1997.

Дом актера - “театр театров”, где создавались спектакли под названием “Вечер” или “Капустник”, “отдушина, средоточие, движущееся собрание рожденных для радости талантливых людей”. В этом юбилейном издании, посвященном Дому, в любви объясняются те, кто создавал и создает его необыкновенную историю: В. Зельдин, Л. Лосев, М. Розовский, Н. Сличенко, Л. Касаткина, З. Паперный, Э. Быстрицкая и др. В книге вспоминаются имена, составившие “древо жизни русского театра”: Мейерхольд, Таиров, Станиславский, Немирович-Данченко, Книппер-Чехова, Качалов, Москвин, Яншин, Коонен, Бирман и др. О них рассказывает первый директор Дома А. Эскин, воспоминания которого продолжила его нынешний директор М. Эскина.

Мнемозина: Документы и факты из истории русского театра ХХ века. - М.: ГИТИС, 1996. - 286 с.

Альманах является продолжением издания “Вопросы театра”, выходившего под эгидой Государственного института искусствоведения на протяжении более двадцати лет. В его первом выпуске, посвященном русскому театру 1910-1920 гг. републикуются тексты статей из журналов того времени, авторами которых были Н. Евреинов и Н. Фореггер, А. Гринпич и Д. Хармс. Здесь также помещены статьи, исследующие театральные явления в России начала ХХ в., прежде обойденные вниманием театроведов: эксперименты “Союза молодежи”, сценические опыты ФЭКСа; аналитический театр Б. Фердинандова и др. Русское зарубежье представлено именем Ю. Ракитина, сотрудничавшего со Станиславским и Мейерхольдом, а в эмиграции ставшим одним из крупнейших деятелей сербского театра.



В.Э. Мейерхольд (1874-1940)



Мейерхольд в русской театральной критике. 1892-1918. - М.: Артист. Режиссер. Театр, 1997. - 527 с.

В истории русского театра ХХ века Мейерхольд - одна из самых противоречивых фигур. Одни утверждали, что он как никто другой, глубоко и проникновенно трактовал пьесы, которые ставил, другие называли его темным гением и яростно порицали за искажение русского классического репертуара. В настоящем издании собраны статьи, отражающие разные точки зрения на искусство режиссера. Ранее творчество Мейерхольда (с 1892 по 1907 гг.) представлено отзывами на наиболее важные спектакли. Зрелый период отражен рецензиями почти на все постановки в императорских театрах и на наиболее интересные эксперименты в студиях и театрах малых форм. В большинстве случаев тексты статей публикуются полностью. В приложении помещены статьи, посвященные книге Мейерхольда “О театре”.



В.И. Немирович-Данченко (1858-1943)



Радищева О. Станиславский и Немирович-Данченко. История театральных отношений. 1897-1908. - М.: Артист. Режиссер. Театр, 1997. - 461 с.

“Они были так нужны, так полезны друг другу - и пусть это будет между нами, - но они ненавидели друг друга!.. Это так странно. Они были так нужны друг другу, так любили друг друга как художник художника! И в то же время... Не могу объяснить...” - недоумевал актер М. Чехов, наблюдая взаимоотношения Станиславского и Немировича-Данченко.

Автор пытается разобраться во взаимоотношениях двух равноправных директоров и самостоятельных режиссеров Московского Художественного театра, “двух медведей в одной берлоге”, по словам Немировича-Данченко. Свои противоречия они предпочитали хранить между собой. Однако удержать их в тайне не удалось. Разногласия стали предметом обсуждения в театре, попали в прессу. В начале 20-х гг. были сделаны первые попытки теоретически осмыслить противоречия двух театральных корифеев. Затем последовал длительный период замалчивания этой темы. Настоящая книга стала результатом исследования обширных архивных источников, позволяющих достоверно, непредвзято осветить историю театральных отношений Станиславского и Немировича-Данченко в период с 1897 по 1908 гг.



А.И. Райкин



Аркадий Райкин в воспоминаниях современников. - М.: АСТ-ЛТД, 1997. - 395 с.; ил.

Аркадий Райкин - основатель и руководитель до конца своих дней Государственного театра миниатюр, Народный артист СССР, Лауреат Ленинской премии, Герой Социалистического труда. За полувековую творческую жизнь он создал несколько тысяч ролей, каждая из которых - шедевр. “Райкина знают все. Скажи мне, знаешь ли ты Райкина, и я скажу тебе, существуешь ли ты”, - так написал один из авторов этого сборника. Среди мемуаристов - актеры С. Юрский, В. Горшенина, О. Басилашвили, И. Дмитриев; писатели З. Паперный, М. Мишин, М. Жванецкий, В. Ардов, Л. Кассиль, А. Зорин, А. Борщаговский; режиссеры Г. Козинцев, Б. Покровский, А. Белинский, Е. Симонов, Г. Товстоногов, В. Катаян; члены семьи и др.



К.С. Станиславский (1863-1938)



Радищева О. Станиславский и Немирович-Данченко. История театральных отношений. 1897-1908.

Аннот. см. на с.



Ю.В. Яковлев



Яковлев Ю. Альбом судьбы моей. - М.: Искусство, 1997. - 286 с.: ил.

“Юрий Васильевич Яковлев - характерный актер широкого диапазона, - сказал как-то о своем коллеге актер И. Толчанов, - и я всегда восхищаюсь той органичностью, тем безупречным вкусом, чувством юмора, чувством меры, какой-то особенной пленительной мягкостью его сценического почерка”. 46 лет народный артист России Ю. Яковлев служит театру им. Е. Вахтангова. За эти годы он сыграл множество ролей на этой сцене, трагедийных и драматических, комедийных и гротескных: Веня Альтман из “Города на заре”, Чехов в спектакле “Насмешливое мое счастье”, Панталоне в “Принцессе Турандот” и др. Его роли в кино также всем хорошо известны: Мышкин (“Идиот”), Стива Облонский (“Анна Каренина”), поручик Ржевский (“Гусарская баллада”), Ипполит (“Ирония судьбы”) и др. На протяжении многих лет Ю. Яковлев отвергал регулярно поступавшие к нему предложения написать мемуары, объясняя свои отказы нежеланием лгать “даже в мелочах” и неумением “публично раздеваться”. Но как-то встретившись с драматургом и режиссером А. Кравцовым, Яковлев показал ему семейные фотографии и сопроводил этот показ интересными актерскими новеллами. Так родился замысел этой книги - своеобразного семейного альбома с любопытными комментариями к фотографиям.



Музыкальный театр



Русский балет: Энциклопедия - М.: Большая Российская энциклопедия; Согласие, 1997. - 632 с.: ил.

Издание подготовлено крупнейшими специалистами мирового и русского балетоведения. Более полутора тысяч статей и сотни иллюстраций рассказывают о танцовщиках, балетмейстерах, композиторах, дирижерах, художниках, педагогах, балетоведов, балетных коллективах, театрах, хореографических училищах. Впервые полно и широко представлена деятельность русских мастеров на Западе. В конце книги помещены “Словарь балетных терминов и понятий” и “Указатель балетов”, в который включены содержащиеся в тексте энциклопедии упоминания всех музыкальных спектаклей XVII-XVIII веков, балетных постановок ХIХ-ХХ веков и оригинальных телебалетов.



М. Лиепа (1936-1989)



Лиепа М. Я хочу танцевать сто лет. - М.: Вагриус, 1996. - 236 с.: ил.

Книга состоит из двух частей. Первая часть представляет собой мемуары известного танцовщика. Перед читателем предстает интересная и насыщенная жизнь Мариса Лиепы. Он рассказывает о своих родных, о родном городе Риге, о начале работы в Рижском театре. Воспоминания охватывают целый исторический период развития отечественного балета, знакомят со многими талантливыми солистами балета Большого театра, Московского театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, с которыми танцевал Лиепа - Г. Улановой, О. Лепешинской, Р. Карельской, Е. Максимовой, С. Виноградовой и др. Много интересного читатель узнает о творчестве Ю. Григоровича, Д. Баланчина, о балетном языке английского балетмейстера Джона Кранко, бельгийского постановщика Мориса Бежара и о других мастерах балетного искусства. Лиепа вспоминает о своих встречах в Лондоне с Тамарой Красавиной, которая была одной из последних свидетельниц мировой славы русского балета начала века.

Отдельные главы посвящены работе над созданием балетных образов Красса (“Спартак”), Альберта (“Жизель”), Хозе (“Кармен”) и др. Завершает эту часть отрывок из книги Э.Тивумса “Ночь с прима-балериной”, в котором говорится о последних годах жизни Мариса Лиепы.

Во вторую часть книги под названием “Марис” включены воспоминания о нем деятелей искусства - Г. Улановой, В. Васильева, Е. Максимовой, Р. Стручковой, Б. Эйфмана и др.





Л.Ф. Мясин (1895-1979)



Мясин Л.Ф. Моя жизнь в балете / Пер. с англ. М.М. Сингал; Предисл. Е.Я. Суриц. - М.: Артист. Режиссер. Театр, 1997. - 336 с.: ил.

В прил.: Леонид Федорович Мясин: Фрагменты монографии / Е. Суриц.

Искусство Л.Ф. Мясина - одного из крупнейших танцовщиков и балетмейстеров - занимает значительное место в истории балета ХХ в. Однако его имя, к сожалению, мало известно в России. Он дебютировал как хореограф в труппе Русского балета Дягилева, где поставил такие известные балеты, как “Женщины в хорошем настроении”, “Волшебная лавка”, “Парад”, “Треуголка”, “Стальной скок” и др. После смерти Дягилева артист возглавлял Русский балет Монте-Карло, сотрудничал со многими труппами Америки и Европы. В своих мемуарах Мясин рассказывает о детстве, о годах учения в Московском театральном училище, о людях искусства, с которыми ему довелось работать - С. Дягилеве, М. Фокине, М. Стравинском, М. де Фалье, М. Шагале, С. Дали и др. Книга дополнена фрагментами из монографии Е. Суриц “Л.Ф. Мясин”, где описаны наиболее важные балеты хореографа.



М.Петипа (1822-1910)



Мемуары Мариуса Петипа. - СПб.: Предприятие Санкт-Петербургского Союза художников, 1996. - 159 с.

Мариус Иванович Петипа - артист, балетмейстер, педагог, француз по национальности. В 1847 году, как пишет в своих мемуарах автор, он прибыл в Петербург и с тех пор в течение 60 лет состоял на службе при Императорских и С.-Петербургских театрах. Петипа рассказывает о своей балетной карьере, о том, как стал знаменитым постановщиком балетов на русской сцене. Он поставил свыше 60 балетов и постепенно создал свод правил балетного академизма. Книга заинтересует всех, кто хочет узнать об истории балета вообще и истории балета в России в частности. Читатель встретится со знаменитыми солистами балета, участвующими в спектаклях знаменитого мастера - В. Никитиной, М. Суровщиковой-Петипа, А. Павловой, М. Фокиным и др., познакомится с репертуаром театров тех лет и в частности с балетами, поставленными М. Петипа - “Дочь Фараона”, “Дон-Кихот”, “Баядерка”, “Царь Кандавл”, “Млада” и многими другими. Книга иллюстрирована документальными фотографиями, репродукциями гравюр и рисунков, выполненных в тот период. В конце - перечень балетов, сочиненных и поставленных М. Петипа, чужих балетов, возобновленных мастером и список танцев, поставленных им в операх.





Зарубежный театр



Питер Брук



Брук П. Блуждающая точка: Статьи, выступления, интервью: Пер. с англ. - М.: Артист. Режиссер.Театр, 1997.

Питер Брук - английский режиссер, которого давно уже называют великим. Профессиональную режиссерскую деятельность начал в 1943 г. Работал во многих английских театрах, в том числе в Королевском шекспировском, ставил спектакли в Нью-Йорке и Париже. Поставил многие пьесы Шекспира, обновил традиции его сценического воплощения. Мировую славу принес ему спектакль “Король Лир”, ее упрочили “Сон в летнюю ночь”, “Марат-сад”, “Трагедия Кармен”. П. Брук - создатель Международного центра театральных исследований, которым он руководит по сей день. Здесь родились его спектакли “Махабхарата”, “Беседа птиц”, “Оргаст”, Трижды (1955, 1964, 1989) он показывал свои спектакли в России, в 1976 г. была издана книга “Пустое пространство”, Настоящая книга была впервые опубликована в Англии в 1987 г. Здесь собрана информация о режиссерской практике и любопытных экспериментах Брука. Книга, содержащая статьи, выступления, интервью режиссера, дает разностороннее представление о его личности, о его творчестве.





киноискусство





Юренев Р. Краткая история киноискусства. - М.: Академия, 1997. - 288 с.: ил.

Известный искусствовед излагает в своей книге историю мирового кинематографа с момента его зарождения до наших дней. Предыдущие издания подобного рода настоящая книга дополняет сведениями о кинематографе постсоветского периода, а также информацией об отечественных и зарубежных кинодеятелях, чье искусство ранее игнорировалось официальным киноведением.



Отечественное кино



В. В. Катанян



Катанян В. Прикосновение к идолам. - М.: Захаров. Вагриус, 1997. - 447 с.; ил. - (Мой ХХ век).

Василий Катанян (1924) - кинорежиссер-документалист, снимавший главным образом фильмы об искусстве: “Сергей Эйзенштейн”, “Аркадий Райкин”, “Композитор Родион Щедрин”, “Композитор Александра Пахмутова” и др. Взяться За книгу Василия Катаняна побудили, по его словам, две причины. Он родился в семье литератора, поэтому часто общался с людьми “крайне интересными и яркими, которые оставили след в истории нашей - и не только нашей - культуры, да и потом по роду деятельности приходилось встречаться с людьми незаурядными. Во-вторых, за многие годы работы в документальном кино у В. Катаняна накопился большой фотоархив. Все это натолкнуло его на рассказы о том, что осталось в памяти, чему он был свидетелем, что узнал и чего, может быть не знают другие. В книге есть и развернутые портреты ( Л. Брик, М. Плисецкой и С. Параджанова), и мимолетные впечатления, и дневниковые записи. Среди тех, о ком пишет автор - С. Эйзенштейн, Г. Козинцев, Д. Вертов, А. Райкин, Д. Баланчин, В. Школовский, Э. Триоле, С. Лафарь, Ф. Раневская, Н. Берберова, М. Дитрих, П. Робсон, А. Демидова и др.



Б. Сичкин



Сичкин Б. Я из Одессы, здрасьте... - СПб.: СМИО Пресс: Бельведер, 1996. - 283 с.: ил.

Борис Сичкин - комедийный актер, прославившийся ролью Бубы Касторского в дилогии Э. Кеосаяна “Неуловимые мстители” и “Новые приключения неуловимых”. Кроме того, он снимался в фильмах “До свиданья, мальчики”, “Неисправимый лгун”, “Варвара-Краса Длинная коса”, “Интервенция” и др. Он написал эту книгу в Америке, куда эмигрировал в 1979 г. Несмотря на автобиографичность книги, написана она, как определил сам автор, о юморе. Именно юмор спасал его от всех невзгод и дал возможность выжить, помогал актеру бороться с “ностальгией, депрессией, инфляцией, девальвацией, с безденежьем и другими недугами”.

“Я шучу, я не могу иначе” - фраза из куплетов Бубы Касторского - стала девизом жизни актера. Эта книга о том, как “люди, события и организации, а особенно советская власть, старались отнять у Сичкина юмор, правда, безрезультатно.



С.М. Эйзенштейн (1898-1948)



Эйзенштейн С. Мемуары. В 2-х т. - М.: Ред. газ. “Труд”, Музей кино, 1997. Т. 1. 428 с.; ил.; Т. 2. 531 с.; ил.

Сергей Эйзенштейн начал писать книгу в Кремлевской больнице, куда попал 2 февраля 1946 г. с тяжелейшим инфарктом прямо из Дома кино, где давался бал в честь лауреатов Сталинской премии. Он уже знал, что вторая, только что законченная серия фильма “Иван Грозный” (первая принесла лауреатство) вызвала гнев Сталина и была им лично запрещена. Знал он также и о ведущемся за ним наблюдении, и предвидел уготовленную ему участь. Любимый учитель - В. Мейерхольд расстрелян, С. Михоэлс убит. На его похоронах, за две недели до инфаркта, Эйзенштейн шепнул на ухо своему другу, актеру М. Штрауху: “Следующим буду я”. Попавшему на больничную койку 48-летнему кинорежиссеру врачи категорически запретили всякий труд, любое напряжение. Взявшись за мемуары, он целенаправленно нарушал этот запрет. Книгу он выбрал орудием самоубийства, написав в одной из его глав: “Довольно сложный способ обходного типа самоубийства я однажды проделал над собой... Я решил это сделать не в порядке повешения, не закуриванием динамита, не объевшись запрещенной диетой, не пистолетом и не ядом. Я решил загнать себя насмерть работой”. Он писал эту книгу без какого-либо предварительного четкого плана, она “завязывалась” сама собой из выхваченных памятью деталей прошлого. Воспоминания рождали ассоциации, неожиданные для самого автора темы, имена “выплескивались” на бумагу. Главы, написанные в первые два месяца, наполнены мыслями о смерти, продиктованными и болезнью и ситуацией, сложившейся в жизни и творчестве. Эти главы вошли в первую часть воспоминаний, названную в предисловии “папенькиной”. Вторую часть составили главы, написанные в июле - августе 1946 г. Она связана с образом матери. В третьей части собраны очерки о друзьях и соратниках.





Ю.В. Яковлев



Яковлев Ю. Альбом судьбы моей

Аннот. см. на с. 110.





Зарубежное кино



Жан-Поль Бельмондо



Брагинский А. Жан-Поль Бельмондо. В кино и в жизни. - М.: Панорама, 1997. - 240 с.: ил. - Мир кино.

Когда Бельмондо только начал сниматься, кинозвезда Марлен Дитрих, увидевшая его, дала такой отзыв: “Новая кровь, новое лицо, новая витальность, новые флюиды, новая эротика, новая естественность. Олицетворение невротических актеров нашего времени”. Он побил все рекорды популярности, стал едва ли не самым любимым киноактером на родине. Французы называют его любовно “Бебель”, что значит “баловень”. Более 40 лет Бельмондо снимается в кино, сыграно 70 с лишним ролей, среди которых роли в фильмах “Великолепный”, “Чудовище”. “Профессионал”, “Ас из асов” и др. В России он также один из самых известных и любимых кинозвезд. Настоящее издание поможет удовлетворить интерес многочисленных поклонников этого актера. В нем - множество интересных фактов из его биографии, истории создания почти всех его кинообразов, рассказ о сотрудничестве с крупнейшими французскими кинорежиссерами: Годаром, Лелюшем, Трюффо, Рене и др. Завершают книгу подборка высказываний Бельмондо о себе и своем творчестве, среди которых есть такое: “У меня никогда не было страха перед старостью. В нашей профессии не уходят на пенсию... А в жизни... Не знаю. Пока не чувствую себя хуже ни физически, ни творчески”.



Бриджит Бардо



Бардо Б. Инициалы Б. Б. - М.: Вагриус, 1997. - 510 с.; ил. - (Мой 20 век).

Б. Б. - под этой анаграммой воссияла на небосклоне мирового кинематографа звезда Бриджит Бардо. Слава пришла к ней в 1956 г., когда вышел фильм “И Бог создал женщину”. Затем были картины “Парижанка”, “Истина”, “Бабетта идет на войну”, “Презрение”, “Виват, Мария!” и др. В 1973 г. она в последний раз снялась в кино (в фильме “Колино Задери Рубашку”). С этого времени Бардо посвятила себя защите животных. О жизни и творчестве французской кинозвезды российский читатель мог узнать до сегодняшнего дня лишь из единственной книги, вышедшей более двадцати лет назад (Дмитриев В., Михалевич В. Анатомия мифа: Бриджит Бардо. - М., 1975). Написанные актрисой в 1995 г. мемуары наделали во Франции много шума из-за ее откровений относительно своей личной жизни. Вообще Бардо в своих мемуарах довольно откровенна с читателями. После знакомства с книгой станет понятно, почему на самом пиковом взлете своей кинокарьеры двадцатишестилетняя актриса попыталась покончить с собой, почему в расцвете своей красоты решила расстаться с кино, и почему именно животные стали смыслом ее дальнейшем жизни.





Грета Гарбо (1905-1990)



Виккерс Х. Грета Гарбо и ее возлюбленные. - Смоленск: Русич, 1997. - 458 с.; ил.

Голливудская звезда 1920 - 30-х гг., она была и остается символом женственности. Ее называют также самой загадочной актрисой. Этому способствовали и манера игры, и образ жизни Гарбо. Закончив карьеру в 1941 г. в пору расцвета своей красоты и физических сил, Гарбо избрала уединение, избегая встреч с журналистами и наотрез отказываясь от предложений вновь вернуться в кино. За рубежом об актрисе вышли десятки книг, но и они не смогли развеять этот ореол таинственности.

Настоящее издание - первая опубликованная на русском языке книга о Гарбо. Интерес ее автора сосредоточен главным образом на интимной стороне жизни актрисы. Истории ее взаимоотношений с самыми разными людьми (среди которых актрисы Марлен Дитрих и Она Мансон, писательница Мерседес де Акоста, фотограф Сесиль Битон, адвокат Джордж Шлее и др.) он изложил обстоятельно и подробно, приводя объемные выдержки из писем и дневников.



Роберт Де Ниро



Дуган Э. Неприступный Роберт Де Ниро. - М.: ТЕРРА, 1997. - 318 с.: ил.

Роберт Де Ниро - один из ведущих актеров американского кино, обладатель двух “Оскаров”, загадочный человек, сторонящийся всякой шумихи вокруг себя и великий мистификатор. Известен у нас по фильмам: “Бешеный бык”, “Охотник на оленей”, “Крестный отец II”, “Нью-Йорк, Нью-Йорк”, “Однажды в Америке”, “Казино” и др. Книга представляет собой биографию актера в сочетании со всесторонним разбором его творчества. В поле зрения автора попали все те, кто так или иначе был связан с Де Ниро - в повседневной жизни и в работе: режиссер и близкий друг М. Скорсезе, актеры Л. Минелли, Д. Белуши, М. Брандо, А. Пачино. Книга также изобилует подробностями его частной жизни. Но все же главным в ней остается творчество Де Ниро, и сквозь эту призму рассмотрены все стороны его жизни. Поскольку герой книги в ее написании участия не принимал, автор предлагает собственное видение его биографии, Для ее создания он использовал самые разнообразные источники - от интервью Де Ниро до протоколов судебных заседаний, от достоверных, задокументированных творческих достижений актера до голливудских слухов.







Ален Делон



Цондергельд Р.А. Ален Делон: Хладнокровный ангел / Пер. с нем. - М.: Панорама, 1996. - 253 с.: ил.

Ален Делон (р. 1935) - звезда французского кино. Он имеет также большое число поклонников в России благодаря фильмам “Рокко и его братья”, “Затмение”, “Леопард”, “Зорро”, “Смерть негодяя” и др. Целью данной книги, по определению автора - теоретика кино и публициста, стала попытка “вписать Алена Делона в биографические рамки”, чего до сих пор еще никто не отважился сделать. Жизнь актера была всегда на виду и в то же время до сих пор полна загадок: их много и во взаимоотношениях с актрисой Роми Шнайдер, и в случаях с загадочными убийствами двух югославов - друзей Делона, и в слухах о связях актера с марсельскими гангстерами. Описывая жизнь Делона, автору не удалось, как он пишет, избежать “необходимости в некоторых случаях цитировать бульварную прессу”. Половину объема книги занимает полная анкетированная фильмография актера, включающая в себя и телевизионные фильмы, а также перечень десяти лучших ролей Делона и список разделенных по жанрам фильмов, в которых он снимался.



Марлен Дитрих (1901-1992)



Дитрих М. Азбука моей жизни. - М.: Вагриус. - 332 с.: ил. - (Мой ХХ век).

Когда 6 мая 1992 г. Марлен Дитрих скончалась, три страны оспаривали право предать земле тело одной из самых знаменитых женщин ХХ века. На отпевании в парижской церкви Мадлен ее гроб был покрыт французским флагом. Чтобы похоронить ее, как завещала актриса, в Берлине, гроб везли в аэропорт Орли под американским флагом. А в Берлине покрыли флагом Германии. Она стала легендой еще при жизни. Кинозвезда, талантливая певица, законодательница моды, известная кулинарка (ее рецепты часто публиковались в женских журналах), наконец, одаренная писательница, запечатлевшая дух своего динамичного и безжалостного времени. Она была другом Э. Хемингуэя, Э. Пиаф, М. Уэст, А. Джакометти, М. Фонтейн, Ж. Марэ и Ж. Кокто. Ее возлюбленными были Джон Гилберт, Эрих Мария Ремарк, Жан Габен, Джеймс Стюарт, Френк Синатра, Юл Бриннер. Обо всех своих перипетиях жизни Марлен написала в мемуарах “Возьми лишь жизнь мою...”, занявших основное место в книге. В ее завершающей части находится так называемая “Азбука моей жизни” - своеобразный энциклопедический словарь, содержащий остроумно истолкованные самые различные понятия и слова. Например, на “А”: “Аккордеон. Люблю его звуки. Они напоминают мне Францию”. “Английский пудинг. Манка моего детства, которую гувернантка готовила с большими церемониями”. “Астер, Фред. Элегантность, элегантность и еще раз элегантность” и т.д. Книга обильно иллюстрирована, содержит список фильмов с участием М. Дитрих.



Альфред Хичкок (1899-1980)



Трюффо Ф. Кинематограф по Хичкоку. - М., 1996. - 224 с.: ил.

Альфред Хичкок - англо-американский кинорежиссер, прозванный “королем ужасов”. Самые известные его фильмы: “Окно во двор”, “Головокружение”, “Психоз”, “Птицы”. Книга явилась результатом 52-часовой беседы известного французского кинорежиссера Франсуа Трюффо и Альфреда Хичкока в 1962 г. Предметом обсуждения двух мэтров кинорежиссуры было творчество Хичкока. Трюффо интересуют следующие моменты творчества Хичкока: обстоятельства, связанные с рождением каждого фильма, разработка и построение сценария, специфические для каждого фильма проблемы режиссуры, собственная оценка Хичкока коммерческих и художественных результатов, достигнутых в каждом фильме в сравнении с первоначальным замыслом. В результате обсуждения этих моментов получился захватывающе интересный диалог двух знатоков и ценителей кино. Из их беседы читатель узнает много новых интересных фактов из творческой биографии Мастера триллера. Например, тот факт, что во время работы над картиной “Окно во дворе”, он обратился к творчеству Пудовкина, продолжившего эксперименты своего учителя Кулешова в области киномонтажа. Кроме того, в разговоре затронуты темы, связанные с участием в фильмах Хичкока кинозвезд Г. Келли, К. Гранта, И. Бергман, Д. Ли, Д. Стюарта и др. Впервые книга увидела свет во Франции в 1966 г. После смерти Хичкока Трюффо вернулся к книге, чтобы дописать заключительную главу, посвященную позднему периоду творчества Хичкока и последним дням его жизни. Новую редакцию книги он снабдил аннотациями к каждому фильму Хичкока. Издание содержит также исчерпывающую фильмографию “короля ужасов”.



Арнольд Шварценегер



Эндрюс М. Арнольд Шварценегер: правдивые мифы. - М.: Вагриус, 1996. - 318 с.: ил.

Шварценегер - великолепный спортсмен (чемпион Европы и мира по культуризму, пять раз добивавшийся титула “Мистер Вселенная”, семь раз - Мистер Олимпия”), политический и общественный деятель (при президенте США Д. Буше был главой Совета по делам физкультуры и спорта), удачливый бизнесмен. Но для большинства населения нашей планеты он один из самых популярных киноактеров, герой самых известных боевиков: “Терминатор”, “Коммандо”, “Красная жара”, “Правдивая ложь” и др. По мнению автора книги, он также и самый загадочный и удивительный кинофеномен конца нашего столетия, ибо своим видом, своей киножизнью наводит на мысль о том, что он “скорее даже не человек, а некое причудливое создание индустрии развлечений, или современное воплощение теории арийского превосходства, или творение команды компьютерщиков, специалистов по биомеханике из Силиконовой долины”. Автор пытается разобраться, как рождался этот кинофеномен, откуда взялись окружившие его мифы и правдивы ли они.











ЭСТРАДА



Отечественная эстрада



Орлов Г. Свой среди своих: Неизвестные страницы об известных людях. - С.-Петербург, ИПК “Вести”, 1996. - 151 с. - 16 л. фото.

Герман Орлов - эстрадный артист, мастерски исполняющий публицистические фельетоны и сатирические куплеты. Он также часто появляется на телевизионном экране и желанный гость на радио, где ведет в течение последних лет авторскую передачу о своих друзьях-актерах “Знакомые мои и ваши”. Новая книга автора рассказывает о замечательных людях, с которыми ему довелось встречаться, работать, дружить. Отдельные главы посвящены воспоминаниям о народных артистах России: Н.П. Смирнове-Сокольском, лауреатах Международных конкурсов сестрах Федоровых, народных артистах Украины Ю. Тимошенко и Е. Березине, Народных артистах СССР Леониде Утесове и Аркадии Райкине, о поэте Михаиле Светлове, о драматургах В. Константинове и Б. Рацере и др. С большим уважением и теплом Г. Орлов раскрывает внешний облик, характер и душу героев, интересные эпизоды из жизни артистов и их творческие поиски. В конце книги - документальные фотографии, показывающие Германа Орлова в кругу близких и друзей.

Савченко Б. Московская эстрада в лицах. - М.: Ассоциация авторов и издателей “Тандем”, издательство “ГНОМ-ПРЕСС”, 1997. - 432 с., фото.

Борис Александрович Савченко - известный литератор, отдающий предпочтение в своем творчестве темам, связанным с отечественным эстрадным искусством. Он автор более десятка книг, среди которых особенно замечены читателями “Авторская песня” (1987); “Александр Вертинский” (1989), “Кумиры забытой эстрады” (1922), “Опальный Орфей” (1993), “Дорогая Алла Борисовна” (1992). В книге описана история московской эстрады за последние 80 лет. Она состоит из трех разделов. В первом собраны интервью автора и воспоминания артистов. Второй раздел - “Мосэстрада от “А” до “Я”” - справочный материал по двумстам персоналиям. В подборе имен предпочтение отдано вокалистам, так как, по мнению автора, песенный жанр наиболее популярен среди населения. Третий раздел - “Путеводитель по Москве эстрадной” - небольшое путешествие с кратким экскурсом в историю возникновения наиболее популярных зрелищных заведений и обзором некоторых современных эстрадных площадок, включая рестораны и ночные клубы. В конце книги - фотографии известных артистов Мосэстрады, многие из которых публикуются впервые.

Савченко Б. Эстрада ретро: Юрий Морфесси, Александр Вертинский, Иза Кремер, Петр Лещенко, Вадим Козин, Изабелла Юрьева. - М.: Искусство, 1996. - 400 с.

Книга рассказывает о жизни и творческих судьбах знаменитых исполнителей русской песенной эстрады, популярность к которым пришла еще в двадцатые годы нашего столетия. Каждому мастеру посвящена отдельная глава. Свой интересный рассказ автор строит, опираясь на неизвестные читателю материалы, полученные из архивных источников, из рассказов о том или ином певце их друзей и знакомых или из бесед с самим артистом. Иллюстративный ряд книги составляют уникальные архивные фотографии.



А. Н. Баянова



Кузнецова Г. Судьба и магия Аллы Баяновой. - М.: Изд-во 000 “Гном-Пресс”, 1997. - 280 с., фото.

В книге рассказывается о судьбе Аллы Баяновой, исконно русской певицы с неповторимым тембром голоса, покорившей своим магическим талантом миллионы сердец во многих странах мира.

Книга написана в живой и увлекательной форме диалогов автора с певицей. Это дает возможность читателю “услышать” живую речь Баяновой - выразительную мелодичную, самобытную, интонационно богатую. Алла Николаевна искренне и непосредственно рассказывает о своей трудной и интересной жизни, о счастье общения с великими русскими артистами (Н. Баяновым, А. Вертинским, П. Лещенко, Н. Балиевым) и многими слушателями. В книгу помещены фотографии из личного архива А. Баяновой, которые помогут увидеть героиню в разные периоды жизни вместе с теми, о ком она вспоминает.



А.Б. Пугачева



Алла Пугачева глазами друзей и недругов: Сб. статей. В 2 кн. / Под ред. Б. И. Поюровского. - М.: Центрополиграф, 1997.

Кн. 1 - 424 с.

Кн. 2 - 377 с.

В издании собраны опубликованные в период с 1973 по 1997 годы газетные, журнальные и книжные материалы, которые рассказывают о жизни и творчестве звезды отечественной эстрады Аллы Борисовны Пугачевой. Составителю этого двухтомного документального рассказа удалось собрать обширный материал, воссоздающий творческий путь певицы-актрисы. Кипучая, повседневная концертная деятельность, гастроли в нашей стране и за рубежом, конкурсные ситуации - все это отражено в материалах. Б. Поюровский не дает никаких комментариев к публикуемым текстам, не дополняет их своими размышлениями. Порой одна и та же программа или концерт получали разные оценки. Составитель помещает на равных основаниях оба отклика. Так возникает неординарный образ певицы. Издание включает совершенно неравнозначные материалы по содержанию, объему, характеру изложения: здесь и серьезные аналитические статьи, и рецензии, и информационные заметки, и интервью с Пугачевой, и ее собственные статьи. Материал расположен в хронологическом порядке, что дает возможность читателю проследить динамику становления и развития таланта Аллы Борисовны. Особую ценность книге придают помещенные в ней фотографии.

Беляков А. Алка, Аллочка, Алла Борисовна: Роман-биография. - М.: Захаров-Вагриус, 1997. - 350 с.

Авторизованная полная биография певицы-актрисы А.Б. Пугачевой, прослеживающая жизненный и творческий путь, начиная с детства и до вершины мирового успеха.



Зарубежная эстрада



Джазовая мозаика / Сост. Ю. Чугунов. - М.: ЗАО РИФМЭ, 1997. - 128 с.: ил.

Сборник представляет собой панораму американских композиторов и исполнителей, работавших или работающих в различных джазовых стилях. Читатель узнает о выдающихся зарубежных джазменах, таких как Джеймс Скотт, Пит Джонсон, Луи Армстронг, Эрролл Гарнер, Джордж Гершвин, “Дюк” Эллингтон, Чарли Паркер и многих других. Сборник построен таким образом, что избавляет от необходимости изложения истории джаза. Сама последовательность музыкальных композиций с предваряющими их очерками об их создателях-творцах джаза вводит в мир джаза хронологически: от фортепианного блюза и регтайма начала века до пьесы Кьесы Чика Кориа 80-х годов. Издание иллюстрировано и имеет нотное приложение, которое содержит произведения, написанные в чисто джазовых традициях, а также ноты песен, тесно соприкасающиеся с джазом по своим мелодическим, гармоническим и структурным признакам. В одном случае это собственно песни с текстами Роджерса, Портера, Джобима, в другом, песни, обработанные джазовыми музыкантами, т.е. “утерявшие” текст и живущие как инструментальные джазовые композиции (Эллингтон).

В сборник включена также методическая статья, касающаяся джазового и эстрадного вокала.

История и песни. Deep Purple. - АОЗТ “НЭКО”, 1997. - 478 с.

Среди великого множества рок-групп, образовавшихся в музыкальном мире конца 60-х годов Deep Purple занимает особое место. Ее участники начали работать в русле прогрессивного рока, смело экспериментируя с элементами блюза, джаза и классической музыки, установив новые стандарты в этой области. Но в 1970 году, с выходом альбома Deep Purple In Rock, группа сделала резкий поворот, взяв курс на дальнейшее развитие тяжелого рока. Начиная с этого альбома, хард-рок начал трансмутировать в такой музыкальный стиль как хэви-металл. Именно Deep Purple дали первый мощный толчок, обозначив направление движению.

Корнями своими история этой легендарной британской группы уходит в начало 1966 года, когда Крис Кертис (Кристофер Крамми), барабанщик ливерпульской группы решил создать собственный проект. Крис увидел взлет прогрессивного рока и зажегся идеей создания новой группы, которая аккомпанировала бы ему как вольному певцу. Книга освещает творчество этой группы, рассказывает об истории создания рок-группы и ее участниках, о гастрольных поездках по горам Англии и мировых турне по Северной Америке, Центральной Европе, Японии.

В книгу включена дискография группы Deep Purple, которая разбита на четыре раздела: синглы, альбомы, бутлеги и список песен. В раздел “Синглы” вошли все песни группы, которые были изданы на синглах. В раздел “Альбомы” включены все номерные альбомы группы, расположенные в хронологическом порядке, а также альбомы-сборники, в которые входили песни из репертуара Deep Purple. В раздел “Бутлеги” вошли избранные бутлеги (пиратские издания концертного и студийного материала).

В издание включены список песен и фильмография.







АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

АВТОРОВ И НАЗВАНИЙ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ



Абдуллаев Ч . Альтернатива для дураков. Альтернатива для грешников. День Луны . Зеркало вампиров . Охота на президента . Обретение ада;

Абрамов С. Канатоходцы;

Авалиани Д Улитка на склоне;

Авраменко О. Звездная дорога;

Адамов А. Час ночи . На свободное место;

Азольский А. Гейнц Гудериан, Николай Гребенкин и другие. Женитьба по-балтийски. Облдрамтеатр;

Айги Г. Тетрадь Вероники;

Аксенов В. Новый сладостный стиль;

Алексиевич С. Чернобыльская молитва;

Алешин С. Вашингтонский рейс;

Ананьев А. Призвание Рюриковичей, или Тысячелетняя загадка России;

Арабов Ю. Апокриф. Наедине с тобою, брат;

Арбатова М. Взятие Бастилии;

Ахмадулина Б. Созерцание стеклянного шарика;

Ахманов М. Пятая Скрижаль Кинара;

Ашкенази С. Григорий Евсеевич;

Бабкин Б. Завещание на жизнь и на смерть. Когда закон бессилен. От сумы, тюрьмы, войны не зарекайся;

Бакланов Г . Подводя итоги;

Барабашов В. Господа бандиты . Крестная мать;

Басинский П . Московский пленник;

Безуглов А. Мафия . Ошибка в объекте . Следователь по особо важным делам;

Белоусова Я. Питерский маньяк . Маньяк приходит в полночь . Расплата маньяка;

Белянин А . Меч без Имени;

Бессонов А. Ветер и сталь;

Битов А . Азарт, или Неизбежность ненаписанного;

Бородыня А. Зона поражения. Сияющий вакуум;

Брагинский Э. Игра втроем;

Брайдер Ю., Чадович Н. Миры под лезвием секиры;

Буйда Ю. Борис и Глеб;

Булычев К. Усни, красавица;

Буркин Ю., Фадеев К. Осколки неба, или Подлинная история “Битлз”;

Бутырский Ф . Подземная война Лютого;

Бушков А. Капкан для бешеной;

Валентинов А. Нарушители равновесия . Если смерть проснется. Преступившие . Вызов . Когорта . Орфей и Ника;

Ваншенкин К. Ночлег;

Варламов А. Дом в деревне. Затонувший ковчег;

Васильев В. Враг неведом . Абордаж в киберспейсе;

Веллер М. Самовар;

Влодавец Л. Адская рулетка. Большой шухер. Выход на бис. Душегубы;

Вознесенский А. Casino "Россия";

Войскунский Е. Химера;

Войскунский Е., Лукодьянов И. Незаконная планета;

Волков А. Пришелец;

Волошин Ю . Братва . Братва-2 . Братва снова в деле;

Высоцкий С. Белая дурь . По чуждому сценарию;

Галин А. Сирена и Виктория;

Гаткевич Э . Деревянный меч;

Голицын М. Время побежденных;

Голованивская М. Противоречие по сути;

Головачев В . Излом Зла. Истребитель Закона;

Горин Г. Королевские игры;

Горишняя Ю. Слепой боец;

Гостева А. Дочь самурая;

Гранин Д. Страх;

Гребнев А. Автостоянка;

Гремина Е. Сон на конец саету;

Григорьева О. Берсерк;

Гром И. Беспощадный . Главный приз - смерть . Тайное оружие;

Громов А. Властелин пустоты. Менуэты Святого Витта;

Гуданец Н. Полигон;

Гуревич Г. Судебное дело;

Давыдов А. Власть Молнии;

Дашкова П. Кровь нерожденных;

Дворецкая А. Стоячие камни . Оружие скальда;

Дворник А. Отруби по локоть;

Демидов Г. Два рассказа;

Деревянко И . Беспредельщина. Разборка;

Джин Н. Иосиф Сталин. Учитель;

Дивов О. Стальное сердце . Братья по разуму . Мастер Собак;

Добродеев Д. Путешествие в Тунис;

Доценко В. Награда Бешеного . Любовь Бешеного . Приговор Бешеного;

Другаль С. Язычники;

Дударев А. В сумерках;

Дудко Д. Воины Солнца и Грома;

Дышев А. Дочь волка. Закон волка. Крик волка;

Дяченко М., Дяченко С. Ведьмин век. Преемник. Привратник. Скрут. Шрам;

Екимов Б. Наш старый дом;

Емец Д. Тайна “Звездного странника” . Сердце пирата;

Ермаков О. Транссибирская пастораль;

Ефимов И . Зрелища;

Жаров А. Формула жизни;

Жилкин М. Возраст Дон Жуана, или Триумф доктора Фрейда;

Залыгин С. Ирунчик. Уроки правнука Вовки;

Зантария Д. Золотое Колесо;

Звягинцев А. Дезертир;

Звягинцев В . Вихри Валгаллы;

Зорин Л. Авансцена. Тень слова. Послевкусие (Варшавская мелодия - 97);

Зорич А. Знак разрушения. Семя ветра;

Зубчанинов В. Повесть о прожитом;

Ибрагимбеков Р . Наш человек в Америке;

Измайлов А. Покровитель;

Иоселиани О. Разбойники, Глава VII;

Исаева Е. Вечная радость;

Искандер Ф. Думающий о России и американец;

Искренко Н. Интерпретация момента;

Казанцев А. Спустя тысячелетие;

Калугин А. Резервация. Да здравствует резервация!;

Канович Г. Парк забытых евреев;

Кенжеев Б. Сочинитель звезд;

Кибиров Т. Парафразис;

Кивинов А. Мент Обреченный;

Клех И. Крокодилы не видят снов;

Коляда Н. Куриная слепота;

Копылова П. Летописи Святых земель;

Корабельщиков О. Башня птиц;

Корецкий Д. Оперативный псевдоним. Основная операция. Ментовская работа. Привести в исполнение . Смягчающие обстоятельства . Принцип каратэ. Свой круг . Антикиллер-2;

Костин А. Убийственный аргумент ;

Коуль Дж . Атланта. Воин;

Кублицкая И . Карми;

Кудрявцев Л. Дорога мага;

Кудрявцев П. Клятва крысиного короля;

Кунины Е. и И. Октаэдр;

Кураев М. Золотуха по прозвищу Одышка;

Кучкина О. А. Я.;

Лазарев Л. Записки пожилого человека;

Легостаев А. Замок Пятнистой Розы. Любовь прекраснее меча . Любовь опаснее меча . Любовь сильнее меча;

Леонов Н. Бесплатных пирожных не бывает. Деньги или закон. Мент поганый . Защита Гурова;

Липкин С. Посох;

Личутин В. Раскол . Кн. 3-я. Вознесение;

Лобозеров С. "...Его алмазы и изумруды";

Логинов С. Колодезь;

Лукин Е., Лукина Л. Разбойничья злая луна;

Лукьяненко С. Звезды - холодные игрушки . Лабиринт отражений;

Лукьяненко С., Перумов Н. Не время для драконов;

Майборда И. Вера, Надежда, кровь;

Макаров А. Смертники;

Малягин В . Император в Кремле;

Мандельштам Р. Стихотворения;

Маневич И., Шпаликов Г. Декабристы;

Маринина А. Иллюзия греха . Имя потерпевшего - никто . Мужские игры . Не мешайте палачу . Светлый лик смерти . Смерть ради смерти . Стилист . Я умер вчера;

Мартынчик С., Степин И. Вершитель. Наваждение;

Мелихов А. Высокая болезнь. Роман с простатитом;

Мзареулов К. Звездный лабиринт;

Миллер Л . Стихи и о стихах;

Миронов Г. Анаконда. По своим не стрелять. Скорпионы;

Михайлов О. Забытый император;

Мишарин А. "Красный смех";

Мишурина М. Нижинский;

Мордюкова Н. Записки актрисы;

Мориц Ю. Вчера я пела в переходе;

Морозов А. Чужие письма;

Муренко И. Шутки в глухомани;

Найман А. Б.Б. и др. Великая душа. Славный конец бесславных поколений;

Незнанский Ф. Бархатный губернатор. Выбор оружия . Девочка для шпиона . Игра по-крупному . Первая версия . Секретная сотрудница;

Нечипоренко В. Агент чужой планеты;

Никитин Ю. Святой Грааль . Стоунхендж. Трое в Долине;

Новиков Д . Караоке;

Окуджава Б. Автобиографические анекдоты;

Олди Г. Л. Гроза в Безначалье. Дайте им умереть;

Охлобыстин И. Кризис среднего возраста;

Павлов О. Дело Матюшина;

Параджанов Г. Все ушли;

Перов Ю. Орден хитрецов;

Перумов Н., Каминская П. Похитители душ. Один на один;

Поволоцкая И. Разновразие;

Подобранный Пригов ;

Полякова Т. Тонкая штучка;

Полянская И. Прохождение тени;

Поплавский Б . Покушение с негодными средствами;

Попов В. Грибники ходят с ножами;

Прашкевич Г. Бык;

Пригов Д. Написанное с 1975 по 1989;

Приходько О. Жестокий вариант;

Пришвин М. Дневник 1938 года. "Москва есть нечто устойчивое...";

Пронин В. Банда-4. Банда-5. Дурные приметы. Будет немножко больно;

Романова Г. Странствия Властимира. Обрежен Перуна . Чара сила;

Рощин М. Блок 1995 - 1996;

Рубальская Л . Прекрасная дама;

Рубинштейн Л. Регулярное письмо;

Рыбаков А. Роман-воспоминание;

Рыбаков В. Трудно стать Богом;

Рябоконь В. Задержавшаяся земля;

Рясный И. Бандюки. Проказы желтого харта;

Садур Н. Немец;

Сарнов Б. Перестаньте удивляться!;

Свержин В. Закон Единорога;

Семенов Г. Поэзия возвращения;

Семенова М. Те же и Скунс;

Сенявская Е. Звездный Скиталец;

Сербин И. Передряга;

Сергеев А. О Бродском;

Симонова М. Воины Тьмы . Знак Избранника;

Скаландис А. Заговор Посвященных;

Слаповский А. Анкета. Тайнопись открытым текстом;

Словин Л . Астраханский вокзал . Бронированные жилеты . Когда в нас стреляют;

Соболев С . Мясорубка;

Солженицын А. Из "Литературной коллекции". Крохотки;

Солнцев Р. Иностранцы;

Соломатов А. Цицерон и боги Зеленой планеты . Рыцарь сновидений;

Солоухин В. Чаша;

Сорокин В., Зельдович А. Москва;

Стальнов И. Последний госпитальер;

Сто поэтесс серебряного века;

Сулейменов Т . Ожидание моря;

Сухинов С. Тени на Меркурии;

Таранов С. Атака Меченого;

Триумф непостоянства;

Тырин М. Тень Покровителя;

Уткин А. Свадьба за Бугом;

Файбисович С. Дядя Адик / Uncle Dick;

Фрай М. Волонтеры вечности. Темная сторона;

Хаецкая Е. Вавилонские хроники;

Хазанов Б. После нас потоп;

Чешко Ф. На берегах тумана;

Чирков В. Замок на стыке миров;

Шварц Е. Западно-восточный ветер;

Шенталинский В . Марина, Ариадна, Сергей. Мастер глазами ГПУ;

Шмелев Н. Curriculum vitae;

Шпаликов Г. Причал;

Штерн Б. Эфиоп;

Щеголев А. Свободный охотник;

Щербаков Д. Стерва;

Щербакова Г. Митина любовь;

Эдлис Ю. Бульварный роман;

Юркин А. Пророк;

Юрский С. Жест;

Яницкий В. Монастырские этюды. Пришедшие найти.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № ФС 77–20215 от 13 декабря 2004 года.
При использовании материалов прямая ссылка на сайт rsl.ru обязательна.
Министерство науки и высшего образования РФ, Министерство просвещения РФ в сети «Интернет»
© 1999—2024 Российская государственная библиотека
Официальный сайт Российской государственной библиотеки
Во время посещения данного сайта на Ваш компьютер, телефон или иное устройство могут быть временно загружены файлы Cookie — небольшие фрагменты данных, обеспечивающие более эффективную работу сайта. Продолжая использование данного сайта, вы соглашаетесь с приёмом файлов cookie.
Подтверждаю ознакомление и согласие
Пройдите регистрацию, чтобы заказывать книги РГБ из дома и сократить ожидание!
Зарегистрироваться